Басилевс

В главной гавани столицы Понта дневная суета уступила место разгульному ночному веселью: в многочисленных харчевнях, лепившихся за складами, коротали время команды судов, вольноотпущенники и нищие.

Возле посольских либурнов неторопливо прохаживался высокий, немного сутулый человек в длинном просторном плаще. Воины охраны, примерно половина манипулы [64] , оставив по дозорному на каждом из пяти суден, собрались на либурне, чей форштевень был украшен с обеих сторон резными фигурами зубастых крокодилов. На его палубе горели факелы, дымились жаровни с древесными углями, слышался говор и смех, раздавался дробный стук, будто кто-то горстями швырял на палубу крупные бобы – легионеры играли в кости.

Note 64

Манипула – тактическое подразделение римской пехоты; М. состояла из 2 центурий по 30 – 60 воинов в каждой; в бою М. располагалась в три линии: 1-я – молодые воины (гастаты), 2-я – опытные воины (принципы), 3-я – триарии (ветераны).

Гребцы-рабы по случаю удачного плавания получили на ужин дешевое кислое вино и теперь веселились, как могли. Кто-то из них затянул высоким, срывающимся голосом песню; ее тут же подхватили остальные:

Эй-я, гребцы, пусть нам эхо отдаст наше гулкое: Эй-я! Глуби морской властелин, улыбнувшись радостным ликом, Выровнял синюю гладь и дыхание бурь успокоил; В долгом безветрии спят – не колышутся тяжкие волны. Эй-я, гребцы, пусть нам эхо отдаст наше гулкое: Эй-я! От равномерных толчков пусть дрогнет корабль и помчится. Неба улыбчивая синь – и на море нам обещает Ветром надуть чреватые наши ветрила. Эй-я, гребцы, пусть нам эхо отдаст наше гулкое: Эй-я! Нос, как веселый дельфин, ныряй, рассекая пучину, Глубь, застони под веслами и вставай на руках, подымаясь, Борозды пенные пусть расходятся долго кругами. Эй-я, гребцы, пусть нам эхо отдаст наше гулкое: Эй-я! Дышит над далями Кор, назовем его нашим: Эй-я! Светлое море у нас под кормою запенится: Эй-я! Гулкими стонами нам побережье откликнется: Эй-я!

Похоже, человеку в длинном плаще эта песня была хорошо знакома. Он прослушал ее до конца, повторил негромко припев: «Эй-я!» и коротко вздохнул.

Тем временем прозрачные сумерки постепенно заволокло туманом, который, казалось, изливался из невидимых трещин в земле, поднимаясь все выше и выше, – сначала вровень с крышами приземистых складов, потом от подножья к вершине горы Педалион, а затем и вовсе утопил звездное небо в серую мглу.

Дождавшись полной темноты, человек в плаще, окидывая из-под капюшона цепким взглядом встречающихся на пути людей, свернул в узкий переулок между складами, откуда вышел на одну из улиц города. Несмотря на поздний час и густой туман, улица отнюдь не была пустынна, как того, судя по его поведению, хотелось человеку в плаще: гремела доспехами и оружием ночная стража, шныряли какие-то подозрительные личности с мягкой кошачьей поступью и способностью внезапно появляться и тут же исчезать словно бестелесные призраки, шли знатные горожане в сопровождении слуг с факелами.

Стараясь держаться поближе к домам, где была самая густая темень, человек наконец добрался до городской агоры. Там было еще более людно, нежели на улицах, и он долго в нерешительности топтался на месте, прежде чем подошел к дому с великолепным портиком [65] , украшенным беломраморными фигурками наяд [66] . Поколебавшись самую малость, человек в плаще взял молоток, подвешенный на бронзовой цепочке, и постучал им в массивную дубовую дверь.

Note 65

Портик – открытая с одной стороны галерея на колоннах или столбах.

Note 66

Наяды – в греческой мифологии нимфы (божества) рек, ручьев и озер.

Это был дом стратега Дорилая Тактика. Он напоминал потревоженный пчелиный улей – домочадцы стратега собирали его в дальнюю дорогу. Сам хозяин занимался весьма важным делом – подбирал оружие и доспехи для себя и сыновей, Лагета и Стратарха. Служанки его жены укладывали дорожные сумы и сундуки; дочь Дорилая, шестнадцатилетняя смуглянка Аристо, усердно трудилась над составлением описи имущества, которое стратег пожелал оставить в Синопе под присмотром городского агоранома [67] . Только племянник Дорилей не принимал участие в сборах, – уединившись в одной из комнат с матерью, слушал ее наставления и просьбы, нередко прерываемые невольными материнскими слезами.

Note 67

Агораном – должностное лицо, осуществляющее надзор за рынками.

Человек в длинном плаще молча склонил голову перед удивленным стратегом. Дождавшись, пока удалился слуга, сопровождавший незванного гостя, Дорилай горячо обнял его со словами:

– Приветствую тебя, Рутилий! Вот уж кого не ожидал увидеть в Синопе… Какими судьбами?

– И я приветствую тебя, Дорилай Тактик, – гость снял плащ и небрежно бросил на скамью. – Мне удалось устроиться на один из посольских либурнов проревсом [68] .

– Ты смыслишь и в мореплавании? – удивился стратег.

Note 68

Проревс – впередсмотрящий; наблюдатель в древнегреческом флоте.

– Научили… – горькая улыбка чуть тронула крупные, резко очерченные губы гостя. – Мне довелось два года служить вольнонаемным транитом [69] военного флота Эллады [70] . Пока нашу триеру [71] не пустили на дно киликийские пираты… Потом меня привезли на остров Делос, где продали по сходной цене пергамскому купцу. В Пергаме мы с тобой и встретились, стратег.

– Как ты очутился в Риме?

Note 69

Транит – гребец первого ряда на греческих триерах.

Note 70

Эллада – в древности (первоначально) название небольшой территории в Фессалии, родины эллинов, затем наименование Средней Греции, а впоследствии и всей Греции.

Note 71

Триера – древнегреческое боевое судно с тремя рядами весел и парусами; длина Т. (без тарана) – примерно 45 м, гребцов было 174 человека; экипаж состоял из 225 человек.

– После поражения Аристоника я некоторое время скрывался в лесах. Но нас травили словно волков, и мне ничего иного не оставалось, как бежать из Пергама. В трюме грузового судна я перебрался в Афины, а оттуда – в Рим. Там меня, понятное дело, не искали – кто мог подумать, что один из ближайших соратников Аристоника Пергамского осмелится сунуть голову в пасть льву?

– Я от всей души рад увидеть тебя в живых, – с невольным восхищением посмотрел на гостя Дорилай. – Приглашаю тебя отужинать…

Ужинали вдвоем, из предосторожности – так захотел Рутилий. После обильной трапезы их беседа продолжилась.

– …Прости, Рутилий, возможно, мой вопрос покажется тебе бестактным… Но, все-таки, как мог ты, римский гражданин, поднять оружие против Рима?

– Римлянин… Сын доблестных родителей, оставивших ему в наследство десять югеров [73] земли, дряхлого вилика [74] , распутную девку-ключницу, четырех престарелых рабов, от истощения едва державшихся на ногах, и около двух тысяч денариев долга, – в низком, немного хрипловатом голосе гостя звучал сарказм. – Чтобы не быть закованным в кандалы должника, мне пришлось записаться в легионеры. Два наградных венка – за храбрость и за взятие крепости – центурион… Тяжелое ранение – и пленник иллирийцев [75] . Тогда клеймо раба мне наложить не успели – бежал в Элладу. Чтобы не помереть с голоду, нанялся гребцом на триеру. Киликийские пираты, Пергам… Сначала раб в черепичной эргастерии [76] , затем вольноотпущенник. Заслужил свободу тем, что спас хозяина от грабителей. Поступил на службу в войско царя Аттала III, где уже через год под моим командованием была тысяча отборных гиппотоксотов [77] . И наконец – дружба с Аристоником. Остальное тебе известно.

Note 73

Югер – мера площади в Древнем Риме; Ю. = 2534,4 кв. м; Ю. делился на 2 «квадратных» акта или на 288 скрупул.

Note 74

Вилик – в Древнем Риме управляющий виллой, обычно раб или вольноотпущенник.

Note 75

Иллирийцы – общее название группы племен, населявших в древности северо-запад Балканского п-ова.

Note 76

Эргастерия – ремесленная мастерская.

Note 77

Гиппотоксоты – легковооруженные конные стрелки.

– Ты так и не ответил на мой вопрос.

– И вряд ли отвечу… – Рутилий стал угрюм, черты его смуглого, покрытого шрамами лица затвердели, длинный орлиный нос еще больше заострился. – Даже себе. Все случилось помимо моей воли. Возможно, из-за дружбы с Аристоником. Я не мог его предать.

И добавил после раздумий:

– Но, вернись время вспять, я поступил бы так же.

– Опасный ты человек, Рутилий…

– Римскому Сенату это хорошо известно, – хрипло рассмеялся гость стратега. – За мою голову обещано столько золота, сколько она весит, – и уколол Дорилая пронзительным взглядом.

– Надеюсь, ты не считаешь, что у меня денежные затруднения? – понял его Дорилай и обиженно нахмурился.

– И что Дорилай Тактик любит Рим больше своей отчизны… – подхватил его мысль Рутилий. – Конечно, нет. Потому и пришел сегодня именно к тебе. Ты был во дворце на приеме легата?

– Нет.

– Почему? – удивился Рутилий. – Ты в опале?

– У меня нашлись дела поважней… А если честно, то физиономия достопочтенного Марка Эмилия Скавра мне надоела еще со времен пергамской войны.