Башня преступления

Вся троица пришла в движение. Лейтенант занялся трупом. Котри закладывал нишу. Ландерно подгонял деревянную обшивку. В мгновение ока все было убрано.

Затем они вымыли пол и собрали инструменты.

Уже через полчаса трое злоумышленников покинули дом Буавена.

Котри и Ландерно зашли в кабаре. Куатье пошел по набережной Орфевр к мосту Пон-Неф. Его нельзя было узнать: он сгорбился, захромал и скрючил руку, будто она была разбита параличем.

Не дойдя чуть-чуть до угла улицы Арле-дю-Пале, он остановился, осмотрелся, проверил, не следят ли за ним, и только после этого постучал в единственную выходившую на набережную дверь.

Это была входная дверь того самого трехэтажного дома, который мы с вами уже наблюдали из окна комнатушки Поля Лабра, того самого дома, на балконе которого мы видели красный шарф, и за окном второго этажа которого мы наблюдали грациозный силуэт юной дамы, ожидавшей кого-то.

Наступила ночь, один за одним пустели кабинеты в заведении папаши Буавена. Да и на первом этаже клиентов становилось все меньше.

Минут через десять после ухода Куатье и его компаньонов, в глубокой тишине, воцарившейся теперь на винтовой лестнице, послышался шум быстрых шагов.

Двое мужчин бегом поднимались по ступенькам. Тот, что бежал впереди, держал в руках маленькую лампу.

– Ты уверен, что это был Куатье, Пистолет? – спросил он, тяжело переводя дыхание.

– Вполне, – ответил другой. Его дыхание было совершенно ровным.

Любой парижский оборванец может, не вспотев и не переводя дыхание, пулей вбежать на самый верх Нотр-Дам.

– А что ты делал на этой площадке? – спросил тот, кто был постарше.

– Я охотился, месье Бадуа. Нужно и поработать иногда, – ответил Клампен.

– Жалкий тип! – буркнул себе под нос месье Бадуа, что было ему несвойственно. – Тебя уже не переделать.

– Охотясь, – не сдавался Пистолет, – я собираю для вас интереснейшие сведения, а вы еще сердитесь! Я уйду от вас, месье Бадуа.

Инспектор пожал плечами.

– Там точно было написано «Готрон»? – спросил Бадуа.

– Конечно, – в голосе Клампена звучала уверенность.

– И ты не мог меня предупредить? – не на шутку рассердился инспектор.

– Вообще-то я решил остепениться, – спокойно ответил Пистолет. – Но как же жить без развлечений, правда? Меня поджидала моя красотка из Бобино. Да вы знаете ее, Меш, страсть в ней так и кипит. Я не мог заставить ее ждать!

– Потеряно четыре часа! – сердито сказал Бадуа. – Лейтенант работает быстро. Кто знает, что могло произойти?..

Клампен по кличке Пистолет ничего не ответил. Он насвистывал запомнившийся ему мотивчик из водевиля, который давали в тот вечер.

Дойдя до знакомой нам лестничной площадки, месье Бадуа сразу подошел к двери № 9 и посветил своей маленькой лампой.

На двери еще оставались влажные разводы. Кто-то совсем недавно ее вымыл. Следы желтого мела остались, но буквы разобрать уже было невозможно.

– Дело сделано! – громко и с большим сожалением сказал месье Бадуа.

Пистолет, засунув руки по локоть в свои бездонные карманы, посоветовал:

– Надо осмотреть все по свежим следам.

Он приложил ухо к дверной щели:

– Похоже, что птицы улетели из гнезда.

Бадуа схватил его за шиворот и сильно потряс:

– Бездельник! Из-за тебя, может быть, убили человека сегодня вечером.

Пистолет высвободился без особого труда и встал в позу боксера.

– Словесные оскорбления я еще допускаю, – с достоинством сказал он. – Но я не потерплю, чтобы меня оскорбляли физически, такой уж у меня характер, месье Бадуа. Это так же верно, как то, что солнце нам светит не здесь, а в яркий полдень на площади Согласия. И если вы посмеете повторить вашу недостойную выходку, мне ничего другого не останется, как с чувством огромной нежности и глубочайшего уважения двинуть вас ногой в одно весьма чувствительное место.

Инспектор повернулся, подошел к центральной двери и постучал:

– Поль Лабр! Месье Поль Лабр! – позвал он.

Мы знаем, что ответить ему никто не мог. Инспектор подождал немного и шепнул с досадой:

– Жаль, хорошо бы быть сейчас вдвоем.

– Так в чем же дело, мы же вдвоем, – сказал Пистолет. – Я не боюсь встречи с Лейтенантом, хоть он и силен, как буйвол. И если надо, уверяю вас, мы честные парижане умеем не только танцевать, но и достойно постоять за себя.

Месье Бадуа приподнял свою лампу и взглянул на него.

– Будь по-твоему, Клампен! – согласился он. – Похоже, что сегодня вечером ты и впрямь настроен по-боевому… Говорят, что когда дело доходит до революций, такие, как ты, творят чудеса. А теперь нам необходимо войти туда.

– Открыть дверь, без проблем! – не задумываясь, гаркнул Пистолет.

– Помолчи!.. У тебя же нет инструмента, ты же честный парень… – не очень искренне возмутился инспектор.

– Все будет, как в аптеке, комар носа не подточит, – перебил охотник на котов. – Отмычка найдется. Сейчас.

И он достал из-под своей блузы маленький крючок мусорщика, тот самый, которым он так ловко расправлялся с котами.

Клампен вставил крючок в замочную скважину двери №9.

Раздался тихий щелчок и дверь, скрипнув, отворилась.

На всякий случай Пистолет отскочил в сторону и притаился за дверью.

Месье Бадуа тоже отступил назад, рука его скользнула за отворот сюртука.

Они выждали минуту.

– Если он там, то, видно, хочет сохранить свое преимущество, – сказал Пистолет. – Ну что, заходим?

– Ты не струсил, малыш? – тихо спросил Бадуа. – Пропусти, я сам пойду. Это не твоя забота, я исполняю свой профессиональный долг.

И как-то нерешительно, без той отчаянности, что придает солдату смелости на поле брани, полицейский покинул свое укрытие. Переступив через порог, он осветил комнату. Пистолет, шедший за ним, воскликнул:

– Переехали! Жильцы переехали!

Бадуа огорченно вздохнул, сердце сжалось у него в груди, потом отчаянно заколотилось, и он прошептал:

– Здесь было совершено убийство, попахивает мертвецом!

– Похоже на то, – подтвердил Пистолет, на бледном лице которого появилось выражение настороженности. – Попахивает.

Он присел на корточки как раз в том месте, где рухнул Жан Лабр, и попросил:

– Ну-ка, посветите здесь!

Лампа осветила пол. Вероятно, кто-то только что его вымыл. Но красноватый след, проступавший зигзагом на стыках напольных досок, сразу же привлек внимание инспектора и парижского оборванца.

– Что же они сделали с телом? – размышлял вслух месье Бадуа.

– Здесь стучали киркой… – прошептал Пистолет.