Батя, Батюшко и Бэмби

– Привет, Боренька.

– Эх… – вздохнули на том конце трубке. – Только ты меня, Батя, Боренькой называешь.

– Ну у меня же самая гуманная в мире профессия.

– Верно, – еще раз вздохнул собеседник Дениса, младший из братьев Черепановых. – На субботу все в силе?

– Боренька, у тебя ранний склероз. Я же предупреждал еще месяц назад – юбилей у Валентина Денисовича, не до волейбола мне.

– А как же наш матч-реванш?

– Уж как-нибудь без меня. Федора Вадимовича поставьте на мое место, у него подача хорошая.

– Влюбился наш Феденька, – фыркнул Борис. – Любовь у него настала, весь в чувствах, ажитации и рассеянности.

– Имеет право, – рассмеялся Дэн. – Сдал анатомию – можешь влюбиться. Вы только после патана [11] за ним следите.

– А это не моя печаль, пусть Вадька за сыном следит, – ответно рассмеялся Черепанов-младший. – Хорошо, понял тебя, поищем кого-нибудь на замену. Надо будет позвонить, поздравить Валентина Денисовича.

– Поздравь обязательно, доставь старику радость.

11

«Сдал анатомию – можешь влюбиться, сдал патан – можешь жениться» – расхожая поговорка студентов-медиков.

– Договорились. Ладно, не буду отвлекать. Тезке привет передавай.

– Совсем вы у себя в прозекторской одичали, Борис Андреевич, – Дэн отложил последнюю историю в стопку. – Уже лингамам [12] приветы передаете.

– Вот за что люблю тебя, Батя, так это за то, что ты обыкновенному члену кучу умных названий знаешь. Не зря тебя Вадик культ-урологом называет.

– Вадим Андреевич тот еще лингвист, точно. Ты вообще в его перечне врачебных специальностей значишься как проктологоанатом.

12

Лингам – в древнеиндийской мифологии и некоторых течениях индуизма символ божественной производящей силы.

– Много свободного времени у Вадима Андреевича, вот что я тебе скажу, – проворчал Борис. – Ладно, хороших выходных, Диня. Валентину Денисовичу я позвоню, а ты, друг мой, береги печень. Это я тебе как человек самой негуманной в мире профессии говорю.

– Обязательно.

* * *

На юбилей Геннадия Игоревича собирали полным составом.

– Дедушка! Подарок не забудь!

Внук больше всего волновался за подарок, который накануне вечером заворачивали в синюю глянцевую обертку, и Никита лично клеил сверху открытку с нарисованным на ней парусником.

Оля предположила, что на выбор подарка имениннику повлиял недавний поход на футбол и последующая за ним ностальгия. В итоге упаковывали большую красивую книгу-фотоальбом «Москва XX века» со старыми послевоенными дворами, не существующими ныне стадионами, очередями в автоматы с газированной водой.

– Память – это очень важно, – сказал вчера отец, поглаживая обложку. – Тут наше детство и юность, – а потом помолчал и добавил: – А еще важнее память не просто сохранить, а и передать дальше. Чтобы корни помнили, историю знали, землю свою любили.

Сказал и вздохнул.

– Геннадий Игоревич, галстук сюда нужно все-таки другой, – Изольда Васильевна окинула критическим взглядом парадную одежду. – Этот хорош, но слишком уж каждодневный. Вы же не на рабочее совещание идете, а на юбилей.

– А юбилей сильно отличается от рабочего совещания?

– Конечно! Юбилей – это праздник, так что снимайте ваш синий. Темно-бордовый в самый раз будет.

– Может, тогда уж и нагрудный платок уголком в карман добавить? – Оля заметила, как глаза отца слегка заблестели.

– Может, – Изольда Васильевна задумчиво посмотрела на своего собеседника. – Только у вас его все равно нет.

Галстук пришлось менять, потому что соседка, всю жизнь прослужившая в столичном театре и общавшаяся в силу профессии с огромным количеством небезызвестных людей, была непререкаемым авторитетом в части светского этикета.

В итоге про подарок все же забыли. И вспомнили уже на пороге. Никита побежал в комнату за красивым свертком.

– В машине не оставьте, – напутствовал мальчик, провожая деда.

Не оставили. И даже в ресторан успели вовремя.

– Ну что, – Оля повернулась к отцу с улыбкой. – Праздник в теплой компании ждет. Отдохни и не забудь пригласить на танец знойную красотку.

– Думаешь, здесь такие будут?

– Вот заодно и узнаешь. Я тебя после банкета заберу.

– Да зачем, дочка? Я на такси доеду.

Оля включила дворники. Снова начался мелкий моросящий дождик. Хорошо, что машину помыть не успела. Ранний октябрь – всегда лотерея. Чаще всего в проигрыше оказывается водитель, заботящийся о чистоте своего четырехколесного друга.

Осенний город встречал ранние сумерки. Во многих домах уже включали свет.

– Я заберу тебя, – повторила Оля. – В девять, наверное, рано. В десять?

Отец подавил вздох смирения:

– Я позвоню.

* * *

– Ну надо же… – Геннадий Игоревич задумчиво покрутил телефон. – Я ведь за день до землетрясения приезжал в Бам – для путеводителя материал набирал. И ты в Баме был, оказывается.

– Когда я в Иран прилетел, Бама уже не было, – вздохнул Валентин Денисович. – Одни руины [13] .

13

Здесь имеется в виду землетрясение в иранском городе Баме в 2003 году.

– Вот так все под богом ходим, – ответно вздохнул Зелен-ский и замолчал.

Это философскую сентенцию Батюшко-старший комментировать не стал. У врачей свое понимание причинно-следственной связи в событиях, подобных трагедии в иранском городе Баме. А Гена Зеленский с самого детства был всегда романтически настроен.

Геннадий Игоревич отсутствие ответа расценил по-своему.

– Пойду я, Валя. Засиделся. Пора и честь знать.

Однако по тону собеседника доктор Батюшко угадал, что старому другу уходить вовсе не хочется. Да и Валентин Денисович был совсем не прочь продлить этот вечер и этот разговор. Поэтому он молча разлил коньяк по бокалам. И его собеседник так же молча убрал свой телефон обратно в карман, поднял снифтер и провозгласил тост.

– Давай за детей, Валька. Вон у тебя какой сын. Гордишься, скажи честно?

– Конечно, – Валентин Денисович пригубил спиртное. И прижал палец к губам: – Только тсс. Ему не говори. И так весь из себя зазнайка.

– И мне жаловаться не на что, – улыбнулся Зеленский. А потом улыбку сменила легкая поволока в глазах. – Вот ведь как бывает, Валя… Дочку нашел. Все эти годы в себе носил, – правая ладонь коснулась груди в области сердца. – Думал, так и останусь один. А теперь у меня дочка есть. И внук.