Башня

— Я убил паука, — просто сказал Найл.

— Что ты сделал? — Мерлью глядела на Найла, явно не в силах осмыслить его слов.

— На обратном пути, когда мы шли от вас.

Он рассказал все: о песчаной буре, о том, как нашел раздвижную трубку, как неожиданно наткнулся на занесенного песком смертоносца, который, к счастью, не успел выскрестись наружу. Девушка содрогнулась, когда он описал, как вогнал острие восьмилапому в физиономию. Когда закончил, Мерлью покачала головой.

— Не могу представить, как они могут об этом догадаться. Скорее всего, они могли предположить, что его убил твой отец.

— Но они же могут читать мысли!

Девушка досадливо дернула плечом.

— Не верю я этому! Если б так, они бы меня давно уже слопали.

— Когда меня сюда привели и посадили, там, за стеной, мне показалось, сидит паук. Он как бы пробовал вклиниться мне в мысли.

Мерлью чуть сощурилась, размышляя.

— С чего ты это взял?

— Я слышал, как дверь скрипнула, когда он выходил. И половицы в коридоре.

— А с чего ты взял, что он за тобой смотрит?

— У меня просто возникло ощущение… Знаешь, бывает такое, когда кто-нибудь пристально пялится тебе в затылок.

— У тебя такое часто бывает?

Найл улыбнулся.

— Лишь когда кто-нибудь таращится на меня.

— Не пойму, и все тут, — вздохнула Мерлью. — Ты уверен, что все рассказал?

— Тебе про гибель паука мало?

— Кто знает, может, и в самом деле… Если бы им было известно…

Мерлью неожиданно поднялась.

— Ты куда?

— К отцу, рассказать. Постараюсь убедить его поговорить с тобой.

— Не рассказывай ему о пауке.

Мерлью, повернувшись к Найлу, медленно опустилась на колени.

— Мне надо будет ему сказать. А тебе — довериться ему.

— Но ведь он служит им!

— Безусловно. Иного ему не остается. И очень хорошо, что он им служит, — это лучше, чем чистить выгребные ямы… Но он их не любит. Как, рассуди, может он к паукам относиться, когда они на его глазах погубили стольких людей? Беднягу Найрис и ту слопали. — Лицо девушки омрачилось.

— Все же мне кажется, не стоит рассказывать ему о пауке. Чем меньше людей знает, тем лучше. Я даже матери и брату и то ничего не рассказывал.

Ладони Мерлью легли ему на затылок.

— Ты должен мне довериться. Отец не сможет тебе помочь, пока не будет знать правды.

Ну как здесь возразишь? Лицо Мерлью так близко…

— Ладно, делай как знаешь.

Подавшись вперед, она поцеловала Найла — жарко, влажно. Затем поднялась и вышла. Слышно было, как задвигается следом засов.

От нахлынувшего блаженства прочие мысли делись невесть куда. Вместо этого он секунда за секундой все прогонял в уме те пятнадцать минут, что они пробыли вдвоем. Вспомнилось, как он ненавидел ее, как часто бередился мыслью отомстить, наказать, и душно стало от стыда. Дурость какая — приходить в ярость из-за того, что его назвали «тщедушным». В конце концов, ведь это же Мерлью: прямолинейная натура, привыкшая распоряжаться и поступать по своему усмотрению. А вместе с тем какой ласковой может быть! Воссоздал в памяти прикосновение ее губ, и голова просто кругом пошла от удовольствия. Пальцы все еще хранили аромат благовоний. Закрыл глаза, и в мыслях представилось, что она лежит рядом.

Стемнело неожиданно быстро. Найл, обхватив колени, сидел и умиротворенно думал, что никогда теперь запах сырости и плесени не будет вызывать у него неприязни, поскольку неразрывно связан с воспоминанием о Мерлью. Само ее имя звучало музыкой.

Найл, очевидно, задремал. Внезапный луч света заставил вздрогнуть.

Голос Мерлью:

— Не бойся, здесь только я одна. — В руках у нее был небольшой светильник. — Можешь спускаться. Отец желает тебя видеть.

Он направился следом по коридору.

— А что с матерью, Вайгом?

— Их здесь уже нет. Посмотри. — Она толкнула крайнюю дверь. Светильник осветил пустую комнату.

Начали спускаться по лестнице. Бойцовые пауки куда-то поисчезали. Нижние этажи заливал свет многочисленных масляных ламп, некоторые из которых своими высокими ножками напоминали золотисто сияющие снопы. Мерлью, задув свой светильник, толкнула какую-то дверь.

— Вот сюда.

Открылась большая комната, стены увешаны голубыми и золотистыми занавесями. Мебель примерно такая же, что была у Каззака в Дире, только поискуснее. На подушках вольготно сидели пять-шесть девиц-служанок, расчесывая друг другу волосы. Мерлью хлопнула в ладоши:

— Беррис, Нелла!

Поднялись две девушки. Найл видел их сегодня утром, это они омахивали Каззака опахалами. Одна из них бросила взгляд на Найла и прыснула со смеху.

— В чем дело?

Вместо ответа та указала пальцем на настенное металлическое зеркало, и Найл обнаружил, что слева лицо и бок у него плотно припорошены пылью. Прочие, разобравшись, что к чему, тоже покатились со смеху. Мерлью залилась краской.

— Довольно. Пошевеливайтесь!

Однако служанки явно не спешили повиноваться. Одна из них, все еще смеясь, положила ладонь Найлу на предплечье и вывела его из комнаты. Он прошел за ней по коридору и ступил в просторное, облицованное белой плиткой помещение, воздух в котором был ощутимо тяжел от теплого водяного пара и маслянистого аромата благовоний. Пол здесь был выложен мозаикой — чем-то похоже на тот, что в храме посреди пустыни. В центре находилось большое углубление-ванна, сквозь завесу пара соблазнительно лоснилась голубоватая вода.

Девушки — обе смуглые, темноглазые — подвели его к самому краю. В умащенную благовониями воду вели ступеньки. Когда одна из служанок взялась за его тунику, собираясь снять, Найл испуганно дернулся и ухватился за полу. Девушки рассмеялись.

— Ну это ты дурака валяешь! Кто же лезет в ванну в одежде?

— Да я и сам могу раздеться…

У них в пещере мать и Ингельд раздевались всегда в темноте, а мужчины отводили глаза.

Одна из служанок, что повыше, покачала головой.

— Это наша работа. Не надо бояться. Мы управителя купаем каждое утро.

Найл позволил снять с себя одежду, и девушки, взяв его под руки, стали помогать спускаться в воду. И хорошо сделали: одна из верхних ступенек оказалась коварно скользкой. Не подхвати служанки вовремя, он неминуемо бы шлепнулся.

Вода была приятно теплой, и Найл узнал благоухание, исходящее от волос и ладоней Мерлью. Когда он зашел в воду по плечи, девушки деликатно расстались со своими туниками и прыгнули следом за ним; брызги взлетели фонтаном, намочив волосы. Одна из них принялась массировать его лицо и торс, другая втирать Найлу в волосы зеленую жидкость, взбивая ее в шапку обильной пены.