Башня Крови

Да, он силён, да, он создан Предками, мощь которых невообразима. И что с того? Один из них уже мёртв тысячу лет, остальные двое ушли тысячу лет назад. После смерти Ребела даже равновесие крови всех идаров оказалось нарушено, хотя в нас его ихора было в лучшем случае одна двенадцатая часть.

И то все идары тогда утратили целостность пути. Камень, в котором силы Ребела когда-то была целая треть, просто не мог сохранить всей своей силы.

На миг мелькнуло воспоминание о тайной пещере, мнимой стене, на которую смерть Ребела никак не повлияла, но я тут же загнал эти воспоминания куда подальше.

Я не сдохну. Не тогда, когда на кону не только моя жизнь, но и жизнь моей семьи.

Предок Амания уже дважды помогала мне, теперь пора выкручиваться самому.

Почему я могу сдохнуть? Потому что лишусь полностью жара души и холод камня достигнет сердца и остановит его.

Значит, нужно бороться за последние крохи. Хватит камню высасывать его из меня, довольно. Не могу сгустить ихор, значит, нужно бороться другим способом.

Я и правда вцепился в последние остатки жара души, сделал ровно наоборот, чем при сгущении ихора — стянул их в самый плотный и маленький шарик, который только смог.

Если верить ощущениям, вышло что-то больше похожее на крохотную слезу Амании размером или крупное семечко яблони.

Я поместил его в центр сердца и теперь словно пытался отогревать этим шариком поток крови, который проходил через него.

А лёд всё продолжал и продолжал наступать на меня.

И чем ближе он был к жару души, тем сложней мне было бороться за его остатки.

То и дело крохотные клочки жара души, похожие на искорки, отрывались от моего семечка и бесследно исчезали в подступающем холоде, всё уменьшая и уменьшая мои последние крохи жара души.

Трудно ощутить бег времени, замерзая и не имея возможности даже шевельнуться.

Но глаза, которые я так и не мог закрыть, глаза, словно покрытые слоем льда, всё равно видели и подсказывали мне, что капли крови на полу передо мной только начали подсыхать и темнеть, а значит, прошёл всего-то час. Ещё даже не погасили свет в моей каморке.

Надеяться на то, что остатков жара души хватит до утра?

Глупо.

И что с того? Что с того, чтоб всех этих учителей Академии к себе Ребел забрал!

Ещё Итий из Дома Матон рассказывал мне в благодарность за вино, что ихор и жар души очень сложно отделить друг от друга, что они не могут существовать друг без друга.

Ирал рассказал мне, как нужно сгущать ихор в крови. Вливать в него жар души, чтобы ихор становился гуще.

Раз можно сгущать, значит, можно и разжижать.

Ихор в крови я уже сумел увидеть. Осталось только забрать из него жар души.

Я напрягся, снова обратился к сердцу и потоку крови в нём, попытался снова увидеть капли ихора.

На миг испугался, когда не увидел их.

Неужели камень вытягивает их вместе с жаром души?

Нет. Бред. Иначе не было бы никакого смысла помещать сюда птенцов. Мы бы становились только слабей от подобного.

Старайся лучше Лиал, старайся!

Ещё одно усилие и я, наконец, увидел их, капли ихора.

Снова разные. Остывшие внутри и покрытые пеплом снаружи.

Хвататься бы за любой, пытаясь сделать то, чему меня не учили, но я замер, решая, какой ихор правильней разжижить.

Раз я вырвал тем, который словно покрыт пеплом, то буду считать, что это тот ихор, что слабей. Ихор, полученный из крови королевского рода Умбрадо.

Я впился взглядом в одну из таких капель, буквально зацепился за неё, неотрывно следуя за ней по току крови, и пытаясь то разрушить, то просто вытянуть из неё жар души.

Спустя половину часа я уже начал сыпать проклятьями. Эта капля и не думала отдавать то, что держала в себе. Да плевать мне, что чем меньше ихора в крови, тем слабей идар и тем меньше у него даров. Уж мне-то, сейчас, на краю смерти переживать бы об этих дарах.

Отдай жар души, проклятый ихор, мертвецу нет толка от тебя!

Но что толку проклинать и ругать бездушную вещь? С тем же успехом я мог молить облицовочный камень своей камеры, чтобы он пощадил меня, носителя крови Оскуридо и ихора Ребела, чтобы он не вытягивал из меня жар души.

Послушал бы он меня?

То-то и оно.

Сердце уже билось еле-еле, с трудом толкая густую и холодную кровь.

В отчаянье я вцепился в другую каплю ихора, ту, что была холодной внутри.

Разрушайся! Отдай жар души!

Тщетно.

Если бы я мог сейчас управлять своим телом, то скрежет моих зубов услышали бы даже на первом этаже башне.

Не дождётесь.

Я не могу просто вот так сдохнуть тут. Я нужен живой своей семье, я хочу снова увидеть матушку и отца. Я обещал Предку Амании найти её и убить. Да даже эти проклятые тени, которые столько попили моего жара души и те, трясутся от страха, что я умру и они снова канут в небытие.

И что, сейчас всё закончится? Как бы не так. Я могу сдохнуть в сражении, повстречав сильного врага, но умереть только потому, что меня запихнули в камеру, которую выстроили придурки в Академии?

Не хочу так глупо.

Вновь вцепился в подёрнутую пеплом каплю ихора.

Если бы у меня здесь, в воображении были пальцы, то я бы сейчас вбил их в тонкие трещины капли, в чёрную сетку пепла и изо всех сил потянул в стороны.

Раскалывайся!

И трещина дрогнула, поползла по остывшей поверхности ихора, змеясь и ширясь, выпуская из сердцевины ихора поток жара души.

Сердце тут же застучало бодрей, я даже сумел вдохнуть едва ли не полной грудью.

И в этот миг в камере погас свет.

Полночь.

Теперь я знал, сколько точно мне нужно продержаться.

Капли хватило на два часа. К их концу она окончательно остыла, потемнела, разломилась на две части, а затем и вовсе бесследно растворилась в потоке крови.

И всё же время шло, а я всё ещё был жив, продолжал дышать, а сердце билось в груди.

Я же, выждав время и снова чувствуя, как замедляется сердце, взялся за вторую.

Её я расколол сходу.

Чтобы дождаться утра, мне понадобилось их четыре.