Башня ярости. Книга 2. Всходы ветра

– Степан... – хрипло выдохнул фронтерец, – сотник дана Тодора.

– Ты наш враг? – в голоске Ванды послышалось возмущение.

– Ни... Я не можу буты ворогом даны. Я ее слуга, ее раб. Як шо дана схочет, я вырву серце з грудей и витдам йий.

Я поняла, что Степан пропал, причем навсегда. Если Ванда пожелает, он бросит все и всех и пойдет за ней, забыв и про Фронтеру, и про Тодора, и про родичей, если таковые у него имеются. Подобная любовь вспыхивает не часто, но если вспыхнет, прошлое в ней сгорит без следа.

– Мне не нужно твое сердце, – улыбнулась королевна.

А из девчонки выйдет толк! Знает, как посмотреть! Я думала, у таянских рыцарей в запасе два года спокойной жизни, я ошиблась. Осенью Ванда соберет первый урожай.

– А що хоче дана? – поэты в один голос утверждают, что любовь делает человека красивее, и ведь не врут! Степан и так был парнем хоть куда, а сейчас и вовсе превратился в сказочного красавца, но моя даненка не повела и бровью.

– Я хочу, чтоб вы нам не мешали, – обнаружила государственный ум принцесса из дома Гардани, – и чтоб вы не пугались с арцийским ублюдком.

Как ни странно, Степан все понял.

– Господари Тодар погнав, як тих псов всих, хто порушив клятву и перекинувся до нового арцийского круля...

– Разве они вернулись?

Каюсь, мне ужасно захотелось подразнить Кэриуна.

– Трохи больше за четыре сотни. З ными нихто й знаться не хоче. Правду казаты, Жись завжды гадом й зрадныком був. Не треба було йому довиряты, у нас, як вин в Арцию пишов, нихто не плакав. Нам до арцийцив дила нема, де они, а де – мы, но Жись своей зрадой розбудыв давне лыхо. Нихто з наших тепер ныколы тому арцийцу допомагаты не буде.

Похоже, Кэриун с Прашинко знали, что делали. Фронтерцы из игры выпали, это радует. Я глянула на розовеющее небо, пора было возвращаться. С одной стороны, не мешало б прихватить сотника с собой, с другой, кто его знает, как поведут себя таянцы при виде старого врага, тем паче, если тот распетушится, а Степан распетушится.

– Как ты оказался здесь? Заблудился?

Если б заблудился! Лупе играла наверняка, она заставила коня, предав и всадника, и самого себя, сойти с тракта и понестись в болото. Фронтерцу повезло, что хозяйка решила вырастить свои цветы здесь, а не на другом конце топей, где его б никто не услышал.

– Возвращайся в Таяну, Степан. Наш друг тебя переведет через болота, и старайся держаться подальше от Тахены, особенно ночами.

– А що скаже даненка? – он не хотел уходить, мучительно не хотел.

– Возвращайся к Тодору, – приказала Ванда без всякой жалости.

– Я не зможу житы без даненки.

Я решила вмешаться.

– Приезжай с миром в Высокий Замок, Таяна и Фронтера в Войне Оленя стояли рядом, пора об этом вспомнить.

– Да, – подхватила королевна, – приезжай, если тебе будет, что сказать.

Кэриун взял под уздцы фыркнувшего коня, красавец-сотник в последний раз взглянул на Ванду. Мне было его жаль, но если фронтерец и впрямь влюблен, то сумеет достучаться до своего Тодора.

– Вы еще встретитесь, – сказала я, когда Степан и Кэриун скрылись из виду, – он пройдет огонь и воду, чтобы увидеть тебя еще раз.

– Пусть проходит, – Ванда пожала плечиками, – мне не жалко.

– Неужели он тебе не понравился? Он ведь красив, да и воин, судя по всему, отменный.

– До дана Шандера ему, как зайцу до коня. Лучше его нет и не будет!

Вот и разгадка. Таянская принцесса влюблена в арцийского короля. Будь девочка на пару лет постарше, она б меня возненавидела, но пока я не стена между ней и сероглазым изгнанником, а мостик. Сандер для нее лучше и Степана, и всех таянских рыцарей. Ванде – четырнадцатый, Александру – тридцать четыре. Когда я поняла, что люблю Рене, мне не было двадцати, а ему исполнилось сорок восемь, так что у моей королевны все не так уж и страшно. Через несколько лет Последний из Королей взглянет на таянку так же, как Уррик на Кризу, если я... Если я окажусь не слабее Романа. Великие Братья! Я должна сделать то, что сделал он, и я сделаю. Только сначала нужно выжить и спасти Тарру. Такие пустяки...

– Ванда, ты знаешь про Герику Годойю и Счастливчика Рене?

– Они любили друг друга и сгинули в Сером море...

– Можно сказать и так... У Рене до их встречи была бурная жизнь, в ней случалось всякое, кроме любви, а дочь Годоя и вовсе думала, что с ней все кончено. Ты видела Эмзара?

– Лебединого Короля? Конечно.

– У него был младший брат, отец Романа Вечного. Они очень похожи, но Астен... Астен Кленовая Ветвь не был странником...

– Откуда ты знаешь?

– Откуда? – переспросила я. А в самом деле – откуда? – В Таяне помнят и знают то, что забыли в Арции, но и в Арции остались песни, неизвестные за Тахеной. Герика Годойа и Астен встретились.

– И полюбили друг друга? – с восторгом переспросила Ванда. Как же у нее все просто.

– Не успели, – я покачала головой. И зачем я ей это рассказываю? Ах да... Я должна подумать о тех, кто останется. – Астена убили.

– Кто его убил и за что?

– Сестра Романа. Астен считал, что эльфы должны сражаться за Тарру, а Эанке (так ее звали) Тарру ненавидела, а людей презирала. Она была очень красива, в ее жилах текла кровь эльфийских владык, ей хотелось власти, поклонения...

– Гражина такая же, – перебила меня Ванда, – она злится, потому что не принцесса и потому что Беатку любят больше, чем ее. Мама говорит, Гражину нужно поскорее выдать замуж.

– Я бы на твоем месте за ней приглядывала.

– Чего ее бояться, она же дура! Ну, спустила собак, так сама же перетрусила.

Ванда Гардани еще не знала, что злые, вернее, злобные дуры – одни из самых опасных, но королевне говорить про Гражину было скучно. Она хотела слушать про Рене и Герику, и я рассказала, что могла. Великие братья, я не забыла ничего! Ни своего прихода в Эланд и последних слез, ни дурацкой размолвки на берегу ныне исчезнувшей реки, ни встречи в лесу после кантисской битвы. Я жила своей любовью, как же вышло, что я, не разлюбив Рене, полюбила Сандера? Пусть по-другому, но полюбила, или у любви бессмертных свои законы – для того чтоб родилось новое, старому умирать не обязательно.

– ...Вот и все, Ванда. В роду Арроев были и другие истории. Внучка Рене, дочь его сына и Белинды Гардани, полюбила Анри Мальвани, хотя он был старше ее на двадцать лет. Они жили долго и счастливо.

– Ликия, – голосок Ванды дрогнул, – зачем ты это говоришь?

– Чтоб ты знала, что нет ничего глупее слов «не может быть», особенно в любви. Скоро начнется война, кто-то погибнет, а кто-то вернется, потеряв что-то или кого-то...

– Ты думаешь, тебя убьют? – странно, почему она так решила, хотя если под смертью понимать вечную разлуку, меня, безусловно, убьют. – Но ты – женщина, а не воин.