Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Я подошёл к краю, думая, слететь к озеру и окунуться в его воды, а после растопить баню и выпариться от души, но… оказалось, что озера больше нет. То есть чаша его была на месте, такая же правильно круглая, как отпечаток от шара, словно искусственно сделанная или оставленная каким-то телом правильной формы, но теперь совершенно пустая. Я подлетел туда, на берег, здесь было ещё теплее, и, более того, чаша озера была не только пуста, она был сухой. То есть, когда Орсег поднял отсюда всю воду, чтобы ударить в битве ею, как кулаком, озеро тут же начало наполняться снова, потому что на его дне сохранялись и били источники, а теперь, похоже, они иссякли.

Этого мало, деревья и кустарники, что росли по берегам в изобилии, покрываясь инеем зимой, теперь все оказались мертвы, они засохли и листья их сжурились на ветках, превратившись

в коричневые трухлявые комочки. Это случилось недавно, иначе они уже облетели бы. Больше того, не только засохли листья, ветви и даже стволы стали хрупкими и рассыпались от прикосновения. Что тут случилось? Куда ушла вода, и почему иссякли источники? Я растерянно разглядывал дно, пытаясь понять причину странного происшествия? Трещина? Почему она вдруг образовалась здесь?

Я не видел трещины, но, вероятно, она была, просто я был неспособен разглядеть. Но, если вода ушла через трещину, то почему престали бить ключи? И тем более, почему засохли деревья? Среди лета? Эта вода поддерживала в них жизнь? И без неё они погибли или что-то иное так губительно повлияло на них?..

Но всё оказалось не так странно. В следующее мгновение, после того, как я подумал, что вода поддерживала жизнь в окружающих его растениях, а может быть, и во всей долине, не исключая и меня самого, я вдруг услышал какой-то тяжкий, словно утробный гул у меня под ногами. В первый миг мне даже показалось, что он не под ногами, а во мне, внутри меня. И в этот момент земля подо мной задрожала и качнулась, по этому только я и понял, что всё происходит на самом деле, а не во мне, не в моей голове.

Монолитный базальт дна озера, на котором, между прочим, не было никаких водорослей, абсолютно гладкая поверхность, как чашка, из которой выплеснули воду, вдруг треснула, словно на неё наступили, но наступили откуда-то снизу, то есть из-под земли. Да-да, оттуда прорывалось что-то очень горячее и сильное, и такое громадное, что вся наша долина затряслась. Из трещин засвистел воздух, но я быстро понял, что это был не воздух, это газ и газ ядовитый, вот отчего погибло всё живое вокруг. Я вдруг осознал, что здесь нет ни птиц, ни коз, ни бабочек, даже каких-нибудь мух, думая, что меня избегают все возможные посланцы Аяи, я не сразу догадался, что дело неладно. Я отпрянул от струй газа, которые ко всему прочему были ещё и горячи, и, взлетев повыше, подумал, глядя, как дрожит земля, трясутся и осыпаются, разрушаются скалы, камни покатились вниз. Ещё немного и…

Надо успеть забрать хотя бы золото из дома, а не то я останусь не только бездомным и одиноким, но и нищим… я бросился к дому, всё раскачивалось и содрогалось, балки скрипели с жалобными стонами, как будто дом был живой и плакал. С разламывающегося потолка посыпалась труха, я успел вытащить золото, покидав мешки на плащ. Подхватил его, связав узлом, в это время пол затрещал, расходясь в стороны, и, если бы я не умел летать, то тут бы мне и настал конец, потому что вместо подпола, где мы когда-то хранили овощи и крупы, образовалась громадная дыра, бездна, куда полетели обломки пола, а через мгновение стены накренились внутрь, ещё миг, и меня завалит здесь. Я бросился в окно, в котором со взрывом лопнуло стекло.

Подо мной открылась страшная картина: наша долина с пустой, и теперь растрескавшейся чашей в центре, осела, и будто подтаяла, сквозь трещины, ставшие теперь громадными разломами, внутрь стала втекать, а чуть позже врываться, брызгая и взрываясь, расплавленная порода, раскалённая и сжигающая всё на пути, шипя газом и брызгами… Всё, вся долина осела и утонула, в бурлящих волнах лавы. Всё кончено, всё… нашего убежища больше не существовало. Словно было мало окончания моей жизни, теперь и от мира мне спрятаться негде…

Я отлетел подальше от вулкана, разверстым жерлом которого оказалась наша долина, а мы прожили в ней столько лет и не подозревали об этом . Теперь вулкан извергался, потоки магмы текли во все стороны, и стало невыносимо жарко. Все мои самолёты сгорели, как и дом и вся долина, от которой не осталось ныне и следа, как некогда не осталось и следа от моей счастливой жизни. Ведь я прожил счастливо и безоблачно так много лет, не одну тысячу, почему мне это кажется теперь мигом, по сравнению с этим тоскливым существованием, которое я влачу эти сотни лет, уже больше тысячи лет без неё?..

…Нет, с этим теперь придётся что-то сделать. Я больше не могу оставлять всё так, как есть. Как было…

Глава 6.

Новгородский конюший

Когда пришла весь о том, что всех предвечных собирают, потому что произошло кое-что весьма важное и примечательное, и к тому же весьма редкое, мы с Виколом уже довольно долгое время жили в Новгороде.

В число «всех» не входили только те, кого не было при принятии соглашения, которое объединило нас после битвы в горной долине. Потому что те предвечные, что Мировасор привёл некогда с собой на ту самую войну, уже умерли. Одного из них задрал ягуар, а второго подопечные того же Мировасора пленили и убили, вырвав сердце из живого, как у них было принято. Кое у кого возникло подозрение, что и ягуар был ничем иным, как посланником Мировасора, точнее сказать, что его вовсе не было, а обычное убийство было объявлено нападением зверя.

– Но зачем Миру убивать их? – спросила я.

– Затем, что они видели его слабость, его ложь и его поражение, – сказал Викол.

– Мы тоже видели, – возразила я.

– Мы – другое, мы с ним наравне, всегда были и остались. А те были своего рода подданными. Так что… участь их была предрешена, когда он проиграл битву. Они сбежали, опасаясь, что он убьёт их, вероятно, в надежде, что он погибнет в той битве, но просчитались. Вот и поплатились.

Я ничего не сказала тогда, не хотелось снова говорить о Мире. Мне не хотелось и встречаться с ним снова, но назрела необходимость. Мы с Виком нашли предвечного. То есть, не то, чтобы нашли, никто не искал, разумеется, но мы встретили его здесь, в этом городе, более чем по полгода засыпанном снегом, но удивительном во всех отношениях. Уже то, что он звался Новым городом и управлялся голосом жителей, или Вече, уже было необычно, потому что даже в Греции некогда всё было не совсем так. И в Греции весь год тепло и солнечно, как в раю, люди поэтому терпимее и добрее, как мне казалось, а Викол с этим всегда спорил, говоря, что суровый климат закаляет не столько тело, сколько дух, и делает людей борцами, потому что даже каждая лепёшка хлеба здесь стоит куда больше, чем в краях с благодатным климатом, к терпимости и доброте тепло солнца и моря не имеют отношения. Я много размышляла над его словами, но думала, что вскоре нам всё равно придётся убираться отсюда, мы живём здесь уже двадцать два года.

Так вот, здесь нам попался на глаза юноша, он был сиротой, всего лишь одним из учеников конюха, но однажды Викол приметил, как этот мальчик, а звали его Василько, справился с взбесившимся вдруг жеребцом. Молодой жеребец, недавно доставленный в княжие конюшни, и не объезженный как следует, сбросил конюшего, стал отбрыкиваться и кидаться во все стоны, грозя потоптать всех, кто был в это время на дворе. А Василько спокойно вышел ему навстречу, ещё щуплый, и длинноногий голенастый мальчик, лет семнадцати, едва ли более, протянул руку и взял за болтающуюся уздечку. Конь взвился было на дыбы, но тут же будто передумал и снова опустился на все четыре копыта, внимательно глядя в лицо Васильку, словно между ними шёл немой разговор. Жеребец смотрел вначале изумлённо, но потом словно кивнул головой и опустил её, полностью успокаиваясь и затихая, а потом спокойно пошёл за Васильком обратно в конюшню.

– Ишь ты, Васька! Как ты его?! – начали расспрашивать со всех сторон, подходя к нему, когда он вышел из конюшни снова.

– Да што… не в первый раз… – отвечали другие.

Оказалось, действительно, Василько не впервые обуздывает коней, и не только к лошадям он имел особенный подход. Выяснилось, что и лечить животных он мастак. Заинтересовавшись, я решила понаблюдать за ним, и даже поговорить с ним. И выяснились и ещё более странные вещи, да, мальчишка умел лечить животных и при том он сам не понимал, как это делает, не помнил даже, с каких пор он это умеет. Но и это было не самым удивительным. Куда страннее, что юноша-сирота, хоть и выросший при княжом дворе, но не в тереме же, так вот, он не только разумел грамоте, что в-общем, встречалось повсеместно и среди простолюдин в этом городе, но, в свои семнадцать, уже успел прочесть почти все книги, что хранились в здешней библиотеке, причём на греческом и латыни, а свейский и немецкий знал с детства и даже не помнил откуда. Об этом поведал Виколу, здешний монах-хранитель и летописец. Ему нравился Василько и он хотел замолвить за него слово князю, чтобы тот приблизил его, подняв из конюшен в свои приближённые.

Поделиться с друзьями: