Башня Ласточки

– Мы не брезгуем, – прервал Геральт, грозным взглядом удерживая Ангулему, которая за спиной барона выделывала согнутой в локте рукой всяческие паскудные и обидные жесты. – Мы далеки от того, чтобы брезговать. Мы не преминем поклониться княгине и воздать ей соответствующие почести. Однако вначале докончим то, что докончить обязаны. Мы тоже дали слово, можно даже сказать, тоже заключили кое с кем компактаты. Как только мы с ними разделаемся, незамедлительно направимся в замок Боклер. Прибудем туда тотчас и в обязательном порядке.

– Хотя бы только ради того, – добавил он многозначительно и с нажимом, – чтобы присмотреть, дабы никакой вред и неуважение не были нанесены там нашему другу Лютику. То бишь, тьфу ты, Юлиану. Виконту, значит.

– Слово чести! – рассмеялся вдруг барон. – Никакого вреда или неуважения не будет проявлено виконту Юлиану, готов поклясться! О, кстати, совсем забыл сказать, виконт: князь-то Раймунд скончался два года назад от апоплексического удара. Увы нам!

– Хо-хо! – воскликнул Лютик, бурно расцветая. – Князек-то чебурахнулся, стало быть! Вот так шикарная и радостная новость… То есть, я хотел сказать, какая жалость и печаль, какое несчастье и утрата… Пусть ему земля будет прахом, в смысле – пухом… Однако, если все обстоит именно так, то едемте в Боклер поскорее, господа рыцари! Геральт, Мильва, Ангулема – до встречи в замке!

Они перешли вброд ручей, загнали лошадей в лес, меж раскидистых дубов, в доходящие до стремян папоротники. Мильва запросто нашла след убегающей шайки. Поехали с максимально возможной скоростью. Геральт опасался за друидов. Боялся, что остатки недобитой банды, почувствовав себя в безопасности, решат отыграться на друидах за разгром, учиненный им странствующим рыцарем из Туссента.

– Ну, лафа Лютику, – неожиданно сказала Ангулема. – Когда нас соловьи окружили в халупе, он признался мне, чего боится в Туссенте. Повезло поэту.

– Я догадывался, – отозвался ведьмак. – Только не думал, что он так высоко нацелился. Госпожа княгиня, ничего себе!

– Это было несколько лет назад, а князь Раймунд, тот, что чебурахнулся, вроде бы поклялся вырвать у поэта сердце, запечь его и подать неверной благоверной княгине на ужин. И заставить съесть. Подфартило нашему цветику, что не попал он князю в лапы, когда тот еще в силе был. Нам тоже повезло…

– Это еще бабка надвое сказала.

– Лютик утверждает, что княгиня Анарьетта влюблена в него до умопомрачения.

– Обычное Лютиково бахвальство.

– Заткнитесь, – буркнула Мильва, натягивая поводья и взявшись за лук.

Перебегая от дуба к дубу, в их сторону мчался разбойник, без шапки, без оружия. Ничего не видя и не замечая вокруг, он бежал и падал, вставал, снова бежал и снова падал. И при этом орал. Тонко, пронзительно, жутко.

– В чем дело? Что такое? – удивилась Ангулема.

Мильва молча натянула лук. Но стрелять не стала, ждала, пока бандит приблизится, а тот бежал прямо на них, словно их не видя. Пробежал между конями ведьмака и Ангулемы. Они видели его лицо, белое как сметана и искривленное ужасом, видели выпученные глаза.

– Какого черта? – повторила Ангулема.

Мильва отряхнулась от оцепенения, повернулась в седле и послала стрелу беглецу в крестец. Разбойник зарычал и рухнул в папоротники.

Земля содрогнулась. С ближнего дуба посыпались желуди.

– Интересно, – сказала Ангулема, – от чего он так драпал…

Земля задрожала снова. Зашелестели кусты, затрещали ветви.

– Да что ж это такое-то? – чуть не простонала Мильва. поднимаясь на стременах. – Что, говорю, такое, ведьмак?

Геральт поднял глаза, увидел и громко вздохнул. Ангулема тоже увидела. И побледнела.

– А, курва…

Конь Мильвы тоже увидел, панически заржал, поднялся на дыбы, а потом поддал крупом. Лучница вылетела из седла и тяжело повалилась на землю. Конь помчался в лес. Кобыла ведьмака, не раздумывая, бросилась за ним следом, неудачно выбрав дорогу под низко свисающей веткой дуба. Ветка смела ведьмака с седла. От удара и боли в колене он едва не потерял сознание.

Ангулеме дольше других удавалось удерживать разбушевавшегося коня, но в конце концов и она оказалась на земле, а конь сбежал, чуть не растоптав поднимающуюся с земли Мильву.

И тогда они четко увидели то, что на них надвигалось. И совершенно, то есть абсолютно, перестали удивляться панике животных.

Существо напоминало гигантское дерево, раскидистый вековой дуб, а может, оно и было дубом. Но очень уж дубом нетипичным. Вместо того чтобы позволять бегать по себе белочкам и гадить на себя коноплянкам, этот дуб резво вышагивал по лесу, мерно топал толстенными корнями и размахивал ветвями. Толстый ствол – или туловище? – чудища на глаз был саженей двух в диаметре, а зияющее в нем дупло было, пожалуй, не дуплом, а пастью, потому что чавкало со звуком, напоминающим хлопанье тяжелых дверей.

Хоть под его гигантским весом земля дрожала так, что было трудно удержать равновесие, существо мчалось по выбоинам и колдобинам удивительно ловко. И делало это не без цели.

На их глазах оно замахало ветками, свистнуло веточками и выловило из ямы спрятавшегося бандита так же ловко, как аист вылавливает из травы притаившуюся там лягушку. Оплетенный ветвями мерзавец повис в кроне, воя так пронзительно, что аж зубы ныли. Геральт увидел, что в кроне чудовища уже висят три таким же образом схваченных разбойника. И один нильфгаардец.

– Бегите… – прошептал он, тщетно пытаясь встать. Ощущение было такое, будто в колено кто-то ритмично вколачивал раскаленный добела гвоздь. – Мильва, Ангулема… Бегите…

– Мы тебя не оставим!

Дубочуд услышал, радостно притопнул корнями и направился в их сторону. Ангулема, напрасно пытаясь поднять Геральта, выругалась особо цветисто и мерзопакостно. Мильва дрожащими руками пробовала поставить стрелу на тетиву. Это было бессмысленно и глупо.

– Бегите!

Поздно. Дубочуд был уже рядом. Парализованные ужасом, они теперь отчетливо видели его добычу – четырех разбойников, висящих в оплетающих их ветках. Двое были явно живы, потому что издавали хриплые стоны и дрыгали ногами. Третий, кажется, потерявший сознание, висел безвольно. Чудовище явно старалось хватать их живыми. Но с четвертым пойманным ему не повезло, вероятно, по невнимательности оно слишком сильно его сдавило, что было видно по вытаращенным глазам жертвы и языку, вывалившемуся далеко, аж на испачканный кровью и рвотой подбородок.

В следующую секунду они тоже висели в воздухе, оплетенные ветками, и все трое орали во весь голос.

– Вылавливай, – услышали они снизу, со стороны корней, – Деревушко, вылавливай.

За дубочудом, легонько подгоняя его прутиком, бежала молодая друидка в белой одежке и веночке из цветов.

– Не обижай их, Деревушко, не стискивай. Нежненько. Вылавливай…

– Мы не бандиты… – простонал сверху Геральт, едва выжимая голос из стиснутой ветками груди. – Вели ему нас отпустить. Мы ни в чем не виноваты…