Байкал. Книга 6
Шрифт:
– Поздоровы ли все? – спросила Аяя. – Как Эрик?
– Яй, все здоровы, но сильно обеспокоены мыслями о тебе, о том, что ты так безвестно пропала.
– Я не пропала, Арий, я уже говорила, я умерла. Так всем и передай, тем, кто беспокоится, ничего иного.
– Я этого говорить не стану, это ложь, я не стану лгать о тебе.
– Это чистая правда. Я никогда не вернусь в обычный мир.
– Ты наказываешь меня, я понимаю. Я всё понимаю… и ты права в этом… Но неужели одиннадцати веков наказания недостаточно за две сотни лет ошибок и заблуждений.
– Никто тебя не наказывает, не выдумывай… – сказала она негромко и холодно. –
Гром сразу с двух сторон оглушил нас. Аяя встала и сделала мне знак рукой, следовать за собой. И мы двинулись через коридор, подобно той же галерее, но идущий внутри дворца так же соединяя все его помещения, и вошли в большой зал, открытый во внутренние помещения. Они были подобны внутреннему дворику, какому-нибудь итальянскому патио, но сверху была прозрачная крыша, по которой сейчас колотили струи дождя, а два этажа, открытыми галереями идущие вокруг, просматривались из середины полностью. Из чего такая крыша? Она сделана изящно, множество красиво и замысловато переплетающихся креплений удерживали прозрачные пластинки.
– Это стекло, – сказала Аяя. – На склонах горы его много. Я их научила его собирать и варить. Нужна очень высокая температура, чтобы… чтобы потом из расплавленного стекла делать пластины для вот этой крыши или окон. А там оно лежит уже готовыми лепёшками… Так что, думается, мы тут на склонах вулкана.
– Вулкан, да… Нашу долину уничтожил вулкан прошедшим летом, – сказал я.
– Как?! Нет больше… – воскликнула Аяя, на миг становясь прежней.
Но тут же словно опомнилась и добавила:
– Что ж… странно, что только теперь.
– Для меня она погибла, когда оттуда исчезла ты.
Но Аяя лишь покачала головой:
– Она погибла раньше, когда остыла твоя любовь. Моя ещё боролась долго, пытаясь растолкать твою, оживить, разогреть. Но твоя становилась лишь мертвее с каждым годом, её разлагающийся труп отравлял нам души.
– Прости меня… прости! – я шагнул к ней…
…как он не понимает… как не понимает, что каждое его слово камнем из пращи влетает в мою душу, разбивая там всё в кровавую кашу, болезненным эхом расходясь по ней, визжа в голове, срывая все струны в сердце. Ничего не понимает, жестокий человек, всегда думал только о себе… Я не могу смотреть на него, я чувствую аромат его кожи, тепло его тела даже на расстоянии, я каждый миг борюсь с желанием заплакав, броситься и прижаться к нему, почувствовать его в руках, его грудь и живот, прижатыми к моим, запустить пальцы в его волосы, целовать его милое лицо, чувствуя его дыхание на моей коже. Зачем ты явился, Арий?! Зачем?! Мне в моём покое и бесчувствии не жилось, конечно, но я не чувствовала боли…
…Но она тут же отошла на несколько шагов, уходя в середину помещения, под самый купол крыши, слуги несли светильники со всех стон, тьма как ночью…
– Я уже сказала тебе, всё прощено и всё забыто.
– Да нет же! – воскликнул я, борясь с желанием броситься к ней, сжать её плечи, встряхнуть, заставить смотреть как мгновение назад, когда она узнала о том, что вулкан поглотил нашу долину. Но теперь не следовало этого делать, это только оттолкнёт её. – Не забыто, если ты здесь! Если ты прячешься, значит, не хочешь видеть меня, потому что обижена и злишься! Но пойми, услышь меня!
– Ты ничего не слышал…
– За то и поплатился… жить без тебя куда хуже, чем
быть мёртвым. Послушай… я обезумел от ревности, Он каждый день, всякий миг нашёптывал мне… И… Орсег ещё являлся три раза в год… и улыбался тебе, а ты улыбалась ему…– Ты с ума, что ли, сошёл?! – возмущённо подняв брови, воскликнула Аяя.
Опять страшно загрохотал гром, сквозь крышу вспышки молний были хорошо видны, освещая помещение, потому что казалось, что наступила ночь.
– Конечно… конечно, я сошёл с ума. Я всегда был помешан на ревности, но… а тогда я… и всё Его шёпот, в любой день, ночь, всякий час…
– Мне Он ничего не нашёптывает, – сказала Аяя, поводя бровями. – Надо быть хозяином себе, своему уму и сердцу.
– Я не был… каким хозяином себе! Ты владела мной…
– Ой, не надо! Я владела тобой… Ну а ты мной! Но я никогда не устаивала тебе ревнивых припадков!
– Верно! – закричал я. – Верно, не ревновала, потому что ты никогда не любила меня так, как я тебя любил! Как я…
– Всё! – вскричала она. – Хватит! «Любил»… то-то, что всё в прошлом. Всё, Арий, любил и забыл. Живи дальше. Я не любила, теперь тем паче не люблю, не хочу ни видеть, ни слышать, ни думать о тебе, ни даже имени и лица твоего вспоминать! Ничего не хочу!
Снова одновременно с молнией страшно загрохотало и мне показалось, раскалывается крыша, и земля снова уходит из-под ног. От этих её слов не только уйдёт из-под ног земля, но и провалиться в Аид или в преисподнюю, как теперь говорят…
– Перестань! – простонал я…
– Я давно перестала. Зачем ты явился тащить меня из небытия. У каждого из нас свой путь. Мой больше не идёт по твоему. Хватит разочарований нам обоим…
– Любовь не может закончиться, если она была! – воскликнул я.
– Можешь считать, что не было! – покричала она. – Мне давно это безразлично…
– Тогда незачем хоронить себя, если я так тебе безразличен, что мешает тебе жить среди людей, радоваться встречам с друзьями?
– Я не хочу ничего и не потому что боюсь встретить тебя и не удержаться, и снова навязаться тебе, нет, просто я не чувствую ничего, а жить так… лучше не жить. Вот тут я и не живу. Всем спокойнее.
– Я могу это понять, – тихо сказал я, подходя ближе, потому что на расстоянии почти невозможно было расслышать друг друга из-за шума ветра, дождя и грома, всё чаше потрясающего небо. – Но всё же… пришло время вернуться, Яй.
– Это время никогда не придёт.
– Значит, ты ещё любишь меня и ночами видишь во сне…
Ага! У неё сверкнули глаза, и румянец бросился в щёки, даже в виски. Видит! Всё правда! И любит меня, не могла разлюбить, я не могу, и она не могла, потому и спряталась, своей любви боялась, когда я стал…
Но она вдруг вскричала:
– Да! Вижу во сне! Как ты хватал меня холодными злыми руками, а после, словно испачкался, поднимался, и не глядел в мою сторону, столько было в тебе отвращения!
– Да со стыда и не глядел! – закричал я ещё громче. – Со стыда такого, что хоть в колодец кидайся. Со стыда, что злость и безумие рвало мне грудь!
– Нет! Не хочу! Не хочу слушать! Отойди… отойди! Отойди дальше!.. Ишь, липнет…
И снова загрохотало, затрещала крыша. Аяя в страхе подняла голову, слуги и вовсе присели в ужасе, прикрывая головы. Крыша жалобно затренькала, подпевая гулу из-под земли.
– Ты… слышишь это, Яй?.. – спросил я, понимая, что надвигается что-то, что отодвинет наш разговор.