Battle the Elliot. Дилогия

Подполковник Мордовин соглашаясь, закивал:

– Вполне возможно, но надо бы проверить. Оружие получиться весьма мобильным. И возможно весьма удобным для расстрела плавающих мин. Можно будет быстро переносить оружие на нужный борт. И так же быстро его применять.

– Пока пулемёт не дам, - улыбнулся адмирал, - мало их. Если только чуть позже получиться заполучить. Ну и есть ещё предложения, но они чуть позже. Кстати, Порфирий Александрович, вам на вахту то, когда?

Механик смутился:

– Мне, ваше превосходительство, сдавать вахту. Тут просто корабль на стоянке и сказали, что вы вызываете.

– Тогда ступайте, Порфирий Александрович, - адмирал махнул ладонью, - служба она превыше всего.

Подполковник поднялся и, приведя себя в уставной вид, отдал честь.

Вирениус поднявшись и вернув на голову парадную треуголку, ответил подполковнику. Который, развернувшись, вышел из салона.

Перекрестившись слева на право, Вирениус, шагнул в корабельную церковь. Где в одиночестве истово молился иеромонах Пётр, Пётр Никитич Добровольский судовой священник. И снова осенив себя крёстным знамением, адмирал встал рядом со священником. И подождал, пока отец Пётр не закончил молитву:

– Ты был прав, сын мой, - священник прямо смотрел на корабельную икону, - Всё так и было, как ты описал. Настоятель всё подтвердил. И он сам теперь в смятении. Два человека говорят одно и тоже. Но у него есть опасения, что война начнётся. И он не рискует писать икону.

– Можно начать собирать средства на неё, и начинать на нашей эскадре, - адмирал смотрел на туже икону прямо и твёрдо, - Вы сами отец мой понимаете. Мы идём на войну. На страшную войну. Японцы готовы заплатить страшную цену, за то, чтобы уничтожить наши корабли и захватить крепость. Хотя ещё сами не знают насколько страшную.

– А ты знаешь, сын мой.

– Да, знаю, - адмирал был всё так же твёрд перед ликом, - Не спрашивайте отче, откуда знаю. Я сам в смятении, но не знаю, откуда у меня эти знания. И мне было важно услышать подтверждения этих знаний, от вас, отче. И на подтверждение высших сил.

– Расскажи сын мой, облегчи душу, - священник повернулся к адмиралу.

– Я проснулся среди ночи и осознал, что знаю.

– Что знаешь, сын мой? Божественные откровения?

– Нет, скорее знания человека, на ближайшие несколько лет вперёд. И даже знания несколько наши, а мира где мы не дойдём до крепости. Вернёмся с полпути. И икона...

– Что икона?

– Не попадёт в крепость. А будет утеряна. Незадолго до сдачи крепости, один мещанин вызовется доставить икону в крепость. И исчезнет.

– Но почему?

– Опоздают буквально на один день. Японцы успеют взять крепость в осаду. Тогда морем доставить икону не рискнут, а когда, через полгода, пойдут на риск, то доверяться не тому человеку.

Священник осенил себя знамением, следом зеркально повторил знамение адмирал.

– Сын мой, православные осеняют себя с право, налево.

– Я помню отче, но мы не в церкви крепости. И эта не Порт-Артурская икона. Пока я лютеранин. Но надо поспешить. Я буду просить собрать эскадру, чтобы повести её. Так что в церквях кораблей будет возможность повесить кружки, для подаяния.

– Сын мой, вы так печётесь о православной церкви?

– Грядут страшные времена отче, возможно, свыше мне дали знания о них, что бы я приложил все усилия избежать их. И я знаю, как низко падут церкви. И насколько глубоко будет падение каждой из них. Я хочу присоединиться к той, которая будет достойнее других.

– Но тоже падёт?

– Тоже падёт, - адмирал говорил ровно, - Но у неё ещё будет возможность на возрождение. Да и бог один. Он даёт нам знаки, что не делает различий между нами. Это мы сами разобщаемся, в гордыне своей.

– Тебе многое открылось, сын мой, - произнёс священник, - В твоих видениях.

– Да, отец мой, но многое пока ещё не предрешено. Возможно, получиться и что-то изменить. Ведь ради чего-то, ради какой-то цели, мне и были даны эти знания. Теперь мне предстоит действовать. И спасибо отче за совет.

– Совет?
– священник перевёл свой взгляд на Вирениуса.

– Да, совет. Если что говорить о видениях. Это будет скорее правдой, чем ложью. Я видел усеянные телами погибших склоны горы Высокой. Я видел японский памятник на одной вершине горы Перепелиной, службу в синтоистском храме на другой. И знаю, что между ними находиться братская могила ста тысяч погибших и умерших от болезней на этой войне японцев. Возможно, наш приход и остановит их помыслы на войну. И это позволит избежать как этих жертв. Так и других. В будущем.

Священник, соглашаясь, кивнул и произнёс, осеняя адмирала крестным знамением:

– Да, сын мой, да. И я вижу, что помыслы твои чисты. И даю тебе на них своё благословление. Но остерегайся ожесточить своё сердце.

Адмирал печально усмехнулся:

– Да отче я знаю, какими намерениями выстлана дорога в ад.

Брови священника поползли вверх:

– И какими же?

– Благими отче, благими.

Адмирал осенил себя крестным знамением, зажёг свечку и, поставив свечку перед иконой, направился к выходу из церкви.

Глава 2

Исправляющий должность начальника Главного Морского Штаба контр-адмирал свиты Е.И.В. Рожественский Зиновий Петрович хмуро смотрел как очередная граната [5], выпущенная из 120-мм пушки Канэ, пробив оба борта старой баржи, зарылась в воду с противоположного борта. Стоявший рядом главный командир Кронштадтского порта и губернатор Кронштадта вице-адмирал Степан Осипович Макаров, инициатор испытаний, произнёс:

– Пожалуй, хватит, шесть выстрелов, три разрыва. Причём два уже после того как граната пронзила оба борта. Да и шесть гранат слишком много для этой ржавой посудины. Похоже, Андрей Андреевич был прав, когда говорил и о негодном качестве и ничтожном действии наших снарядов. Зиновий Петрович, вы со мной и Аполлон Семёновичем? Надо своими глазами увидеть действие наших снарядов.

Адмирал Рожественский только поморщился. Он получил рапорт заведующего Учёного военно-морского отдела и по совместительству помощника начальника Главного Морского Штаба, а также начальника Отдельного отряда судов, идущих в Тихий океан контр-адмирал Вирениуса Андрей Андреевича, но положил его под сукно. Но как оказалось, адмирал Вирениус обратился не только с рапортом по команде, но и написал письма всем заинтересованным лицам.

Исправляющий должность главного инспектора морской артиллерии: генерал-лейтенант по адмиралтейству Кротков Аполлон Семёнович, опустил бинокль и произнёс: