Басни
Шрифт:
Алмаз
Лягушка и Иван-царевич
– Поцелуй меня, Иван-царевич!
– Да ну! Ты такая противная…
– Если поцелуешь, я в прекрасную царевну превращусь.
Обрадовался Иван-царевич и поцеловал.
Превращения не произошло.
Огорчился Иван-царевич. А Лягушка говорит: «Экий ты быстрый! Не с первого же раза».
Снова поцеловал. Опять ничего.
Лягушка говорит: «Будь мужчиной. Давай в третий раз». Он – в третий. Затем ещё и ещё.
А потом привык. И целовал Лягушку всю жизнь.
Слон
По выжженным просторам саванны, по бездорожью тропических зарослей, по тысячеверстным непроходимым джунглям пролегает мой путь. Куда я иду? Не знаю. Зачем? Не ведаю. Просто не могу не идти. Подминая кусты и ломая бамбук, шагаю напролом.
Иногда, выбираясь из зарослей, я вижу на горизонте манящие пики гор, покрытые снежными шапками. Кажется, нужно туда. Но не уверен. Я вообще много в чем не уверен. Иногда даже в себе. Но все равно – вперед. Только вперед.
По ночам рядом рычат и кружат пантеры. Днём появляется львиный прайд. Волки идут по следу неустанно. Крокодилы вылезают на берег реки, когда я иду охладиться. Стервятники кружат в предвкушении. Под ногами шныряют шакалы и ползают ядовитые гады. Комары и мухи вожделенно зудят.
Все ждут, когда я устану. Когда я бесконечно устану. Так устану, что мне станет всё равно. И тогда у них будет пир. А пока они не осмеливаются. Они знают, что я переломлю хребет каждому, кто встанет на пути.
Нет, я не агрессивен, не кровожаден. Мне до них нет дела. Все они меня нисколько не интересуют: одни хищники, другие паразиты. Но пусть не мешают! Но они не могут не мешать. Как я не могу не идти, преодолевая. Я не смотрю на них. Но чувствую на себе их горящие завистливо-плотоядные взгляды.
Если бы я был не один, они бы уже давно разочарованно удалились. Но я один. Я совсем один. И это их вдохновляет. Их много. Их очень много. Их слишком много… Наплевать. Не важно. Важно – идти к цели, даже если её не видно. Даже если её вообще нет.
Как страус женился
Однажды
жаркое африканское солнце напекло голову одному страусу. И захотелось ему жениться.Стал он присматриваться к страусихам. Какую ж выбрать? Самую лучшую. Единственную-разъединственную. Трудная задача: у каждой – голова, шея, тушка, перья…
Задумался жених. Аж вспотел от мыслей. И вдруг его осенило: не по перьям надо выбирать, а по уму!
Стал он прислушиваться к шипящему щелканью страусих (как известно, так они разговаривают; они не щебечут и не крякают, и даже не чирикают). Вслушивался он, вслушивался, – никаких умных мыслей в звуках не уловил, да вообще – никаких мыслей!
Тогда придумал он вот что: рыкнуть зверем. Если рыкнуть, как хищник, то глупые испугаются и побегут в разные стороны. И каждую такую дуру уж если не лев, то гепард точно догонит. А вот если страусиха умная, она спрячется куда-нибудь, чтобы хищник её не нашел. Гениальная идея.
Вот подкрался страус поближе к стайке подружек да как рыкнет!… Смотрит… Ба! Что за дела? Все страусихи – голову в песок! Спрятались. Думают, что раз им ничего не видно, то и их никто не видит.
Ну, тут страус и воспользовался моментом: пока страусихи торчали в одинаковой соблазнительной позе, он на всех сразу и женился… И с тех самых пор в брачный период страусы дико рычат и заводят себе гарем.
P.S. То, что страусы рычат, подобно львам (оберегая свою территорию, особенно в брачный период) – реальный факт.
Груша
Выросла на груше Груша. Ну, в смысле, что на дереве – плод. Разумеется, она была не одинока: все ветки были отягощены примерно такими же. Но Груша чувствовала себя особенной и неповторимой.
Эта Груша, как все её подруги, сначала была зелёной. Формой она напоминала женщину. По характеру была спокойной и рассудительной. Более того, любила наблюдать и размышлять, что не характерно ни для груш, ни для особей женского пола.
Вот стала Груша созревать, соком наливаться, вся порозовела и похорошела, как молодая невеста. И тут она с удивлением обнаружила, что её подруги понемногу стали куда-то пропадать: сначала одна, потом другая… Внимательно приглядевшись, она увидела, что время от времени к дереву подходят мужчины и срывают понравившийся плод.
Она представила на миг, что её тоже кто-нибудь сорвет. И возмущенно подумала: «Какое хамство! Хватают, даже не спрашивая согласия!» Груша спряталась за листья, чтобы её никто не тронул.
Шло время. Листья пожелтели и стали опадать. Груша, оглядевшись, поняла, что осталась одна, совсем одна. Ей стало тоскливо и сиротливо. Она глянула вниз и ужаснулась: под деревом в пожухлой траве лежало множество груш – сморщенных, почерневших и полусгнивших. Нет! Только не это!
Она стала оглядываться по сторонам, не идёт ли кто. Она была бы рада любому мужчине. Да что там мужчине! Хоть даже дятлу! И она стала клясть свою неразумную гордость и надеяться на чудо.
Но чудес на свете, как известно, не бывает. Чудеса случаются только в сказках. А жизнь не сказка…
Любопытный цыплёнок
Цыпленок тоненько пропищал:
– Мам, а я когда вырасту, то буду такой же большой, как ты?
– Да, мой малыш, – ласково ответила курица.
– И когда я буду большой, то тоже буду высиживать яйца и растить цыплят?
– М-м-м… Не совсем так, мой милый. Ты ведь петушок.
– Пе-ту-шок?
– Да, мой дорогой. Петушок это тот, кто никогда не станет курицей.
– Значит, я буду петухом?
– Между прочим, вон тот величественный разноцветный петух, окруженный хороводом кудахчущих дур, это твой папа.
– Между прочим?
– Ну да, папой он стал действительно между прочим.
– И я, когда вырасту петухом, как папа, то тоже буду звать всех к себе, если найду зернышко или червячка?
– Да, ты будешь такой же благородный и всеми любимый.
– Мамуль, а соседский утенок крякал, что вот сейчас мы едим червяков, а когда вырастем, состаримся и умрем, то они будут есть нас.