Башня Занида (Авт.сборник)
Шрифт:
— Именно так — хотя ни дороги, ни даже тропки малой не наблюдая, не представляю я, как продеремся мы сквозь лес сей угрожающий.
— Ну что ж, можно для начала несколько ходдов пройти по берегу полуострова, прежде чем углубляться на материк.
Сказать это, как оказалось, было куда проще, чем сделать. Берег был довольно каменистым и лишь кое-где перемежался крошечными песчаными пляжиками, которые уже заливал прилив. Лезть сквозь нагромождения камней и скал было делом настолько утомительным, что путники вскоре бросили эту затею и направились в глубь материка.
Здесь условия оказались ничуть
Вокруг со всех сторон стрекотали, попискивали, шуршали и жужжали всякие мелкие ночные твари. Время от времени Барнвельт чувствовал на щеках прикосновения чьих-то крошечных крыльев. То и дело в отдалении от них с треском удирали сквозь кусты невидимые животные покрупнее.
Где-то после часа такой, с позволения сказать, ходьбы Барнвельт уловил журчание воды.
— А вот и ручей, — пропыхтел он вскоре. — Что… что скажешь, если устроим тут привал?
— Я… я только и ждала, когда передохнуть ты предложишь! Так уж устала я, что едва ноги волоку.
— Ты просто молодчина!
Для начала они напились. Потом, все исцарапанные, в синяках и укусах, рухнули на землю под большим деревом. Когда голова Зеи опустилась ему на плечо, Барнвельт собирался что-то сказать. Прежде чем он успел это сделать, оказалось, что она уже крепко спит.
Ближе к утру Барнвельт проснулся, весь затекший, скукоженный, дрожащий от холода. Свежий ветерок шуршал листьями у них над головой. Все три луны уже завалились к западу, так что их косые лучи еще меньше проникали за полог леса. Зея тоже пошевелилась, пролепетав:
— Я замерзла!
— Сейчас я этим займусь, — пообещал Барнвельт. — Пошли отыщем местечко поудобней, и я разведу костер.
— А не углядят ли его сунгарцы?
— Не думаю. Тут ведь полуостров, так что вряд ли им видна эта часть берега. Прошу!
Спустившись вдоль ручейка в кустарник, окаймлявший побережье, он наткнулся на место, где некий трухлявый лесной великан, падая, снес несколько деревьев поменьше, отчего образовалась крошечная полянка. Здесь было уже достаточно света для его привыкших к темноте глаз, чтобы разобрать, где что. Собрав несколько веток, он наломал их на куски, сложил в кучку и вытащил зажигалку.
Зажигалка была очень похожа на земные, только куда более громоздкая и грубая, явно не промышленной выделки. Из-под колесика, которое он крутанул большим пальцем, вылетел сноп искр. Фитиль занялся было, но тут же мигнул и погас.
Барнвельт попытался еще и еще, но пламя так и не появилось.
— Вот черт! — произнес он с чувством. — Либо горючка кончилась, либо зажигалка подмокла, пока мы выгребали с острова. Посмотрим, нельзя ли поджечь щепки одними искрами.
После нескольких попыток он оставил эту затею и убрал зажигалку подальше, после чего сел, подпер подбородок руками
и задумался. Через некоторое время он встал и принялся ощупывать и простукивать упавшие и еще живые деревья поблизости.— Что делаешь ты, благородный господин мой? — поинтересовалась Зея.
— Собираюсь кое-что попробовать, только не знаю, что из этого выйдет. Дай мне, пожалуйста, ремешок от сандалии.
Время шло, а Барнвельт все рубил, строгал и складывал так и эдак какие-то непонятные деревяшки. Наконец ему удалось произвести на свет божий нечто вроде лучковой дрели и весьма грубую доску с ямкой на конце.
— Теперь поищи какую-нибудь гнилушку для трута — только посуше, хорошо?
Через некоторое время он уже водил своим луком взад-вперед, нажимая куском дерева с довольно грубо выдолбленным углублением на продетый в тетиву стержень. Все водил и водил, но ничего не происходило.
— А что… — начала было Зея.
— Волшебство, — проскрипел Барнвельт, — никогда не получится, если в радиусе десяти ходдов от него болтает женщина!
Он продолжал водить луком взад и вперед. Небо на востоке понемногу светлело.
В конце концов, когда с неба одна за другой пропали звезды, дрель начала дымиться. Нижний конец стержня красновато засветился. Барнвельт осторожно подсунул туда трут, потихоньку подул и еще попилил луком. С едва слышным «поп!» над трутом проклюнулся крошечный язычок пламени, завораживающе приплясывая над кучкой лесного мусора.
— Хм. Знаешь первое правило употребления в пищу всякой незнакомой дряни? Съешь сначала немножко и жди, что произойдет.
— Ежели в Сурусканде их едят, должно быть, и впрямь они съедобны.
— Лучше не будем торопиться. Они могут быть другого вида или являться съедобными только в месяцы, начинающиеся на букву «х».
Одну из раковин он расколол рукояткой кинжала, отрезал от сидящего внутри резиноподобного существа кусочек и на заостренной палочке сунул в костер. В конце концов он отправил подрумянившийся, шипящий кусочек в рот.
— Хм, неплохо, если только ты в состоянии разжевать кусок старой автомобильной камеры!
— О каких таких камерах молвишь ты, мой добрый владыка?
— Пардон. Это такая ньямская шутка — непереводимая игра слов.
— А когда же и я заполучу свой кусочек? Ибо ароматы стряпни пробудили во мне аппетит чудовищный.
— Тебе придется ненадолго придержать свой чудовищный аппетит, пока не станет ясно, какой эта штуковина производит эффект. Если я начну кататься по земле, исходить пеной и посинею, на будущее имей в виду, что местный подвид сафка решительно возражает против своего поедания.
— Тогда, дабы быстрей пролетело время, желаю развлечься я рассказами о похожденьях твоих. Поведай мне, к примеру, как удалось разбить тебе войско Ольнеги.
Не имея ни малейшего представления о вооруженных конфликтах между Ньямадзю и Ольнегой, Барнвельт предпочел обойти этот деликатный момент.
— Ой, это слишком долгая и довольно скучная история. Просто одна куча народу по уши в снегу отрывала головы другой куче народа, не в силах додуматься, что вся эта заморочка на потребу лишь личным прихотям предводителей. Лично я считаю свое посещение Новуресифи и путешествие оттуда в Квириб куда более захватывающими.