Бастион: война уже началась
Шрифт:
– Не убивайте… Я не скажу… Я не слышал, я не видел…
– Ну ты и баба, – покачал головой Туманов. Противно стало, даже расстроился – ну что за народ тянется в армию? Дерьмо, а не солдаты.
– Пощадите… – заныл пузатый.
– Имя! – рявкнул Туманов.
Подействовало. Тюфяк вздрогнул, вытаращил водянистые глазки. Вскочил на ноги.
– Рядовой Коржак, Стас… Иванович, первый взвод, рота охраны, ВЧ-19208!..
– А теперь сядь, Коржак, где стоишь, и отвечай по порядку на вопросы старшего. Но не как тебе видится, а что ты знаешь. Я проверю. Вопрос первый: какие подразделения задействованы в оцеплении дороги?..
Многое сходилось. Ни черта, конечно, сокровенного
Тюфяк лежал, разинув рот. Штаны намокали, дембель тоже не шевелился. Рановато. Электрошокер «Ель» качество гарантирует… Если не хватятся, полчаса прокемарят, а больше ему не надо. Ищите на юге, ребята. Он отобрал у солдат подсумки, взвалил на себя и сразу почувствовал – утяжелился ты, брат… Где твои двадцать-то годков? Отвык от физических накачек. А ведь бегал на заре туманной марш-броски, и иных не хуже – десять кэмэ по полной выкладке, по жаре, по перевалам, с мешком песка в качестве прикола, под рыки старшины, бегущего порожняком… И живым оставался, матерел. А нынче?
В последний раз осмотрел добычу. Воистину – улов. Два автомата, шесть магазинов. Вещмешок с коробкой сухпая и бинтом, кроссовки, содранные с носками (носки себе). Для одного дня – разве недостаточно? Подумав немного, оставил на земле один автомат без снаряжения (не жадничай, опер), остальное взвалил на горб и рысью, давя желание без Динки оприходовать сухпай, припустил по ниточке оврага.
И в самую пору. Когда, запыханный, обросший металлом, он взобрался на скалу, Динка сидела, сжавшись в тугого ежика, и безотрывно смотрела на камни – на ту сторону площадки. В глазах бурлил ужас. А сама онемела, скукожилась. Заставь встать – ведь умрет, не встанет. Такой видок, словно размагнитили и забыли. Туманов присвистнул – вот она, магическая сила, парализующая глупых баб… По обрыву, да по краю, извивалась тонкая змейка. Медленно приближалась, но какими-то «восьмерками», загогулинами, витиевато стлалась – точно лента гимнастическая – по камушкам, по трещинкам… Сама не длинная, меньше метра в развернутом виде, но глаз, как говорится, радует. Ярко-желтенькая, на голове темные полосы, по телу – ряды черных пятен, а изо рта язык – ну еще одна змея, миниатюрная…
– Т-тума?.. Т-тума?.. – повторяла Динка, как испорченный винил.
Он намек понял. Не дурак. Бросил автомат, взялся обеими руками за острозубый булыжник и с шиком: «А ну пошла, окаянная…» – швырнул в змею.
Камень, зацепив монолит утеса, сверзился в пропасть. Но шума не наделал, упал почти беззвучно – куда-то на деревья. Соскользнув с камня, змея красиво уползла в щель и больше не высовывалась.
– Это тебе не рейсфедером брови выщипывать, – съерничал Туманов, сгружая с плеча улов.
– О-хо-хо… – сказала Динка, начиная шевелиться.
Что он
делал и что принес, до нее пока не доходило. Не пробило ее. А он, не теряя времени, стал распутывать тесемки мешка, попутно проводя ликбез.– Это удавчик, дорогая. Он друг человека, не бойся его. Это не тот дедушка удав, что живет в экзотических странах, – тот в длину аж тридцать восемь попугаев и морда – во… А на Алтае своя популярная разновидность – меленькая. Жрет ящериц, мелких букашек, на нашего брата в здравом уме не бросается. А если бросился, то извини – либо псих, либо ты его крепко достала.
Он вынул кроссовки и водрузил перед ней, как Санта-Клаус – подарок.
– Сюрприз. Быстро на ноги и бежим. Времени в обрез.
– Ой, – Динка взбудораженно обозрела трофеи. – Да ты не иначе, Туманов, кого-то пришил?
– Я бы пришил их всех, – щедро поделился он. – Но не могу – дети. Пристрелить не поднялась рука. Живо на ноги, копуша…
Не загреми я сослепу о корягу, все бы ничего. Но лежала же, кривая, меня ждала. Одна и на ровном месте. А много я соображала? Ковыляла, как кукла Маша по бульвару – в голове одна пластмасса. Коленки клацнули, я грянула ничком и, разумеется, завыла от боли, напоровшись голенью на куст.
– Ох уж мне эти писательницы, – заворчал Туманов, хватая меня в охапку. – Знаешь, дорогая, с тобой бесшумно пробираться по тайге – это дохлый номер. Проще уж сразу – на тройке, с бубенцами…
– С девками… – простонала я.
Слава богу, мы уже отбежали от скал и торопливо шли по лесу, выворачивая на северо-запад. Прошли березняк с папоротником, спустились с холма и продирались через полосу ельника, как бы объятую сумерками. На земле – только шишки, ни кустика, ни былинки. Одна коряга, и – не проходите мимо… Ну как не ввергнуться в отчаяние? Туманов отбуксировал меня в овраг, за пределы злосчастного ельника, где под древней сосной, бесстыже распахнувшей нутро из узловатых корней, образовалась пещера. Я не роптала, когда он меня туда пропихивал, сама виновата – глаза закатила, а ему теперь со мной валандайся.
Он влез следом, задрал мою штанину и сразу начал фыркать.
– Ну подумаешь, укол… Царапина… Пустяк… И не стыдно? Надеюсь, ты не рассчитываешь на бюллетень?
– Но болит же, – бессовестно пожаловалась я. – Ничего себе, смотри, какой глубокий пустяк.
Насчет глубины ничего не знаю, но кровь лилась, как лава из вулкана. Туманов, ворчливо выразившись на предмет, что и не такое бывало, откуда-то извлек бинт (интересно, где ему выдали?), послюнявил край, протер ранку, потом туго замотал и вернул штанину на место.
– Аминь, забыли. Час отдыха и плывем дальше.
Потом достал из мешка две запаянные баночки, пачку каких-то тонких печенюшек, а из кармана нож. И как-то судорожно, словно боясь, что отберу, начал их открывать. И болтал при этом неугомонно:
– Галеты поровну, воды нет. Потерпим, до озера час ходу. Займемся гастрономическим развратом. Каша-малаша, представляю вашему вниманию – очень вкусная и полезная. С мясом. Помню, мы один такой сухпай, шесть баночек, выменивали у карадымцев на два поллитра. А кто-то умудрялся и на три, да с закусью, точно тебе говорю… Готовься к наслаждению. Тебе с перловкой, с гречкой?
Я внимательно смотрела в его голодные, два дня не евшие глаза. Почему-то мне его было жалко.
– Обе, – пошутила я.
Он нервно засмеялся, правильно оценив шутку. Собственно, так оно и вышло, потому что потом мы умяли еще по одной. И по пачке галет. Куда деваться, коли желудки клокочут? А когда я уставилась на него вопрошающе – мол, если бог любит троицу, то почему бы и нам не полюбить? – он с видимым усилием покачал головой и облизал нож, которым мы поочередно ели.
– Не искушай, Динка, осталось две банки. Вообрази, как долго плутать, и сама поймешь.