Байки об искусстве, прекрасных дамах и фееричных кражах. Комплект из 3 книг
Шрифт:
Сестра Джанетта не навещала ее – она вышла замуж и уехала. Мать являлась пару раз, но Чечилия отказалась передаривать ей пару приглянувшихся подарков герцога, и мать, обидевшись, прекратила приходить. Сначала, преисполненная гордыни, мать ждала, что Чечилия, которую она считала «любящей дочерью», сама прибежит просить прощения. А та за это время и думать о ней забыла.
Братьев в женский монастырь не пускали.
Прошло два года подобной жизни, Чечилии исполнилось шестнадцать. Лодовико был опорой ее бытия, единственным хорошим, что она знала в жизни, хотя почему-то при нем ее голова становилась какой-то туманной. Она не любила его, но почитала. Ей не нравилось, когда он сажал ее на колени, но нравилось, когда рассказывал о своих планах украсить город. Она рассматривала архитектурные планы, которые он приносил с собой, и потом, когда Сант-Амброджио была построена Браманте, ей было приятно думать, что вот это
Кончался год 1489-й.
На острове Кипр, через который в Милан везли персидские ковры, королева, которая всегда помнила, что она – Дочь Республики, отрекается от престола и передает земли родной Венеции. Арагонский король договаривается, что его дочь Катерина станет женой принца Артура с холодного острова Британия. Совсем на далеких островах неожиданно умирает 23-летний красавец-сегун Асикага Есихиса с усами-ниточками. А в соседней Ферраре собирают приданое для юной, но уже прославившейся своим умом и обаянием Изабеллы д’Эсте, которой предстоит отправиться к жениху в Мантую.
Как раз тогда один из братьев Чечилии убил человека. Не вспомнить, который – то ли один из троих Джованни, то ли еще кто. Она не хотела просить любовника заступиться за брата. Не потому что держала зло на семью – если честно, детство почти полностью изгладилось из ее памяти, в ней остались лишь воспоминания о темноте и запахе сырости. Просто это были чужие люди из мрачного мира. Но мать, которая, конечно, вспомнила о ней в столь трагические дни, настаивала. И Чечилия попросила герцога о милости. Она так редко что-то просила, что Лодовико, продолжавший ее обожать, с радостью согласился помочь. Он думал, что доставляет своей нежной возлюбленной большую радость. Для нее же это было избавлением от досадного пустяка, от шума ноющей родни.
Брата уберегли от наказания за убийство, но почему – стало интересно всему городу. О Чечилии до этого знали лишь немногие приближенные, теперь же слух о ней распространился по всему Милану. Фра Маттео Банделло услышал о ней именно тогда – от своего дяди фра Винченцо, настоятеля монастыря, прежде хранившего деликатное молчание о своей гостье… Да и герцог решил, что не стоит больше скрывать свою жемчужину. Чечилия выросла, стала еще большей красавицей, и он хотел хвастать своим счастьем. Наставница-вдова придала лоск ее манерам и нарядам, беседы с Лодовико развили ее ум. Она была готова выйти в большой мир. Герцог переселил ее в свой замок. Чечилия Галлерани стала официальной фавориткой.
Лодовико Сфорца был горд ею и был холост. Соперниц ей не существовало. Поэтому Чечилию воспевали все придворные певцы и поэты. Скалигеро слагал сонеты, Беллинчионе – мадригалы. Герцог пригласил своего любимого живописца, мастера Леонардо да Винчи, написать портрет возлюбленной. Тот не любил работать на заказ, хотя всю жизнь приходилось, поэтому обычно капризничал и саботировал. Но Чечилия заворожила мастера. В ней была та юная прелесть, та чистота, из-за которой она не была неприкрыто женственной в том смысле, который так не любил Леонардо. Наоборот, в ней ощущалась какая-то мальчишеская робость и угловатость. Леонардо понравилось писать ее портрет, и он даже закончил его вовремя.
В руки он дал ей целомудренного горностая, ибо Чечилия была из рода Галлерани, а «горностай» по-гречески – «гале». Ребус предложила сама девушка, недавно принявшаяся за изучение этого языка. В долгих беседах, которые они вели под музыку на сеансах позирования, мастер дал ей добрый совет – быть больше Минервой, чем Кипридой, питать свой интеллект, не оставлять ученых занятий.
Придворные Чечилию, кажется, полюбили (насколько способны на это придворные, сборище горгон). Красота ее оправдывала высокое положение, в которое ее поставил Лодовико. Чечилия не была настолько надменна, чтобы ее ненавидели за тщеславие, и не считала свое положение настолько греховным, чтобы ее презирали за кротость. Простая и милая, шествовала Чечилия по залам кастелло Сфорцеско, метя подолом наборные полы. Несколько лживых подруг, искательниц выгод, пытавшихся через близость к ней проникнуть в постель или в карман к герцогу, научили ее относиться к людям с недоверием и следить за своими манерами и жестами, научили выражать приязнь и симпатию, не чувствуя их. И даже родная мать не могла больше ей крикнуть вослед «ничего не могу прочесть по твоему лицу!», потому что с возрастом и опытом Чечилия научилась притворяться. Притворятся, что действительно
живет.Она смотрела на свой портрет с белоснежным горностаем на руках, и радовалась тому ощущению жизни, которое удалось уловить Леонардо. Оставаясь наедине с собой и глядя в большое зеркало – дорогой подарок любовника, она пыталась поймать, повторить это дыхание, этот порыв, но не удавалось.
Грядущие неприятности, казалось бы, должны были разбить эту стену спокойствия – спокойствия не ледяного, а воскового, медового. Милого и прелестного, но все-таки спокойствия. Дело в том, что ее возлюбленный и покровитель, великий Лодовико Сфорца, звезда итальянской политики, все еще оставался герцогом Бари. Его племянник, владыка Милана де-юре, а не де-факто, все еще был жив. Да еще он успел жениться – на принцессе из арагонской династии, женщины которой (даже бастарды, как хорошо знал Боккаччо) отличаются характером. И успел заделать с ней детей. Жениться поэтому надо было и самому Лодовико. Давний договор, заключенный еще его отцом, делал его невестой Беатриче д’Эсте, дочь феррарского герцога, младшую сестру мантуанской маркизы Изабеллы, той самой обаятельной острословицы.
Невеста герцога вступила в брачный возраст, пришло время выполнять договор. Но в феррарском дворце ее отца, украшенном фантастическими фресками Франческо дель Косса и Эрколе ди Роберти, собрались родственники девицы и дипломаты обоих государств. И бушевали споры.
А виной тому была прекрасная Чечилия. В донесениях и письмах из Милана подробно излагалось, как жених боготворит свою любовницу и какое почетное место она занимает при дворе. Мать невесты, еще одна арагонская принцесса (ах, вредные все же женщины в этом семействе), нестарая еще дама с выдающимся носом, отказывалась отдавать Беатриче в такой дом. Отец невесты, старый герцог, поддакивал угрюмо и устало. Его сын и наследник, молодой Альфонсо д‘Эсте, уговаривал быть снисходительными, говоря, что так устроен мир и никуда от этого не деться. Он был заинтересован во всеобщем согласии, этот юный любитель юной науки артиллерии – по договору свадьба должна быть двойной: Лодовико Сфорца женится на его сестре Беатриче, а он сам – на племяннице герцога Анне Сфорца. Ему хотелось и приданого, и супруги – чтобы рожать законных сыновей. И он никак не мог предвидеть, что Анна Сфорца стремительно сойдет в могилу бездетной, а матерью его наследника станет Лукреция Борджиа – в те дни жена одного из ублюдков дома Сфорца…
В спор вступила ненадолго приехавшая с визитом старшая сестра Изабелла д’Эсте, жена мантуанского маркиза, к тому моменту уже одна из прославленных женщин своего века. Ее золотые волосы сияли подобно солнцу, и, как солнце, она никогда не оставалась незамеченной. Сияние ее воли исходило от нее даже в темноте. Не первая красавица Италии, не самая умная и не самая образованная, Изабелла обладала такой силой личности, такой мощью характера, что распространяла свою власть повсюду. Новая ли песнь Ариосто, чирей ли римского папы – до всего ей было дело. Она знала каждого, и каждый был ей обязан. Стоило ей надеть платье нового покроя, и ей принялись подражать знатные дамы по всему полуострову. Младшую сестру она, конечно, любила, хотя и завидовала немного: ей совершенно справедливо казалось, что с Лодовико Сфорца они бы составили непобедимую пару. Но по воле отца несколько лет назад ей достался Федерико Гонзага, талантливый военачальник. Но что такое Мантуя? Муж-маркиз нанимался полководцем к другим государям.
Маркиза Изабелла вступилась за младшую сестру – не дело, чтобы жених так выставлял напоказ любовницу! Миланский же посол в Ферраре настаивал, что эта мелочь не стуит стольких слов. Споры продолжались не один день. Герцог послал в Феррару нового дипломата, звавшегося Франческо да Касате, с подарком для невесты – дьявольской красоты ожерельем из крупных жемчужин, оправленных в золотые соцветия, завершением которого служила подвеска в форме груши из рубинов, да жемчугов, да изумрудов. Беатриче восторженно хлопала в ладоши, мать ее смягчилась, а сестра Изабелла приложила подарок к своей груди и зарумянилась.
А Чечилия жила и не знала, что из-за нее ломается столько копий. Мысли ее были о другом – Бог после долгих лет благословил ее чрево, и теперь Лодовико Сфорца с трепетом ждал своего первенца – пусть бастарда, но первенца. Хотя, может, и не первенца? Кажется, была еще какая-то Джованна, или, может, Мария… Впрочем, не важно. Одна только мысль смущала его, как соринка в глазу, совсем чуть-чуть. Лодовико знал, что обожает свою прекрасную Чечилию. Но из-за беременности – которая, безусловно, дар Божий – красавица слишком округлилась, перестала быть похожей на изящную статуэтку, превратилась из Прозерпины в Цереру. Из весны своей жизни она вступила в лето, а Лодовико и думал только о том, как ее портит спрятанное внутри дитя и как тяжелеют ее прекрасные груди, ранее бывшие совершенством.