Башня Занида (Авт.сборник)
Шрифт:
Последние слова явно показывали, что приглашение вызвано не только простой благодарностью. Хассельборг подавил улыбку, запротестовав:
— Я не могу принять такого незаслуженного гостеприимства! В конце концов, я никто, даже не рыцарь, да и ваш дядюшка отнюдь не знает меня со времен Адама, то есть со времен Карара.
— Не знаю, кто такой этот Адам, но вас дядя примет. Хасте бад-Лаббаде встретит спасителя своей племянницы с распростертыми объятиями. В ином случае я бы заставила его пожалеть, что он вообще вылупился на свет.
Виктор не сомневался, что она вполне способна на это.
— Ну… если вы настаиваете…
Фория
Остаток пути прошел без приключений. Караван они не догнали, очевидно, тот развил приличную скорость, спеша убраться подальше от опасных Кодумских гор.
Хершид, как и подобало столице империи, был куда больше и красивее Росида. У ворот путешественников, естественно, остановили часовые, но узнали племянницу верховного жреца прежде, чем та успела сказать хоть пару слов. Стражники вытянулись в струнку, взяв алебарды на караул, и махнули коляске проезжать.
Девушка показывала Хассельборгу город, пока они не остановились перед замком. Ворота украшались различными архитектурными изысками, в которых детектив узнал кришнянские астрологические символы.
Вышел неизбежный привратник.
— Госпожа Фория! — воскликнул он и с криком побежал через двор. Из дверей хлынула целая орава народу и столпилась вокруг коляски. Вся челядь дружно пыталась поцеловать хозяйские ручки.
Затем появился высокий мужчина в длинной голубой мантии, и толпа раздалась, пропуская его. Они с Форией обнялись.
— Дядя, это мой спаситель, доблестный господин Кавир…
Хассельборгу пожали руку (еще один позаимствованный у землян обычай) и на какое-то время забыли о нем в суете встречи. Он лишь старался не потерять нить разговора, так как тараторили все одновременно.
— Что с вами случилось?
— Санду, беги в казармы и скажи командиру не отправлять эскадрон…
— Караван прибыл всего несколько минут назад и привез это горестное известие…
— Что же стряслось с вашей светлостью? У вас такой вид, словно вы попали под копыта диких скакунов!
Сравнение показалось Виктору преувеличенным, хотя тонкий наряд Фории и впрямь выглядел несколько потрепанным вследствие прогулки по Кодумским горам в темноте. Когда же детектива проводили в предоставленные ему покои, он обнаружил, что если кто и нуждался в услугах камердинера, так это он сам. Костюм порван и заляпан грязью, на подбородке пробивается щетина, а от ветки, хлестнувшей его во время лихой скачки, на лице горит полоса. В первую очередь предстояло побриться, иначе вскоре станет очевидным, что борода у него рыжевато-каштановая, а не зеленая, как у кришнян. (Можно, конечно, последовать примеру одного джентльмена, который
…Придумал план простой — Покрасить в зелень баки, А веер брать всегда такой, Чтоб увидал не всякий.Но и в этом случае его борода привлечет внимание необычной пышностью.)
Обо всем вышеперечисленном позаботилась челядь Хасте,
действовавшая с несвойственной здешним жителям сноровкой.Час спустя гость оказался побрит, вымыт и даже надушен чем-то, что ему пришлось стерпеть ради пущей достоверности. Немного вздремнув, он оделся в приготовленный для него чистый костюм и спустился на встречу с хозяином дома.
Внешность Хасте бад-Лаббаде была нетипична для кришнянина. Он утратил большую часть своих волос, а оставшиеся поседели. Черты лица, обтянутого морщинистой пергаментной кожей, выглядели более резкими, чем у большинства представителей его расы. Фактически, он мог бы сойти за землянина, если бы не торчащие над бровями антенны.
Верховный жрец ожидал гостя, держа в руках нечто, напоминающее шейкер.
— Сын мой, — начал Хасте, наливая бокал, — не нахожу слов, чтобы выразить вам свою благодарность. Я ваш вечный должник и прошу об одном: не стесняйтесь обращаться ко мне в любое время за всем, что я могу для вас сделать.
— Спасибо, Ваше Преподобие, — поблагодарил Хассельборг, настороженно глядя на предложенный ему напиток. Однако тот был смешан столь умело, что алкоголя почти не чувствовалось, и Виктор выпил без обычной негативной реакции. Хотя все равно необходимо соблюдать меру и вести счет опрокинутым рюмкам, растягивая их как можно дольше.
Когда появилась Фория, Хасте попросил поведать «об этом необыкновенном подвиге со спасением». После рассказа она спросила у дяди:
— Как ты думаешь, доур возбудит по твоему настоянию дело против Джама?
— Сложно сказать, — натянуто улыбнулся тот, — ты же знаешь, насколько малым влиянием я ныне пользуюсь при дворе.
— Это только потому, что у тебя недостает смелости осадить этого старого акебата! — отрезала племянница. — Я сама могла бы лучше договориться с ним.
— Да, наверное, ведь король благоволит к тебе, смотря на тебя как на дочь.
— Не в благоволении дело! Доур — человек жесткий и умный, добившийся всего в борьбе, и требует от своего окружения равной жесткости и ума. Ты всегда уступаешь ему, и он втаптывает тебя в грязь! Превзойди его — он станет уважать тебя! Эх, будь я мужчиной!..
Хассельборг почувствовал, что в отношениях двух родственников присутствует подавляемое напряжение. Причем слишком сильное, чтоб объяснить его простым несогласием во мнениях о том, как управиться с королем. Вероятно, к этому факту стоило присмотреться.
— Ваше Преподобие, я никогда не бывал в Хершиде и поэтому не знаком с местным положением дел. Не могли бы вы… э… — обратился он к Хасте.
Тот бросил на него острый взгляд и ответил:
— Моя племянница не умеет лицемерить. Даже под угрозой смертного приговора она высказала бы неправедному судье все, что о нем думает.
— А как насчет расхождений между вами и доуром?
— Это долгая история, сын мой. Она уходит глубоко в прошлое и затрагивает первоосновы человеческого бытия. Не знаю, как в вашей стране, но здесь, в Гозаштанде, люди всегда по-разному объясняли ход вещей.
Понимаете, старая вера утверждала, что все зависит от воли богов. Однако с ростом знаний появлялись вопросы, на которые эта вера не могла дать ответов. Почему боги допускают беспорядок в созданном ими мире? Или почему вообще интересуются нами, смертными? Некоторые святотатцы (но этих быстро усмирили) во всеуслышанье утверждали, что богов не существует.