Башня. Новый Ковчег 3

Пашка, его старший двоюродный брат, тоже побаивался бабушки, Серёжа это видел. Потому он точно не решится искать его в её спальне. Ни за что на свете.

Серёжа ещё раз оглянулся и, осторожно ступая, на цыпочках, боясь, что его услышат и обнаружат здесь, прошёл в комнату, окинул взглядом стены, обитые шёлковыми обоями, бледно розовыми с едва заметными на них мелкими цветами, вдохнул сладко-терпкий аромат бабушкиных духов, не удержался — потрогал статуэтку, милую девочку-пастушку, аккуратно приподнимающую тонкими бледными ручками пышные юбки, и дойдя до кровати, улыбнулся самому себе. Серёжа предвкушал, как Пашка долго будет бродить по квартире, безуспешно пытаясь его обнаружить, потому что ни за что не догадается, что он, Серёжа — здесь. В самом сердце этого дома, куда могут входить только избранные. Серёжа снова улыбнулся и, преодолевая робость, мячиком закатился под кровать, чуть не потеряв очки, и приготовился ждать.

Минут через пять ему стало скучно. Откуда-то издалека доносились голоса гостей — бабушка часто собирала своих знакомых, в столовой накрывали большой стол, доставали салфетки — белоснежные, с тонкой затейливой вышивкой, очень красивую дорогую посуду — папа ему говорил, что это называется фарфор. Слово было незнакомое, но какое-то звонкое и загадочное, под стать тонким полупрозрачным тарелкам и чашкам, по краям которых струился золотой узор. В обычные дни обходились посудой попроще, хотя всё равно красивой, как и всё в бабушкином доме. Странно, не несмотря на то, что Серёжа родился и жил здесь, вместе с папой и мамой, никому из них даже в голову не приходило называть эту квартиру своей. Она была бабушки Киры и только её — великолепный, прекрасный и немного опасный волшебный замок. Замок Снежной Королевы.

Послышались шаги. Пашка? Неужели всё-таки решится и зайдёт? Серёжа сжался, притаился, зажмурил близорукие глаза, защищённые толстыми стеклами очков, даже дыхание задержал.

— И всё-таки, Толя, я тебя попрошу не так явно показывать свою неприязнь к сыну Лены, — Серёжа услышал ровный и спокойный голос бабушки и похолодел от страха. — Иногда это становится почти неприлично. Ладно ещё, когда мы в своём тесном кругу, но сегодня я пригласила очень нужных людей. И им совсем не обязательно знать про наши непростые отношения внутри семьи.

— Мне кажется, мама, я не перешёл за рамки вежливости, — Серёжа узнал отца и вжался в пол. Страшно даже представить, что будет, если его обнаружат. Бабушка точно заточит его в одну из многочисленных комнат и заставит собирать слово «вечность», как Снежная Королева заставила это делать того мальчика из мультика, Кая. А как Серёжа соберёт, если он и буквы ещё не все знает и читать толком не умеет.

— Ты на грани, Толя. Зинаида Юрьевна уже начала задавать ненужные вопросы. Тебе следует успокоиться прежде всего. Мне кажется, я учила тебя, что главное — это достоинство и выдержка, семья Ставицких должна быть всегда на высоте, мы не можем себе позволить опускаться до грязных скандалов и служить мишенью для сплетен.

— Ты прекрасно знаешь, мама, что я — не Ставицкий, — раздражённо бросил отец. Серёжа удивился, как это — не Ставицкий. Он же Ставицкий, и сам Серёжа тоже Ставицкий. Почему папа так говорит?

— Ты намного выше, чем Ставицкий. Ты — Андреев! — отчеканила бабушка. — И ты никогда не должен об этом забывать. А сегодня ты похож на недовольного брюзгу. Неужели так сложно потерпеть присутствие Павлика? Тебя никто не заставляет демонстрировать свою любовь к племяннику, просто будь сдержан. Да и Лену это задевает. Ей неприятно…

— Лене неприятно? А она подумала о том, как мне будет неприятно, когда выскакивала замуж за этого убийцу? Каково будет мне, тебе, отцу? Она об этом подумала? Да, да, мама, я знаю, — отец заговорил быстро, как он всегда делал, когда бывал сердит. — Она была мала и ничего не помнит. Но я-то, я помню. Всё помню. Разве такое можно забыть? Ты сама, мама, рассказывала, как долго потом я плакал во сне. Теперь, конечно, я не плачу, но знала бы ты, как часто я просыпаюсь в холодном поту, потому что вижу один и тот же сон. Всё время один и тот же. Как этот выродок Савельев стреляет в отца. Потом в маму. А потом медленно наводит пистолет на меня. И перед моими глазами нет ничего, только дуло пистолета — чёрное, как дыра в преисподнюю.

Серёжа слышал, как подрагивает голос отца. И ничего не понимал. Кто-то стрелял в дедушку Арсения и в бабушку Киру? И потом в папу?

— Толя, я всё это видела сама, собственными глазами. Не стоит мне напоминать. И тем не менее. Тебя же не заставляют терпеть Савельева. Ты прекрасно знаешь — этот дом закрыт для него, да он и сам не слишком рвётся, хоть на это хватает такта и воспитания.

— Зато меня заставляют терпеть его выродка!

— Это сын Лены. И он тоже наполовину Ставицкий. И на четверть Андреев.

— Да нет в нём ничего ни от Ставицких, ни от Андреевых — весь в папашу своего, душегуба, пошёл, что рожа, что глаза… плебей! И как Лена только могла?

— Прекрати. Мы все знаем, как и почему это вышло. И ты тоже сделал достаточно, чтобы эту ситуацию усугубить…

— Потому что она должна была знать, кто такой её муж!

— Довольно! — бабушка чуть повысила голос, и Серёжа ещё больше вжался в пол. — Ты не имел права говорить ей об этом. Всё должно было быть не так. Но теперь уж чего. А сейчас, Анатолий, я прошу тебя об одном — соблюдать приличия и особенно, когда в доме полно людей. Ещё не хватало, чтобы стали обсуждать, что в нашей семье — разлад. Я не позволю, Анатолий. Постарайся просто держать себя в руках. И пойдём к гостям. Не надо, чтобы наше отсутствие бросалось в глаза.

Бабушка и отец вышли. Серёжа немного расслабился, выдохнул. Хотя он ровным счётом ничего не понял. Какие-то пистолеты, наставленные на папу, и причём тут Пашка? Ведь это же о нём шла речь? Бабушка, да и тётя Лена всегда называли его Павликом, но сам Пашка как-то сказал Серёже, что ему не нравится это имя, и попросил называть Пашей. Потому что так Пашу зовёт его отец. Самого Пашкиного отца Серёжа никогда не видел — тётя Лена всегда приходила одна. Пашка говорил ему, что его отец — очень занятой, у него важная работа, он — инженер. Кто такие «инженеры» и чем они занимаются, Серёжа представлял смутно — он даже спросил про это у папы, но тот отмахнулся, пробормотал что-то презрительное, про нижние цеха, кажется.

— Вот ты где! А я знал, что ты сюда пошёл. Ждал просто, когда бабушка с твоим отцом выйдут. Я тебя нашёл. Вылезай.

Пашкино лицо неожиданно оказалось прямо перед лицом Серёжи. От удивления он ойкнул. Завозился, пытаясь вырваться из тесного пространства.

— Давай помогу, — Пашка протянул ему руку и осторожно вытянул его из-под кровати. — А очки твои где?

— Очки? — Серёжа схватился за лицо и только тут понял, что он без очков. Они, видимо, свалились, пока он прятался.

— Под кроватью, наверно, остались. Погоди, я их тебе достану.

Пашка юркнул под кровать, запыхтел. Серёжа стоял рядом, разглядывая Пашкины ноги, торчащие из-под бабушкиной кровати.

В глазах Серёжи его двоюродный брат был совсем взрослым. Ещё бы — старше на три года и уже школьник. Но Пашка никогда не задавался, не задирал нос и не делал вид, что ему с Серёжей скучно. Напротив. С приходом старшего брата Серёжина детская оживала — превращалась то в остров сокровищ, где орудовали ловкие и коварные пираты, то в непроходимые джунгли, то в неприступную крепость, со всех сторон осаждённую врагами.