Басилевс

Вскоре поле битвы было расчищено: длинные копья волонтеров, нанизывающие бандитов, как перепелов на вертел, сделали свое дело с ужасающей быстротой и жестокостью. Не обращая больше на павших никакого внимания, бывшие табунщики и охотники достали арканы и принялись вылавливать остальной сброд, разбегаю-щийся куда глаза глядят.

– Я искренне благодарен вам за помощь, – обратился радостный Митридат к Руфусу, принятому им, благодаря комплекции, за предводителя.

В том, что перед ним гоплиты Боспора, у юноши не было сомнений – любивший побрякушки Руфус не поленился нацепить на свою внушительную грудь все причитающиеся ему, как лохагу, знаки отличия, начищенные до блеска.

– Да чего там… – смутился богатырь.

– Ба-ба-ба, кого я вижу! – неожиданно возопил Пилумн и сгреб за грудки Селевка с такой невероятной прытью, что тот даже не успел опомниться. – Брат, – обратился он к Таруласу, – ты посмотри, какую птичку я поймал. Э-э, не трепыхайся, голубок! – с угрозой рыкнул он, заметив, как рука пирата метнулась к поясу, где висел нож. – Иначе я тебя укорочу ровно до плеч. Это ведь наш бывший хозяин, сто болячек ему в печенку.

– Отпусти его, – сурово приказал Митридат. – Он мой союзник и друг.

– А это еще что за начальник нашелся? – насмешливо поинтересовался Пилумн, не выпуская из рук присмиревшего Селевка.

Он, конечно, узнал Митридата, но ему и в голову не могло прийти, кем был юноша на самом деле – просто сын какого-то купчишки, не более того.

– Перед тобой будущий царь Понта, чтоб тебя… – наконец сумел прохрипеть полузадушенный Селевк.

– Чего? – удивился бывший легионер. – Похоже, ты, парень, рехнулся от страха. Кто это может подтвердить?

– Я, – угрюмый Тарулас склонил голову перед надменным Митридатом. – Хайре, басилевс.

– Хайре, Тарулас. Не ожидал встретить тебя здесь…

– Извини, что не признал сразу, господин… Да отпусти наконец Селевка! – рявкнул Рутилий-Тарулас на оцепеневшего от неожиданности Пилумна, заметив, что предводитель пиратов уже начал синеть от удушья. – Я тоже удивлен не менее твоего. Судьба…

– Вот так штука… – пробормотал раздосадованный Пилумн, с нескрываемым сожалением размыкая свои геркулесовы объятия. – Ладно, живи, красавчик. Оно, если честно, так и по справедливости получается. Как бы там ни было, а ты нас в свое время спас от верной гибели, – напомнил он кашляющему пирату схватку в бухте.

– Теперь мы квиты, ржавый якорь тебе под ребро, – едва продохнул повеселевший пират. – А знаешь, я до сих пор жалею, что не предложил вам место в своей ватаге.

– Да, тут у тебя промашка вышла, – довольно загоготал Пилумн. – Ничего, это никогда не поздно.

Неизвестно, до чего бы они договорились, но им помешали аспургиане, притащившие на аркане истерзанного Оронта.

– Больсая насальника, деньга много… – орали они, обращаясь к Таруласу в надежде на выкуп.

– На кой он мне… – недовольно ответил лохаг и подозвал переводчика: – Скажи, пусть сами разбираются с ним. Если заплатит – хорошо, нет – воронью на поживу.

– Погодите… – Митридат пристально вгляделся в залитое кровью лицо перса. – Оронт?!

Заместитель начальника царского следствия Понта, взглянув исподлобья на юношу ненавидящим взглядом, снова уронил взлохмаченную голову на грудь.

– Оронт, – со сладострастной жестокостью в голосе подтвердил Митридат. – Он мой, Тарулас. Думаю, этого за него хватит, – он достал из переметной сумы кошель с золотыми и передал его аспургианам. – Держите!

Варвары, распустив завязки, радостно возопили, увидев римские ауреусы. Старший из них швырнул Оронта под ноги Митридату и несколько раз поклонился юноше, что-то говоря на своем языке – благодарил.

– Гордий, костер! – распорядился Митридат, не отводя гневного взгляда от ползающего у ног перса. – Ты меня долго искал, пес, вот и нашел. Я тебя не убью, не надейся на это. Но ты мне заплатишь за все…

Костер разожгли быстро – сушняка в балке хватало.

Митридат подошел к связанному Оронту.

– Поднимите! – приказал он пиратам Селевка, оставшимся в живых; их было всего трое. – Вспомни, Оронт, моего наставника, Иорама бен Шамаха, замученного тобой и еще кое-кем, до кого я скоро тоже доберусь. Вспомни! Ты гораздо хуже этих нанятых тобой разбойников, – показал юноша на лежащие вокруг тела подручных Фата. – Потому что они пытались всего лишь заработать на хлеб насущный пусть и таким недостойным способом, а ты, как ненасытный кровожадный зверь, столько лет терзал Понт в угоду римлянам и их развращенным лизоблюдам, этим предателям и мерзавцам. Нет тебе пощады! Пес, пес!

Митридат в гневе был страшен. Его глаза метали молнии, а голос напоминал рев тигра.

– Гордий, давай! – позвал он слугу, копошащегося возле костра.

Оруженосец Митридата достал из яркого пламени раскаленную металлическую проколку с деревянной рукояткой (с ее помощью воины чинили лошадиную сбрую), и подошел к рвущемуся из рук пиратов Оронту, только теперь понявшему, какую участь ему уготовил Митридат. Раздался нечеловеческий вопль, и даже у видавшего виды Таруласа волосы стали дыбом.

– А теперь язык! – будущий басилевс Понта был неумолим; он наблюдал за муками Оронта с удивительным хладнокровием, и только уголки строго очерченного рта слегка подергивались, обнажая зубы в садистской улыбке.

Это была его месть. И это было начало кровавого пути к трону и неограниченной власти…

Вскоре, бросив истерзанного перса (у него Гордий выжег глаза и отрезал язык) и забрав своих раненых и убитых, кавалькада взяла курс на Пантикапей. Митридат ехал далеко впереди. Ему никто не мешал предаваться размышлениям. Но была и иная причина, по которой юношу оставил в покое даже Селевк – страх. Аспургиане, большие любители поболтать в походе, эти кровожадные номады, для кого содрать скальп головы врага было раз плюнуть, с дрожью в сердце и раболепным почтением поглядывали на Митридата, пораженные увиденным. Прикажи он сейчас им броситься со скалы вниз головой или в огонь, они сделали бы это не задумываясь…

* * *

Сутки спустя после этих событий на берегу Понта Евксинского, в уединенной бухточке стояли Митридат и Савмак. Миопарон Селевка болтался на якоре в тени скал – осторожный пират решил не дразнить без нужды сикофантов пантикапейского наварха, уже успевших рассмотреть, что за гости пожаловали в столицу Боспора. Поэтому он вышел вечером в открытое море, а затем, когда на Таврику опустилась ночь, причалил в этой бухте, находившейся на расстоянии пятидесяти стадий от города. Сигнальный костер Селевку зажег один из его тайных осведомителей; их было немало и на Боспоре – предводитель киликийцев платил, не скупясь. Митридат, сердечно попрощавшись с царем Перисадом и от всей души поблагодарив за гостеприимство, от многочисленной охраны отказался. Он попросил лишь, чтобы до бухты его сопровождали аспургиане Руфус, Пилумн, Тарулас и скифский царевич Савмак: Митридат уже знал, что эти четверо могут разогнать целую вражескую рать.

– Пора, – задумчиво сказал Митридат, заметив машущего куском красной материи Селевка. – Попрощаемся…

Они крепко обнялись.

– Запомни, – усаживаясь в хрупкую лодчонку, прокричал юному скифу Митридат, – я все еще твой должник!

Савмак в ответ только грустно улыбнулся – он как-то незаметно сдружился с этим богатырем, и расставание принесло ему какую-то странную тоску, будто что-то осталось недосказанным до конца, не выясненным. Юноша уже знал, кто на самом деле «купеческий племянник», и схожесть их судеб поразила его до глубины души.