Байкал. Книга 6
Шрифт:
Как ни удивительно, как ни ужасно, совершенно неправильно и даже дико, но меня вместе с ним накрыла громадная волна экстаза, ослепляя, оглушая, почти лишая чувств…
И именно в эти мгновения я поняла, что что-то сломалось или в Арике или во мне, или в нашей любви, или в мире, но продолжать так нельзя, мы катимся в бездну…
Глава 3. Разверзлась бездна
Я застал Арика в таком положении, в каком не видел никогда прежде. И я застал его одного. Собственно этим и объяснялось его странное состояние. Я ехал сюда к нему несколько дней, вначале в повозке, потом верхом на ишаке через
Арик сидел на скамье у стола в середине двора, на котором были в беспорядке разбросаны листы и свитки. Возле лежали какие-то странные предметы, опять его придумки-приспособы, и казалось, что всё это, включая самого Арика, здесь не первый день. Поражённый этой картиной настолько же неожиданной и странной, насколько и пугающей, я слез со своего странного вислозадого скакуна, и тронул брата за плечо.
– Ар?.. Арик, что с тобой?
Он медленно поднял голову, глаза его были воспалены от долгой бессонницы и смотрения в никуда.
– Ты… в образе моего брата явился ныне?.. Обмануть хочешь? Прочь! – поговорил он пересохшим горлом, отстраняясь.
Я понял, за Кого он принимает меня, и ещё я понял, что он не только сидит здесь уже не меньше двух дней, но и не шевелится и даже воды не пьёт. Эдак и умер бы, если бы я не приехал…
Потому я взял ковш и зачерпнул воды в лохани, что стояла в сенях, и принёс ему, чуть не наступив на курицу, что в беспорядке бегали по двору.
– Выпей, Ар, – сказал я, поднося ковш к его губам.
– Яду мне принёс? Так я им уж полон до краёв… – похрипел Арик.
– Выпей, дурень, это вода, не яд, и я не Он, я – Эрик, твой брат, – сказал я и плеснул водой ему на губы и подбородок, намочил и грудь, конечно.
Почувствовав воду во рту, Арик выхватил ковш и прильнул к нему так, что в несколько огромных глотков, выпил до дна.
– Ещё… дай! – задыхаясь, посипел я.
– Нет, отравиться и водою можно, коли без умеренности, – сказал я. – После ещё попьёшь. А теперь молви, что тут у вас приключилось?
– У нас? Где ты видишь нас-то? Я один… один… один! Один я! – вдруг заорал он, срывая окончательно горло. – Один я! Эр… я один!
Он закатился в своём безумном крике, продолжая повторять снова и снова, что он один, вцепившись себе в волосы, кусая пересохшие и растрескавшиеся губы, клонясь со скамьи, чуть-чуть и упадёт…
Я понял только одно, что он настолько не в себе сейчас, что говорить с ним нельзя, чтобы окончательно не свести с ума. И потому просто встряхнул его, орущего, что он один, и потащил к дому. Вот жаль, зелена вина-то нет, лучше бы я назавтра от похмелья маялся, чем теперь видеть, как он, потеряв рассудок, вопит, стараясь разорвать себе горло и грудь, а может, и сердце. Ах ты, Арик, что ж тут стряслось-то у вас?
Прошёл не один день, прежде чем Ар смог говорить. Вначале он катался по полу и орал, вырывая волосы, стучал кулаками в пол, себе по голове, покусал губы в кровь, искусал кулаки. Я ждал, пока он перестанет бесноваться, понимая, что даже, если я плесну на него сейчас ведро ледяной воды, это не поможет, пока он не обессилит, этот кошмар не прекратиться. Мучением было дожидаться и осознавать, что ничем не можешь помочь.
Я вышел на двор из горницы, где всё было перевёрнуто и разбросано, я никогда не видел жилище Арика в таком виде и это пугало не меньше, чем его теперешний вой. Я отвёл ишака в сарай, где стояли несчастные некормленые лошади Арика, их козы и задал корма всем. Выйдя снова под вечереющее небо, я подумал недолго и, заприметив маленькую птичку на ветке яблони, что росли здесь, окаймляя двор садом, я сказал вслух:– Птичка-невеличка, отнеси весь Селенге-царице…
Признаться, я был уверен, что ничего не произойдёт, я не могу представить, что крошечная безмозглая пичужка может услышать меня да ещё передать Аяе какую-то весь. Но произошло изумляющее меня действо: птичка вдруг перестала клевать что-то на этой ветке и, повернув маленькую головку, взглянула на меня разумным чёрным глазком.
– Чирик?.. – спросила она.
Я обрадовался, вот здорово! А я и не знал, что найти Аяю можно, оказывается намного проще, чем любого из нас. Захочет она откликнуться, другой вопрос, но весь получит. А потому я сказал птичке всё, что увидел здесь и попросил Аяю вернуться, где бы она ни была теперь.
– Чик-чик-чирик! – словно запоминая мои слова, ответила мне моя маленькая посланница и упорхнула.
Вот чудеса-то! Неужто и вправду доставит послание? Почему раньше мы не пользовались этим? Что ж, я не решался, зная, что стану сходить с ума, ожидая ответа, и не хотел смущать её душу напрасно. А теперь, вона, что… Обрадованный, я вернулся в дом, и застал Арика не одного… Сам Прародитель Зла сидел у стола, поколачивая ногтями по столешнице, застеленной белой чистой бранкой. А Арик сидел у стены, волосы космами свешивались, закрывая лицо и придавая моему брату вид настоящего помешанного.
– Эрбин, – Диавол взглянул на меня, сверкнув глазами. – Приветствую! Что, Селенге-царице отправил послание? Ну-ну… Токмо не ответит она. Кре-епко обиделась. Да и объятия Орсега крепки и горячи, в них не слышны призывы горных отшельников. Царь морей, это не скучный зануда-учёный, богатства безграничные, и чудес в его власти видимо-невидимо. Арий не зря умом тронулся, такого соперника не победить. Токмо с моей помощью.
– Пошёл ты! – Арик швырнул в Сатану попавший под руку давешний ковш, что он свалил с лавки, катаясь давеча. – Пошёл прочь!
Сатана легко отбил летевший в него снаряд, подняв руку, и ковшик отлетел к стене, жалобно хрястнув о неё, раскололся.
– Сын мой, напрасно ты отвергаешь отцовскую помощь.
– Прочь, Нечистый! Твоя помощь хуже смерти, а милость горше скорби! – хрипло покричал Арик. Не так уж он помешался, я вижу.
Сатана поднялся, усмехаясь.
– Ничего, я не в обиде, дети часто неблагодарны. Когда по-настоящему затоскуешь, когда твои яйца будут готовы взорваться, а сердце станет с трудом перешагивать каждый свой удар, зови, я помогу, я верну тебе всё. И даже от яда ревности, что отравил твой мозг, избавлю навеки.
Он исчез. Арик сгрёб ладонью волосы, поднимая их с лица, и так остался сидеть, держа их и опираясь о лавку локтем.
– Вот… Эр… Наведывается всяк день и ночь, – гнусавя и хрипя, проговорил Арик. – И сколь уже лет…
– Лет?.. Так Аяи нет несколько лет?
– Да нет… за лет, я бы… уж помер… нет, её нет… – он огляделся, поднимаясь. Подошёл к окну. – Как проснулся я… и… четверо суток с половиной. Нет… пять… нет… не знаю… потерял счёт… всё потерял…
И сел к столу, брякнув разбитыми в кровь локтями о чистую бранку.