Батальон прорыва

– Вы можете продолжать притворяться немым, но в городе вам придется разговаривать с сотрудниками НКВД. Думаю, тогда пан расскажет все, о чем его спросят.

При упоминании НКВД лицо нарушителя побледнело, он заговорил по-русски с легким польским акцентом:

– Вы хотите меня напугать! Не выйдет! Я не боюсь большевистских угроз! Я воевал с вами в двадцатом и двадцать первом году в Белоруссии, Украине и Польше. Тогда мы громили Красную армию. Я сам угонял толпы ваших трусливых солдат в плен. Вас ждет та же участь. Завтра наступит ваш конец. Вы ответите за земли, отнятые у Польши в тридцать девятом году. Земли, на которых находилась моя усадьба.

Лицо атлетически сложенного начальника заставы покраснело от гнева, который был готов вырваться наружу, но в разговор вступил политрук. Сухощавый Зарецкий поправил круглые очки, спросил:

– А разве германские войска не занимали вашей территории и не убивали ваших солдат? Разве не германские власти сейчас руководят Польшей, а вы, как я понимаю, служите захватчикам любимой вами родины?

Желваки заиграли на скулах поляка.

– Немцы меньшее зло. Вы большевики. И у нас есть возможность отомстить Советской России с помощью Германии. Уже завтра наступит час возмездия!

Ковальчук навис над задержанным.

– Возмездие скоро наступит для тебя. Ответишь и за переход границы, и за сопротивление, и за раненого бойца. Сегодня же отправлю тебя в Перемышль, там и расскажешь, с каким заданием пересек границу, а заодно поведаешь о часе возмездия.

Начальник заставы обернулся к рослому красноармейцу у дверей комнаты.

– Бондаренко, уведи задержанного и позови мне старшину.

Старшина Карпец явился через минуту. Ковальчук окинул всех взглядом.

– Думается мне, что этот поляк птица не простая и его слова о нападении немцев завтра вполне могут оказаться правдой. Поэтому принимаю решение: части личного состава под командованием старшины к вечеру незаметно разместиться на позициях опорного пункта. Туда же должен выдвинуться один боец с ручным пулеметом и расчет с «максимом». Иметь при себе противогазы, каски, оружие и боеприпас.

Политрук утер со лба пот, поправил очки.

– Вы думаете, все так серьезно?

– Да. А вы?

– Я понимаю, обстановка сейчас сложная, но надо быть осторожными и не забывать о директиве командования не поддаваться на провокации.

– А мы и не думаем поддаваться, но надо быть готовыми ко всему. Что касается командования, то смею доложить, что я связался с комендатурой и сообщил о происшествии. Приказано срочно доставить диверсанта в штаб погранотряда, – лейтенант Ковальчук посмотрел на Скоморохова. – А потому, Андрей Борисович, будет к тебе задание. Собирайся, поедешь в Перемышль. Возьми пароконную повозку, ездового и одного бойца для охраны задержанного. С собой заберете раненого младшего сержанта Колесникова. Приказ ясен?

Скоморохов выпрямился.

– Так точно. Но я думаю, что мне, как заместителю начальника, покидать заставу в такой ответственный момент…

Ковальчук кивнул на Зарецкого и старшину.

– Помощников у меня хватает. Без тебя справимся. Да и ты не на год уезжаешь. Надеюсь, за день управишься. И еще, у меня будет к тебе особое поручение…

* * *

Особое поручение Скоморохов получил через полчаса, перед самым отъездом. Ковальчук отвел его в сторону, негромко сказал:

– Андрей, навести в Перемышле моих. Скажи Антонине, пусть берет детей, Варю и едут в Киев к матери. Чем скорее, тем лучше. Хорошо бы уже завтра. Обстановка сам видишь какая. Тревожно мне за них.

– Конечно, заеду и передам.

– Заодно и с Варварой повидаешься.

Скоморохов покраснел, отвел взгляд в сторону. Ковальчук улыбнулся.

– Ты не смущайся, как красна девица. Антонина мне все рассказала про ваши дела амурные. Варька только о тебе и говорит. Кажется мне, она этим летом снова на побывку приехала не только из-за сестры и племянников. – Ковальчук положил тяжелую ладонь на плечо Скоморохова. – Всё правильно, Варька гарна дивчина. Жениться на ней собираешься?

– Вот, думаю сделать ей предложение сегодня, раз случай подвернулся. А то уедет, и когда мы свидимся, неизвестно. Если же всё хорошо будет, то, возможно, осенью и свадьбу сыграем.

– Что же ты всё это время молчал, а еще друг. Скорые вы, однако. Надо бы прежде друг друга лучше узнать, а вы прошлым летом месяц знались да сейчас чуть больше недели. Смотри, Варька – девка с характером.

– Знаю. Мы кроме этих встреч ещё целый год переписывались, а чтобы полюбить человека и одного мгновения достаточно.

– Это верно. Удачи тебе. Глядишь, скоро родственниками с тобой станем. Ты как? Не против породниться?

Скоморохов посмотрел в глаза лейтенанту.

– С тобой не против. Только нас уже застава породнила. Как-никак почти полтора года вместе.

– И то верно.

Ковальчук ответил добрым взглядом. За время совместной службы Андрей стал ему почти братом. Дружба крепко связала украинца с Днепра и русского с Волги. Оба высокие, статные, одного возраста, каждому по двадцать пять, только Ковальчук крепче сложением и темнее волосом. Оба начинали пограничную службу с самых низов, закончили одни и те же курсы младших лейтенантов, оба имели боевой опыт. Ковальчук участвовал в боях с японцами у озера Хасан, Скоморохов воевал с финнами. Да и характеры у них были схожие, потому и понимали друг друга с полуслова. Скоморохов протянул Ковальчуку руку, Василий крепко пожал ладонь младшего лейтенанта.

– До встречи.

Скоморохов кивнул, направился к повозке, где его уже ожидали ездовой Хайдар Ахмедов, красноармеец Павел Бондаренко, раненый младший сержант Колесников и связанный по рукам и ногам диверсант. Скоморохов залез на повозку.

– Поехали!

Повозка дернулась, лошади потащили её по дороге на Перемышль. Когда отъехали от заставы метров двести, Андрей не удержался, посмотрел назад. Привычная глазу картинка: на низком пологом холме окруженная лесом застава – огороженные деревянным забором с бойницами склады, казарма, домик для семей комсостава, баня, конюшня, наблюдательная вышка. Ниже опорный пункт с окопами, блиндажами, укрытиями для людей и боеприпасов. Дальше река, за ней немцы…

* * *

Полуденное солнце высоко поднялось над лесом и теперь щедро поливало теплом землю и людей в повозке. Бондаренко вытер рукавом пот со лба, обернулся к Скоморохову:

– Товарищ младший лейтенант, як вы разумиете, война буде, чи ни?

Андрей покосился на поляка, обернулся к красноармейцу, пожал плечами.

– Этого, Бондаренко, никто не знает.

За Скоморохова ответил Колесников:

– Даже если немец посмеет на нас напасть, то война будет недолгой и закончим её малой кровью на чужой территории. Накостыляем мы немцам, как накостыляли японцам и финнам. Вот, товарищ младший лейтенант подтвердит, он сам с финнами воевал.

Скоморохов промолчал, говорить, какой ценой досталась эта победа, не хотелось, не рассказывать же о многих жертвах, об окруженных финнами дивизиях Красной армии, о массе раненых, больных и обмороженных бойцов. Диверсант ухмыльнулся, сплюнул на дорогу, тихо выругался по-польски:

– Пся крев.

Андрей сурово посмотрел на поляка.

– Ты бы, дядя, не ругался. Я ведь польский язык хорошо знаю, а то отведем тебя в лес, расстреляем, а потом скажем, что ты бежать пытался. Так что лучше тебе молчать.