Байки из роддома

«Психуй, Емеля, – твоя неделя», – переиначил Данилов старую поговорку.

– Если вы намекаете на народную игру в три строгих выговора и одну статью, то я вам очень, очень не рекомендую. Поводов я вам не дам, а если вы их выдумаете или создадите сами, можете быть уверены – шум выйдет грандиозный.

Данилов с большим удовольствием наблюдал за пыхтящим от ярости главным врачом. Поединок стал напоминать ему айкидо, где сила нападения умело оборачивается против самого нападающего.

– Вам так нравится у нас работать? – удивился Гавреченков. – Вот уж не подумал бы!

– Не очень, – честно признался Данилов. – Но я уйду тогда, когда сам сочту нужным. А не тогда, когда вам этого захочется.

– Алексей Емельянович… – на пороге появилась секретарь.

– Я занят, Ольга Евгеньевна! – отмахнулся Гавреченков.

Дверь тихо закрылась.

– Я не понимаю вашей позиции, Владимир Александрович! – Гавреченков развел руками. – Но – вам решать, вам жить. Можете идти.

– Спасибо, Алексей Емельянович. – Данилов сменил ироничную улыбку на довольную. – Давно ни с кем по душам не разговаривал. Блаженство!

Гавреченков с демонстративной деловитостью зачиркал ручкой в настольном органайзере. От сильного нажима рвалась бумага, но главный врач словно не замечал этого.

– К Алексею Емельяновичу можно войти? – спросила Ольга Евгеньевна вышедшего из кабинета Данилова.

– Конечно, можно, – разрешил Данилов.

«Чем я занимаюсь? – подумал он. – Только и делаю что хамлю главным врачам. Надо бы порыться в руководстве по психиатрии – не описано ли там подобное извращение?»

Против ожиданий никто из коллег не стал интересоваться разговором с главным врачом. Только Вознесенский на ходу спросил:

– Остаешься?

– Остаюсь, – подтвердил Данилов.

И все – не было ни любопытства, ни ободрения, ни тем более порицания. «На «скорой» было бы иначе», – подумал Данилов и дал себе слово в ближайшую свободную субботу или воскресенье непременно заглянуть на родную подстанцию. И в самом деле, сколько можно – с прошлого года собирается, да все никак не соберется проведать бывших коллег.

Можно было заехать и сегодня – сразу после работы, но Данилов представил себе, как появляется на подстанции в шестом часу вечера с двумя бисквитно-кремовыми тортами в руках. В гараже, разумеется, не будет ни одной машины, а на подстанции – никого, кроме диспетчеров и Елены. Нет, лучше уж с утра – так хоть будет возможность пообщаться с отработавшей сменой.

У него потеплело на душе от картины визита на родную подстанцию. Данилов представил, как он, не торопясь, проходит по гаражу, заходит в диспетчерскую, затем обходит комнаты отдыха, созывая всех на кухню для скорого чаепития. Интересно, многое ли изменилось за время его отсутствия? Да скорее всего, ничего и не изменилось, иначе Елена бы рассказала об этом. Нет, все равно все изменилось. Ведь раньше он был выездным врачом, а теперь – всего лишь гостем. Но все равно приятна даже мысль о том, что надо навестить бывших коллег…

Заканчивая с сегодняшней писаниной, Данилов почувствовал сильную потребность отвести душу в узкой мужской компании.

Полянский, как обычно, долго не отвечал на звонок, но наконец в трубке послышалось его приглушенное:

– Да?

– Привет, мученик науки!

– Привет. – Полянский продолжал говорить тихо. – Что-то срочное?

– Когда освобождаешься? – Данилов понял, что Полянский отбывает время на очередном кафедральном заседании или на очередной конференции.

– В шесть – точно.

– Тогда в полседьмого – на ноге у башки! – Данилов и сам не помнил, когда к нему прилипло это уже не популярное московское жаргонное выражение.

– Буду. – Полянский отключился…

Место, в которое его привел Данилов, Полянскому поначалу не понравилось.

– Вот уж не думал, что в центре Москвы может быть такая дыра, – сказал он, скользнув взглядом по обшарпанным стенам и остановившись на колченогих разномастных стульях. – Ну и ну!

– Зато здесь пельмени лепят сами, а не в супермаркете покупают. – Данилов подтолкнул приятеля в спину. – И есть нефильтрованное пиво. Хорошее.

– Ладно, уговорил. – Полянский снял куртку, повесил ее на спинку одного из стульев и опасливо уселся – стул устоял. – Если уж нефильтрованное…

После пятой порции пельменей, на сей раз начиненных телятиной и грибами, Полянский в сытой истоме откинулся на спинку стула и выдал заключение:

– Это не дурь, Вовка, это объективное следствие твоей работы на «скорой». Ты привык действовать в о-о-чень сжатые сроки, в черт знает каких условиях и тем не менее выходить победителем – вытаскивать своих пациентов с того света за ногу, за руку или еще за что-нибудь. Сейчас же, когда у тебя больше времени на пациентов, пардон – пациенток, и к тому же условия лучше и возможностей больше, тебе кажется, что ты вообще не имеешь права на неудачу. Заметь, я говорю «на неудачу», а не «на ошибку». Эта история с желудочковой аритмией – действительно несчастный случай, а не следствие твоей мнимой халатности.

– Это ты так считаешь…

– Вовка! Хорош бредить! Я так считаю, ваша администрация так считает, Елена так считает! Согласись, что это чего-то да значит!

– Особенно – мнение администрации, – съязвил Данилов.

– Да, представь себе! Если твой главный спит и видит, как бы уесть тебя половчее и тем не менее ничего не может предъявить официально, то это свидетельствует о твоей непогрешимости… – Заметив, как брови Данилова поползли кверху, Полянский поправился: – Тьфу ты – безгрешности. Так что хватит самоедства…

– Это не самоедство, Игорь, – едва слышно сказал Данилов. – Это, наверное, моя посттравматическая энцефалопатия. Я все время боюсь упустить нечто важное и оттого настолько застреваю на мелочах, что не вижу главного. Пару раз чуть не напорол косяков. А я ведь врачом работаю, да еще анестезиологом-реаниматологом, а не пончики продаю. Там все просто, просчитался – доложишь из своего кармана. А я ничего доложить не могу…

– Тебе надо к психотерапевту. – Полянский поднял руку, подзывая официантку. – К хорошему психотерапевту… Еще две порции с телятиной и два пива.

– Я не люблю психотерапевтов, – сказал Данилов, дождавшись, когда официантка отойдет от их стола, – ничего личного, просто не люблю – и все.

– Тогда меняй работу, – посоветовал Полянский.

– Ты читаешь мысли нашего главного врача.

– Я не читаю чужих мыслей, но почему бы тебе не заняться чем-нибудь другим? В медицине есть много направлений…

– Агитируешь к себе на кафедру? – рассмеялся Данилов. – А что, это мысль! Я подумаю.

– Работать на одной кафедре с тобой?! – Полянский замахал руками, словно пытаясь отогнать от себя пчел. – Нет, лучше броситься под трамвай! Это более спокойный и надежный метод самоубийства. А если серьезно, то можно пойти в ультразвуковую диагностику или в рентгенологи. Чем плохо?