Башня шутов

– О «схизме Барселонской», – уточнил Бонавентура, успокаивая всхлипывающего Исайю. – А из этого следует, что речь идет об Идзиго Муньозе, очередном после де Луны, схизматике, именуемом Клементием VIII. Здесь нет никакого предсказания о Мартине V.

– Ах, серьезно? – преувеличенно искренне удивился Шарлей. – Надо же! Какое облегчение.

– Если учитывать только римских пап, – резюмировал Фома Альфа, – то дальше у Малахии идет «Небесная волчица».

– Так и знал, что в конце концов до этого дойдет. Curia romana [435] всегда славилась волчьими законами и обычаями, но чтобы, смилостивься над нами Господь, волчица уселась на Престоле Петровом?

435

Римская курия (лат.).

– И к тому же самка, – съехидничал Шарлей. – Опять? Мало было одной Иоанны? А ведь говорили, что там будут тщательно проверять, у всех ли кандидатов есть яйца.

– Отказались от проверок, – подмигнул ему Горн. – Слишком многих приходилось отсеивать.

– Неуместные шуточки, – нахмурился Фома Альфа, – к тому же еретичеством попахивают…

– Постоянно, – угрюмо добавил Инститор, – кощунствуете. Как с той вашей крысой.

– Довольно, довольно, – жестом успокоил его Коппирниг. – Вернемся к Малахии. Так кто будет очередным папой?

– Я проверял и знаю, – Фома Альфа гордо осмотрелся, – что принимать во внимание можно лишь одного из кардиналов. Габриеля Кондульмера, бывшего сиенского епископа. А у Сиены в гербе, учтите, волчица. Этого Кондульмера, попомните мои и Малахии слова, изберет конклав после папы Мартина, дай ему Боже как можно более долгий понтификат.

– Что-то не верится, – покрутил головой Горн. – Есть более верные кандидаты, такие, о которых знают, которые делают блестящую карьеру. Альберт Бранда Кастильоне и Джордано Орсини, оба члены коллегии. Или Ян Сервантес, кардинал у Святого Петра в Оковах. Или хотя бы Бартоломео Капри, архиепископ Милана…

– Папский камерлинг [436] Ян Паломар, – добавил Шарлей. – Эгидий Чарлиер, декан в Камбрэ, кардинал Хуан де Торквемада, Ян Стойковиц из Рагузы, наконец. Мне думается, у Кондульмера, о котором, если быть честным, я вообще не слышал, очень малые шансы.

– Малахиево пророчество, – пресек дискуссию Фома Альфа, – непогрешимо.

– Чего нельзя сказать о его интерпретаторах, – возразил Шарлей.

Крыса обнюхивала миску Шарлея. Рейневан с трудом приподнялся, оперся спиной о стену.

436

Кардинал, ответственный за финансы и полицию.

– Эх, господа, господа, – проговорил он, отирая пот со лба и сдерживая кашель. – Сидите в Башне, в темном заточении. Неизвестно, что будет завтра. Может, поволокут нас на муки и смерть? А вы спорите о папе, который взойдет на престол только через шесть лет…

– А откуда вы знаете, – захлебнулся слюной Фома Альфа, – что через шесть?

– Не знаю. Так у меня как-то вырвалось.

В вигилию [437] святого Мартина, десятого ноября, когда Рейневан уже совершенно выздоровел, сочли излечившимися и освободили Исайю и Нормального. Предварительно их несколько раз отводили на исследования. Неизвестно, кто их проводил, но кто бы это ни был, он, видимо, решил, что непрекращающаяся мастурбация и общение исключительно при помощи цитат из книги пророка ничего не доказывают и ничего отрицательного о психическом состоянии не говорят. В конце концов, цитировать книгу Исайи доводилось и папе, да и мастурбация тоже дело вполне человеческое. У Миколая Коппирнига об этой материи было иное мнение…

437

Сочельник.

– Подготавливают территорию, – угрюмо заметил он, – для инквизитора. Убирают психов и ненормальных, чтобы инквизитору не пришлось тратить на них времени. Оставляют одни сливки. То есть нас.

– Мне, – поддакнул Урбан Горн, – тоже так сдается.

К разговору прислушивался Циркулос. И вскоре переселился на другое место. Собрал в охапку солому и прошлепал, настоящий лысый пеликан, к противоположной стене, где в отдалении свил себе новое гнездо. Стена и пол мгновенно покрылись иероглифами и идеограммами. Преимущественно знаками зодиака, пентаграммами и гексаграммами, не было недостатка в спиралях и тетраксисах, повторялись исходные литеры: алеф, мем и шин. И, конечно же, было что-то вроде древа сефирот, а также различные другие символы и знаки.

– Ну-с, что скажете, – указал движением головы Фома Альфа, – касательно этой дьявольщины?

– Инквизитор, – вынес вердикт Бонавентура, – возьмет его первым. Попомните мои слова.

– Сомневаюсь, – заметил Шарлей. – Я думаю, наоборот, его даже выпустят. Если действительно освобождают придурков, то для него лучшего определения не придумаешь.

– Полагаю, – возразил Коппирниг, – тут вы ошибаетесь.

Рейневан был с ним согласен.

В меню абсолютное первенство держала постная селедка, вскоре даже крыса Мартин стала есть ее с явным нежеланием. И Рейневан решился.

Циркулос не обратил на него внимания. Занятый малеванием на стене Печати Соломона, он не заметил, когда тот подошел. Рейневан кашлянул. Раз, потом другой. Громче. Циркулос не повернул головы.

– Не засти мне свет!

Рейневан опустился на корточки. Циркулос накорябал на охватывающем круге симметричную надпись: AMASARAC, ASARADEL, AGLON, VACHEON и STIMULAMATON.

– Чего тебе нужно?

– Я знаю эти сигли и заклинания. Я о них слышал.

– Даааа? – Только теперь Циркулос поднял на него глаза. Немного помолчал. – А я слышал о провокаторах. Отойди, змейство.

Он отвернулся спиной и снова принялся корябать. Рейневан откашлялся, набрал воздуха.

– Clavis Salomonig. [438]

Циркулос замер. Несколько мгновений не шевелился. Потом медленно повернул голову. И шевельнул зобом.

– Speculum salvationis [439] , – ответил он, но в его голосе все еще звучала подозрительность и неуверенность. – Толедо?

– Alma Mater nostra. [440]

438

Ключ Соломона (лат.).

439

Надежда на спасение (лат.).

440

Наша альма матер (лат.).

– Veritas Domini?

– Manet in saeculum. [441]

– Аминь. – Только теперь Циркулос показал в улыбке почерневшие остатки зубов, оглянулся, проверяя, не подслушивает ли кто-нибудь. – Аминь, юный собрат. Которая академия? Краков?

– Прага.

– А я, – Циркулос улыбнулся еще шире, – Болонья. Потом Падуя и Монпелье. В Праге тоже бывал… Знал докторов, мэтров, бакалавров… Мне не упустили возможность об этом напомнить. При аресте. А инквизитор пожелает знать детали… А тебя, юный собрат? О чем будет выспрашивать тебя спешащий к нам защитник веры католической? Кого ты знал в Праге? Попробую угадать: Яна Пшибрама, Яна Кардинала? Петра Пайне? Якубка из Стшибора?

441

«Славьте Господа, ибо он благ» – Псалом 117; 1.

– Я, – Рейневан помнил предупреждение Шарлея, – никого не знал. Я невиновен. Попал сюда случайно. По недоразумению.

– Certes, certes [442] , – махнул рукой Циркулос. – А как же иначе-то? Если постараешься убедить их в своей невиновности, то, даст Бог, выйдешь целым. Шансы у тебя есть. Не то что у меня.

– Да вы что…

– Я знаю, что говорю, – прервал Циркулос. – Я – рецидивист. Haereticus relapsus. [443] Понимаешь? Пыток я не выдержу, сам себя закопаю. Костер гарантирован. Поэтому…

442

Конечно, конечно (лат.).

443

Еретик, вновь впавший в еретическое после того, как ранее отрекся от него.