Батюшка. Кулак и крест

Помощница чиновницы испуганно поздоровалась с батюшкой, который неожиданно появился в дверях купе. Она прекрасно слышала все выпады своей начальницы в сторону религии и теперь опасалась скандала. Отец Василий ответил на приветствие и присел напротив женщины. Чиновница вошла следом, демонстрируя свое снисхождение и полную безнадежность позиции батюшки. Она явно считала, что он ввязался в идеологический поединок не своей весовой категории.

Ситуация показалась отцу Василий ироничной. Не так уж давно он сталкивался с подобным. Только тогда это было связано с разборками в кругу «крутых» ребят. Следовало бы в духе тех разборок сейчас сесть перед женщиной, выкатить вперед челюсть, зыркнуть глазами и потребовать ответа за «базар». Типа «ты на кого наехала»? Или – «ты на кого прыгаешь»? Правда, тогда ответа требовали с него, когда отец Василий попал в мясорубку передела криминальной власти, встал на пути наркотрафика или, сам того не зная, влез в дела того же самого Чичера. «Смешно было бы посмотреть на эту тетку при таком повороте разговора, – подумал священник. – Прости меня, Господи, за ерничество».

– Так в чем состоит ваш вопрос? – напомнил отец Василий.

– За что покарал ва... э-э, Бог этих несчастных, которые погибли ночью в электричке? – спросила женщина, чуть не брякнув «ваш Бог». – Если он такой любящий всех и всемилостивый, то почему допустил гибель невинных?

– Почему вы решили, что Бог кого-то покарал? – удивился священник. – Откуда у вас мысли, что Бог вообще кого-то когда-либо карал? Разве смерть – это кара? – Отец Василий специально не дал женщине возможности ответить и продолжил без паузы: – Вы ведь прекрасно знаете, что телесная смерть неизбежна. Смерть – это окончание срока, отпущенного нам Господом. А уж он и решает, когда и кого ему призвать. Причем же здесь кара?

– Так почему же он так рано призвал тех, кто погиб сегодня ночью?

– Откуда вы знаете, что рано? Это вы сейчас решили, что рано, а у каждого свой срок. Мы с вами об этих сроках ничего не знаем.

– Ну вы-то, священники, должны знать? Вы же разбираетесь в этих вопросах, толкуете как-то дела Божьи. Как там у вас звучит? «Божий промысел»?

– Очень большое заблуждение, – покачал головой отец Василий. – Мы, священники, толкуем, если уж вы на этом настаиваете, Писание. Мы толкуем дела святых, патриархов, апостолов. Точнее будет сказать, пытаемся в доступной форме объяснить верующим, в чем суть воли Господа, в чем суть служения Ему, следование Его заповедям. Цель священника – помочь спастись бессмертной душе, а не пытаться понять поступки Бога. Если честно, то я сижу сейчас для того, чтобы вам было понятнее, несу полную ахинею, упрощаю все до абсурда.

– А вы не упрощайте, – заинтересовалась помощница чиновницы.

– Попробую не упрощать, – согласился священник. – Только вы, в свою очередь, постарайтесь понять и не отрицайте сразу все. Чтобы отрицать, нужно иметь аргументы, знания в конце концов, а у вас, насколько я могу судить, знаний в этом вопросе крайне мало. Многие, не имеющие истиной веры, пытаются оценить отношение Бога к людям, как какого-то человека. Это, мягко говоря, неправильно. Бог ведь не человек, и с человеком в нашем понимании ничего общего не имеет. Бог есть суть всего сущего, это все, что нас окружает. Понятным вам языком – это само мироздание. Вам ведь не приходило в голову обвинять в разрушениях ураган или наводнение? Вы ведь к ним со своими претензиями не апеллируете? Вам даже не приходило в голову искать глубокий смысл в действиях муравьев, которые на пикнике забрались к вам под штанину. А ведь муравьи, как создания Божии, несравнимо ближе к нам. Мы не только не можем объяснить Божии деяния, но и не должны этого делать. Попытка объяснить или понять Божий промысел – большой грех, грех гордыни, попытка поставить себя наравне с Господом.

– Интересно, – не сдавалась женщина, – вы же сами трактуете, что Бог создал нас по своему образу и подобию?

– Вы имеете в виду, конечно же, портретное сходство и только? – рассмеялся священник. – А суть лежит гораздо глубже и в то же время совсем на поверхности. Ведь миром правят не наши телодвижения, не «рукомашества и ногодрыжества». Миром правят эмоции, движения нашей души, если хотите – психическая энергия. Любовь к ближнему, всепрощение, вера – вот что движет миром, вот что меняет мир. Вот в чем образ и подобие заключаются. В том, что своей добротой и любовью мы в состоянии менять свой земной мир, делать его светлее, чище и лучше. Вот вам и заповеди Божии, как наказ, по которому следует жить и которого нужно придерживаться. И уж ни в коем случае не нужно искать виноватых в том, что наше низкое естество чем-то недовольно. Не плотское удовлетворять нужно, а духовное. Мир держится на светлых чувствах и эмоциях.

– А вы знаете, батюшка, – снова сказала помощница, – я как-то читала, что светлые чувства питают светлые силы, а темные чувства – всякая нечисть. И мы посланы на землю, чтобы высшие силы питались нашими эмоциями. Чьих эмоций больше, тот и сильней.

– Господи, – поразился священник, – до какой степени доходит порой цинизм человеческий! Вот вам лишнее доказательство того, что не в поступках божьих разбираться нужно, а в своих собственных. Свою душу очищать нужно. Ведь, по сути, все очень просто. Взять каждому и попытаться перевоспитать всего лишь одного человека – самого себя. Не надо разбрасываться на десятки и сотни других, только одного себя. И мир уже изменится к лучшему. Если бы в моей епархии узнали, что я вам тут говорю, – рассмеялся отец Василий, – то меня наверняка бы лишили сана. Но я просто пытаюсь говорить понятным вам языком. А дело лишь в том, что это все не нужно пытаться понять, поскольку это и не требуется. В это нужно только верить. Не от понимания это приходит к человеку, а от потребности души. На то она и вера.

Чиновница как-то рассеянно смотрела в окно. Вид у нее был несколько недовольный и обескураженный. Но, самое главное, отец Василий не видел в ее глазах прежнего раздражения и укора, адресованного оптом сразу всем. И то хорошо, подумал он, может быть, в первый раз так глубоко задумалась. Разговор продолжался еще часа три, но шел он уже совершенно в других интонациях. Это уже была беседа.

Глава 2

От Иркутска отцу Василию пришлось все же добираться до Якутска самолетом. Самолетом, конечно, проще и быстрее, но священнику хотелось проехаться по тем местам, где ему придется жить и работать. Посмотреть на природу, попытаться со стороны посмотреть и попытаться составить впечатление о людях, которые живут в этом суровом краю. Чем дальше он будет ехать на север, тем суровее будет природа и климат. Фактически сейчас под его ногами была уже вечная мерзлота. Кроме жаркого лета и страшно суровых зим, здесь еще были и сильные суточные перепады температуры. Он читал, что у геологов в разгар лета по ночам в ведрах замерзала вода.

То, что люди, которые жили и работали здесь, другие, отец Василий почувствовал не сразу. Точнее, не сразу уловил, в чем отличие. Судьба помотала Михаила Шатунова по всей европейской части России, потом он надолго осел у себя на Волге, когда принял сан священника. Приходилось ему бывать и в Москве, и в Питере. И всюду ему удавалось определять для себя неуловимые различия в людях. Они выражались даже не в том, как люди одевались, точнее, не столько в этом, сколько во внешних признаках поведения, взглядах, манере общения между собой или по мобильному телефону, в темпе жизни. Каждый город и регион как будто добавляли жителям своих красок, даже на уровне полутонов, графических штрихов. Отец Василий не пытался определить, скажем, в Самаре жителя Москвы или Перми. Но в самом городе, куда он приезжал, жители неуловимо отличались.

В Москве жили на скорую руку, в бешеном темпе, пытаясь все успеть, схватить темп жизни города за руку и пробежать за ним хоть несколько минут, чтобы потом снова нырнуть под землю в метро или заскочить в высотное здание своего офиса. Даже невероятные автомобильные пробки были какими-то динамичными, несколько нервными, готовыми при первых признаках движения рвануть вперед и бешеным потоком нестись по улицам, чтобы замереть перед следующим светофором, тяжело дыша боками автомобилей, обдавая жаром двигателей, гулко выдыхая из себя смрад сгоревшего топлива. Дикая скорость и темп!

Другое дело Питер. Это сама интеллигентность и респектабельность. Отец Василий не знал, замечал ли кто еще, но в Питере он практически ни разу не увидел на улицах огромных внедорожников. По Питеру ездят на том, на чем удобно ездить по городу – на «седанах». Солидно, без вычурностей и несуразностей. Такое ощущение, что питерцы, не сговариваясь, приняли правило хорошего тона – «джип» для загородной поездки, и в городе на нем появляться просто неприлично. Темп жизни в северной столице тоже не маленький, но спешат жители степенно, интеллигентно. Даже задумчивая красота архитектуры старинного центра как будто притормаживает темп жизни, приостанавливает бег времени, замерев в позах каменных львов, перекинутых через каналы мостах и мерном плеске волн о мрамор набережных.

Поволжские города живут со своей крестьянской хитринкой и ухватистостью. Здесь всего понемногу – и бешеного темпа, и сонной полуденной лени. И богатых, зачастую до смешного аляпистых особняков, и пыльных двухэтажных, наполовину кирпичных, наполовину деревянных старинных купеческих кварталов. А разнообразие марок машин сравнимо разве что с разнообразием костюмов на древнем восточном базаре.

В сибиряках отец Василий почувствовал какую-то особую основательность. На гостей смотрели без равнодушия или раздражения, скорее с добродушным интересом и ироничным сомнением: а надолго ли ты к нам, сколько тут выдержишь и когда сбежишь. Была в местных жителях серьезная неторопливость, но неторопливость упорная, целенаправленная. Даже динамика больших городов и промышленных центров была степенной и добродушной.