Бастион: война уже началась
Шрифт:
Операция выглядела примерно схоже. Но колотить пришлось по лицу и в темпе. После третьего удара бедолага подкосился и рухнул окончательно. Он лежал перед взором во всей красе, вытянувшись в рост. Кровь захлестывала лицо – сочилась изо рта, из треснувших надбровных дуг… А память уже неслась вскачь, опрокидывая года, ища ответ на вопрос из занимательной истории: почему так врезалось в сознание это сильно постаревшее, обрюзгшее, одутловатое, но когда-то очень знакомое лицо с мыльными глазами?.. Неуклюжее паучье туловище, пудовые кулаки, кривые ножки, переносящие хозяина с удивительной быстротой…
А вспомнив, очень удивился. Забыл о смертельной опасности, которую никто не отменял. Забавно, право слово, через столько лет свидеться с бывшим однополчанином… История показательна и во многом характерна для воинской обыденщины. Поведал ему о ней Костя Михаленок – на «сорок дней» после дембеля.
Он вернулся к тяжелой реальности. Ничего не профортунил. Быстро сообразил, где находится. Бездыханное тело Корытова посчитал неэтичным прятать в нору. Да и надоело носить тяжести. Пусть очнется, здесь воздух посвежее… Первым делом он проведал Динку – не сыграла ли утреннюю зорьку? Сладко спит, и слава богу. Просыпаться в этом гадком состоянии – штука вредная. Только и мечтаний, что о пистолете с одним патроном.
Он прислушался. Уцелевшие не спешили расставаться с челюстями. Бродяжили где-то. Наличие под боком этой сладкой парочки опасений не вызывало. Отобьется. Куда серьезнее четверо угрюмых с манерами профессиональных охотников. Не дождавшись конкретных результатов от «смежников», они могут начать самостоятельную операцию. Он отправился вверх по галерее – к свету. Грохот Черноярки становился явственнее. Он подобрал тяжелый камень, изготовился к метанию и вышел из скалы на обрыв, зажмурившись от уходящего на закат солнышка.
А когда глянул под ноги, задрожал от возбуждения. Обрыв на коротком участке сглаживался. Он увидел тропу к реке, петляющую между завалами! Никто ее, разумеется, не топтал, сама получилась, но по назначению ее пользовали. След ноги отпечатался на глинистом участке – аккурат навстречу Туманову. Он поспешно огляделся, присел на корточки. Не кирзач, явно. Слишком рифленый узор – гражданская обувь и, помимо прочего, спортивная. И оставили-то сегодня – вчера дождь был, открытое место, наверняка потускнел бы следок. Поднимался кто-то от Черноярки, а кто еще как не этот мутный парень Гулька, затоптанный толпой? Оттого и поперся через две реки, что висела у него лесенка под приметной уродливой сосной, а обходить посчитал рискованным – предпочел вплавь. Но это Сузур вплавь. А Черноярку? Выдающийся пловец? Или лодку все же заныкал?
Осененный логичной догадкой, он пустился вниз по тропе, перепрыгивая через естественные преграды. И замер, не добежав до подножия. Ай да услада для глаз! Аж кровь забурлила в жилах. Под скалой, укрытая от глаз и непогоды, лежала самая настоящая лодка! Плоскодонное корыто с высокими бортами – не для профи ультра-класса, понятно, но в том и хитрость, что перевернуть такую консервную банку проблематично. Хоть сейчас садись
да сплавляйся вплоть до Оби, напевая под нос: «Все перекаты, да перекаты…»Он помчался вверх с жутко колотящимся сердцем. Подъем, рота!.. И успешно проглазел в этой жизни что-то важное. Две плечистые фигуры с перекошенными рожами, храня молчание, выметнулись ему наперерез.
Упустил момент! Покуда хлопал ушами и наслаждался плодами своей смышлености, двое подкрались с разных сторон, затаились за камнями… А теперь благополучно выворачивали ему руки, поскольку силушку имели богатырскую и намерения все те же. Он пытался развернуть плечи, но никак – умаянные жилы напрягались вхолостую. Он взвыл мучительно и яростно, для придания тонуса, выгнул ногу, надеясь соорудить кульбит, но получил под дых коленкой. Дыхание перехватило. И к земле потянуло со страшной силой. Только слез ему напоследок не хватало… Он сопротивлялся из последних сил, но после очередного удара бросил. Ослаб, рука с хрустом вывернулась за спину. Семе-ен Семе-еныч…
– Берегись!!! Убью!!! – заорали на гор'e нечеловеческим голосом.
Он почувствовал, как ослабла хватка. Рука пошла обратно, не собравшись вырваться из сустава. Он собрал остатки сил, поднял голову.
Могучий булыжник на краю обрыва – сантиметров восемьдесят в обхвате, угловатый, с острыми гранями – дрогнул, поворотился. Снова дрогнул и пришел в движение – со скрежетом качнулся, замер… и грохоча, закувыркался по склону, таща за собой сопутствующую мелочь. Хватка на руки совсем ослабла – растерялись парни. Дура такая несется… И согбенная фигурка на краю обрыва – Динка! Чума! Взор дикий, волосы всклокочены! Энергия плеснула кипятком – видно, в пятках осталась парочка неучтенных очагов. Какой-то дурной индейский вопль исторгся из глотки. Еще мгновение, и он стал бы отличным прикроватным ковриком!.. Толчок – и сжатое тело пружиной выстреливает вбок, уносясь от разрушающего воздействия. Кульбит не удался, он изобразил нечто среднее между параболой и гиперболой, но на посадку зашел молодцом: приземлился на руки, напряг пресс и кувыркнулся, шарахнув пятками по внушительной плите. Рюкзак за спиной смягчил падение. Да неужто я живой? – озарилось в голове. Он на всякий случай выждал: а все ли?
Все.
Поднимался он, как зомби из могилы. Первым делом утвердился на корточках, мотнул головой, извергнув рычание. Шатаясь, привстал на колено, мобилизовал чего-то, поднялся на ноги. Земля держала. Но не более. Обстановка в эпицентре событий была далека от пасторальной, но пока терпела. Динка оставалась на краю тропы, молчала. Словно ей минуту назад сообщили, что к ней едет ревизор. Оппоненты тоже помалкивали. Один из невезучих попал-таки под разрушающее воздействие. Булыжник качественно переломал ему позвоночник, да еще и придавил. У второго были серьезные проблемы с несварением. Газообразование повышенное. Он держался за живот и медленно, ощупывая свободной рукой воздух, поднимался. Лицо калечила болезненная гримаса.
Туманов изобразил в адрес Динки одобряющий жест – похожий и на «но пасаран», и на «хайль Гитлер», отправился на сближение. Мучительно долго пришлось идти – невыносимо долго. Оппонент не трогался с места, стоял, страдая от боли, пошатывался. Молодой совсем парень, не испорченный татуировками и заколюченный жизнью. Откуда его умыкнули? Из спортзала? Из молодежной туристической компашки?
– Иди отсюда, доходяга, – устало проговорил Туманов. – Видеть тебя не желаю. Договорились? Убью же, не поморщусь.
В глазах у парня зажегся фанатичный огонь. Установка впиталась в мозг и кровь. Догнать и убить. Он сжал кулаки, сделал шаг. Позабыл о несварении.
– Ну смотри, – вздохнул Туманов. – Дело предлагал.
Ударил несильно, пяткой. Простой такой народный «маваси-гери». Парень рухнул в двух шагах от лодки, захлебнувшись блевотиной.
А неспящая красавица, надо думать, весь ресурс исчерпала. Стояла на краю обрыва, не в силах постичь элементарную вещь – пора спускаться. Замкнуло в голове, бывает. Качалась былинкой. То ли девочка, а то ли виденье.
Он отправился к ней, как на вершину Джомолунгмы. Поднимался долго и со скрипом. Добравшись, взял за руку. Она подняла на него воспаленные глаза.
– Прости, – пробормотала. – Но другого я не выдумала. Фантазия ни к черту.
– Ну отчего же, – возразил он. – Очень своевременное решение. Одного я не пойму – ты же вроде спала?
– Страшный сон приснился, – она сделала попытку улыбнуться. Лучше бы не делала. – Проснулась, а тебя со мною нет.
– Потрясающе, – оценил Туманов. – Вот и не верь после этого в байки про судьбу… Побредем со мной, Динка, есть у меня для тебя аналогичный маленький сюрприз. Ты как относишься к алым парусам, плывущим к райской жизни?