Башня. Новый Ковчег 6
Шрифт:
Сергей придвинул к себе стул, осторожно сел, привычным жестом стащил с носа очки. Сейчас он даже не хитрил, не создавал видимость, это было то бессознательное действие, за которым стоял не Верховный правитель Сергей Андреев, а маленький Серёжа, которого строго отчитывал папа за изрисованные в детской обои, или старшая горничная за разбитую чашку из семейного сервиза, обещая всё рассказать Кире Алексеевне. Но именно этот жест и успокоил Айгуль — он увидел, как девочка расслабилась, словно обмякла, разжала пальцы рук, опустила ладони на колени, разглаживая подол больничной одежды.
— Вы мне тоже не верите? — спросила она, когда он наконец опять надел очки.
— Нет, что вы. Я верю. Степан Васнецов.
— Приёмный, да, — Айгуль робко улыбнулась. — Поэтому у них и фамилии разные. Стёпа — Васнецов, по маме, а его отца зовут Мельников Олег Станиславович. Вы мне всё-таки не верите? Я же вижу!
В голосе девочки проскользнуло отчаянье — видимо, она по-своему растолковала его мягкую улыбку. Сергей решил немного подыграть ей в этом.
— Просто, возможно, Александр Романович прав, и молодой человек, как это говорят… пудрит мозги. Ведь то, что министра здравоохранения зовут Мельников Олег Станиславович, вовсе ни для кого не секрет.
— Да я его сама видела, как вас сейчас, — щёки Айгуль от возмущения ещё больше порозовели. — Он к Стёпе в больницу приходил. Стёпа же медбратом работает, вместе со мной. А медбрат он, потому что с отцом поругался, но сейчас уже…
Девочка, торопясь, рассказывала Сергею путанную историю взаимоотношений министра со своим сыном, приёмным сыном, а Сергей опять снял очки и принялся их протирать. Теперь он делал это намеренно, потому что видел, что он своими неторопливыми движениями располагает девочку к себе. Она уже перестала нервно оглаживать колени, в продолговатых восточных глазах, похожих на две блестящие маслины, плескалась надежда.
— Да-да, я понял. Просто невероятная история, — Сергей закивал головой, когда она закончила свой рассказ.
— Я бы не стала просить связаться со Стёпой, просто… — она вдруг замолчала, посмотрела на него пристально. — А вы тоже здесь работаете? В этом месте? Или вы… проверяющий?
Девочка, по всей вероятности, была из людей, склонных додумывать — с такими всегда легко, достаточно подтолкнуть их в нужном направлении, словом, жестом, чем-то ещё. Сейчас скорее всего сыграло то, что на Сергее не было белого халата, а скромный тёмно-серый костюм (Сергей предпочитал одеваться недорого и неброско) вкупе с большими очками, за толстыми линзами которых его глаза казались большими и немного детскими, делали его похожим на клерка средней руки.
— Да, проверяющий, — не стал он разубеждать Айгуль и даже для верности улыбнулся, ловя ответное выражение облегчения на испуганном лице.
— Тогда, если вы не знаете, я должна вам сказать. Здесь что-то не так. Сначала мне и другим девушкам, тут есть и другие девушки, сказали, что это обследование в связи с возможной эпидемией. Но это же смешно. При эпидемии должны соблюдаться определённые меры, хотя бы те же маски, а тут ничего… И когда я сказала, что не верю им, потому я — медсестра, я знаю, как должно быть, мне сказали, что это приказ министра. Они врут?
В голосе девушки послышалась надежда. Сергей на мгновенье заколебался.
— Нет, — осторожно сказал он, приняв решение. — Это действительно так. Существует приказ министра здравоохранения. Но детали мне неизвестны.
— Тогда точно надо позвонить Стёпе! Вдруг это какая-то ошибка? Пожалуйста!
Она опять запаниковала.
— Не нервничайте, на надо, — он постарался успокоить её. — Давайте позвоним вашему молодому человеку, только… только вы точно уверены, что его отец ему поможет? Ведь я сам, конечно, министру здравоохранения звонить не могу. Мне по субординации не положено.
Сергей продолжал разыгрывать перед Айгуль роль какого-то мифического проверяющего — зачем, он пока и сам не понимал. Уже можно было встать и уйти, пообещав связаться с министром,
но он не уходил. Он сидел и, не отдавая себе отчёта, любовался юным красивым лицом, смотрел, как тонкие чёрные брови то сходятся на переносице, то удивлённо взлетают вверх, словно красивые, гибкие птицы. Эта девочка явно была рождена для того, чтобы стать сосудом для его семени. Он вдруг подумал это ясно и отчётливо, и вместе с этим знанием пришло желание, накатило резко и внезапно, как накатывает в подростковом возрасте предрассветный сон, после которого обжигающие фантазии оборачиваются мокрыми и липкими простынями. Ладони его стали влажными, заныло в паху, томительно и нежно, и он вдруг ужаснулся, что она заметит, и почти одновременно с этим порадовался, что он сидит, а не стоит перед ней.— Я понимаю, что не положено, — девочка его волнения не уловила. — Я бы и сама так просто не смогла обратиться к нашему главврачу. Но если позвонить Стёпе и всё рассказать, он поможет. Просто Стёпа и без отца много кого знает сам лично. Вот недавно, например, у Стёпиной одноклассницы были какие-то проблемы, так Стёпа отправил её на восемьдесят первый к полковнику.
Сергей всё ещё пытался справится с приключившимся с ним конфузом, поэтому на слово «полковник» он не обратил особого внимания, просто переспросил по инерции:
— К какому полковнику?
— Не знаю, не помню, то есть… сейчас… кажется, его фамилия Долинин. А что?
При упоминании фамилии Долинин все остатки желания схлынули, Сергей резко побледнел.
— Полковник Долинин? На восемьдесят первом? Почему на восемьдесят первом?
— Я н-не знаю, — Айгуль слегка запнулась. — Там база военная вроде. Они называют это притон… как бы армейский юмор…
***
Оказавшись за дверями палаты, в коридоре, Сергей поначалу пошёл не в ту сторону и, только сделав с десяток шагов, понял, что движется не к кабинету Некрасова, а от него. Руки всё ещё подрагивали от волнения, охватившего его после услышанной новости, а ноги были ватными и слегка подкашивались. Так подкашивались ноги у его игрушечного паяца, набитого тряпками, когда Серёжа пытался поставить его в ряд вместе с другими куклами — паяц стоять не хотел и, даже прислонённый к стенке, норовил завалиться на один бок и потом всё-таки падал, и облезлые золотые бубенчики на его шапке грустно звенели при ударе об пол.
В палате Сергей ещё нашёл в себе силы держать лицо перед этой наивной татарочкой. Он пообещал ей, что обязательно позвонит этому Стёпе — больница на сто восьмом, номер регистратуры сто восемь два ноля, я правильно всё запомнил? — но когда вышел, то почувствовал, как его колотит частая нервная дрожь.
Полковник Долинин? Притон на восемьдесят первом? Новость казалась настолько невероятной, настолько парадоксальной, что в неё нельзя было поверить. Но и не поверить, тоже было нельзя.
Сергей развернулся и зашагал в сторону кабинета Некрасова.
Приёмный сын Мельникова каким-то образом замешан в преступных делах. Связан с заговорщиками. Ну, конечно, этим и объясняется появление мальчишки на тридцать четвёртом, когда его задержали с каким-то приятелем. А теперь вот Долинин. Виски заломило от боли, и перед глазами снова встала красная пелена. Сергей остановился, прижался плечом в стене. А Мельников? Он тоже с заговорщиками? Но как? Ведь он же… он — Платов!
Вся стройная теория о генах, наследственности, о великих родах и прошитом в ДНК коде рушилась, подкашивалась, как те ноги у тряпичного паяца с потёртым нарисованным лицом, и Сергей пытался её поднять, собрать воедино, обо что-то опереть. Ему срочно требовался костыль, и этим костылём стала вера. Та самая слепая вера, которая ведёт человека, как поводырь, когда сам человек идти уже не может.