Байки кремлевского диггера
Шрифт:
Нам все казалось, что, как только пройдут президентские выборы, кремлевская паранойя кончится. Путин перестанет бояться продуть выборы, и надобность в жесткой цензуре у него отпадет, – рассуждали журналисты.
Но не тут-то было. В первых же послевыборных поездках Путина репрессии к журналистам еще больше ужесточились.
Мало того – сразу же после победы Путина на президентских выборах его пресс-секретарь уже совершенно гласно, ничего больше не стесняясь, объявил журналистам о введении в Кремле цензуры.
В середине апреля, перед первой
– Будут объявлены новые правила работы пула, – отрапортовал сотрудник пресс-службы, обзванивавший всех нас по телефону. – Громов просил передать, что явка обязательна для всех!
Предвыборных издевательств мне хватило по горло, и я, сказавшись больной, прогуляла урок. Однако заботливые коллеги, разумеется, в деталях записали содержание секретарского инструктажа и пересказали мне. Правило номер один, оглашенное Громовым, практически дословно копировало вывески на скверных питейных заведениях: Администрация имеет право по собственному усмотрению и без объяснения причин отказать в обслуживании любому клиенту. В смысле, журналисту, конечно.
– Вы, конечно, можете писать любые статьи. Но только потом не удивляйтесь, когда мы вас не включим в списки аккредитации на освещение следующего президентского мероприятия, – откровенно предупредил Громов.
Правило номер два, по сути, вообще запрещало кремлевским журналистам во время поездок с президентом исполнять их прямые профессиональные обязанности:
– Никто не имеет права задавать президенту вопросы, которые предварительно не согласованы со мной лично. И никто не имеет права в поездках подходить к членам делегации, сопровождающим президента, и задавать им вопросы.
– Извините, а если какой-нибудь член делегации сам ко мне подойдет и захочет поговорить? Что мне тогда делать – бежать от него со всех ног с криком А мне пресс-служба не велела с вами общаться!?
– постаралась довести ситуацию до абсурда Дикун.
Все захохотали. Только вот Громову было не до смеха:
– Если член делегации к вам сам подойдет, тогда вы обязаны немедленно найти сотрудника пресс-службы и согласовать с ним этот контакт, – на полном серьезе заявил новый президентский пресс-секретарь.
Самым удивительным было даже не то, что официальный представитель Кремля посмел произнести все это вслух при большом скоплении журналистов, а то, что никто, кроме двух-трех человек, даже не попытался возмутиться по поводу эти новых репрессивных установок.
А некоторые коллеги даже начали их активно приветствовать.
– Вы не понимаете: Путин таким образом создает новую элиту журналистики! – восторженно заливал нам с Ленкой Дикун Саша Будберг из Московского комсомольца.
– Ты, Саш, кажется, чего-то перепутал: так создают не элиту, а прикормленную прессу. Причем очень низкого уровня. Потому что на таких унизительных условиях в кремлевском пуле согласятся работать только бездарности, у которых нет никаких шансов при свободной конкуренции, – разочаровали его мы.
Вскоре прикормленным кремлевский пул стал в прямом смысле этого слова. В первой же поездке за границу, в Лондоне, пресс-служба организовала ужин с Путиным для наиболее сервильной части кремлевского пула. Причем, у рядовых сотрудников пресс-службы, когда впервые произошло разделение
пула на козлищ и овец, случилось легкое помешательство: они никак не могли понять, почему в списке аккредитованных на ужин нет ведущих политических журналистов, которые до этого всегда ходили на все кремлевские брифинги.Как сейчас помню абсолютно обалдевшее лицо Кости Мишина (тогдашнего зама начальника отдела аккредитации пресс-службы), когда в аэропорту Хитроу он вынужден был рассаживать всех журналистов не в один автобус, а в два: в правый – тех, кто едет ужинать с Путиным, а в левый – тех, кто едет в гостиницу.
– Девочки! Куда же вы! Вам же надо сюда, в правый автобус! – замахал мне и еще нескольким коллегам Костя, уверенный, что меня, само собой, не могли не пригласить.
Однако когда мы к нему подошли и Костя, на всякий случай, все-таки заглянул в список, на лице у него отразилась смертельная паника– Ой… Ой-ой-ой… Здесь что-то, наверное, перепутали… Не может быть… Что же делать?! Это точно ошибка! Но я ведь не могу сам вас сюда вписать! Ой, девочки, простите, знаете, вы лучше сейчас тогда поезжайте в гостиницу и ждите, а я все уточню и вам обязательно позвоню!
Я сразу правильно оценила ситуацию:
– Ура! Дикун, у нас – свободный вечер! Пойдем скорее в Чайна-таун, я накормлю тебя своими любимыми лобстерами в соусе чилли!
Но Дикун чуть не плакала. И пока я с наслаждением разделывала крабов (лобстеры в тот вечер в моем любимом ресторанчике, увы, уже закончились), бедная Ленка все причитала:
– Я не понимаю, где же мы возьмем информацию об этой встрече с Путиным? Трегубова, ты представляешь, а если эта пытка будет продолжаться в каждой поездке? Официально они нас вроде бы будут аккредитовывать, но пускать никуда не будут! Как же мы работать-то будем?!
Но как только подали китайский десерт, у Дикун моментально просохли слезы, и она тоже возблагодарила судьбу за то, что Путин избавил нас в этот вечер от своего общества.
На следующий день, по дороге на Даунинг-стрит, Дикун стала пытаться выудить из коллег подробности вчерашних посиделок.
Но свеженазначенная элита журналистики не кололась. Все отводили от нас глаза и делали вид, что вообще не понимают, о чем речь. Было видно, что их уже хорошенько обработал пресс-секретарь Громов по поводу секретности.
Дикун пристала к кореспонденту Комсомольской правды Александру Гамову:
– Гамов, ну я же знаю: ты – аккуратный мальчик и всегда на встречах с ньюсмейкерами ведешь записи у себя в блокнотике!
– Ну да, веду…
– И вчера вечером вел? – поймала его на понт Дикун.
– Ну да, вел… – растерялся Гамов.
– Тогда дай мне их, пожалуйста, посмотреть, – не растерялась Дикун. – Я прочитаю и сразу тебе верну. Обещаю, я никому не скажу, что это ты мне дал. Мы же коллеги, Саш!
Глаза Гамова забегали. Ему было явно стыдно признаваться, что он просто боится пресс-службы, и он стал отчаянно придумывать, как бы выкрутиться из ситуации:
– Лен, я не могу…
– Почему?
– А у меня больше нет этих записей.
– Куда же ты их дел, Саша? Съел? – съязвила Дикун.
– Да. Съел, – обреченно промямлил Гамов.
В ельцинское время Гамов был единственным журналистом за всю историю существования пула, которого тогдашний пресс-секретарь президента Сергей Ястржембский лишил аккредитации в Кремле за фривольную статью. Теперь же, когда Гамова вернули в Кремль, он был настолько счастлив и перепуган, что стал идеальным экземпляром для нового, управляемого путинского пула.