Беда по вызову

— Кем приходилась Задовой Никитина Инна Петровна и почему она завещала ей свой дом?

— Отвечает баба Феня! — скомандовала Бэлка.

Феня затянула потуже платочек под подбородком и начала:

— Петя мой был красавец. Все бабы на него вешались, каждая с ним любовь хотела. Поэтому в жизни у него получилось много жен. Работал он машинистом на железной дороге. В войну, во время каждой поездки его друзья-машинисты женили. Развлечение у них такое было — свадьбу сыграть и погулять. Свадьбы были шутейные, но бабы в них верили. Война, любой мужик — как манна небесная. А Петя был тогда на Машке Задовой женат. Машка бесплодная была и к тому же старше его на восемь лет. Тут одна бабенка из Казани, куда он часто ездил, за него всерьез взялась. Ребенка ему родила, дочку. Никитину Инну Петровну. Задова побушевала, но утихла, потому что Петька все равно при ней остался. Она даже с бабенкой этой из Казани списалась, и девочку к себе на лето брала отдыхать. Она ей вроде как дочкой стала. Даже когда Петька ко мне перебрался, девка каждое лето к Машке приезжала, по хозяйству помогала. Петька девку не любил, говорил, что не его это дочь, примазалась сирота казанская. Но у Машки там завязались отношения, любовь и привязанность. А когда мы с Петькой сына родили, он про них и думать забыл.

Бэлка опять развела в фужерах сахар и вопросительно посмотрела на меня.

— Давай! — разрешила я, и она добавила абсент.

— Это я на Петькином «запоре» разъезжаю?

— На ем! — хмыкнула баба Феня.

— И что, после смерти Задовой, Инна Петровна перебралась сюда?

— Отвечает Феня! — скомандовала Бэлка.

— Судьба у Инки не заладилась. Как мать ейная померла, так все у нее пошло наперекосяк. Институт она, правда, закончила, пошла в школу учителем работать. Родила без мужа, одна сына воспитывала. Пока сына растила, к Задовой всего раза два приехала, а Машка все с внуком хотела повозиться.

— А сын этот хулиганом вырос! — встряла баба Муза, уставшая молчать.

— Да, намучалась она с ним. Машка Задова все письма Инкины соседкам читала. Инка по милициям ошивалась, по детским комнатам. Замуж она так и не вышла, а Аркашка ее на машинах с детства был повернутый. Учиться не хотел, все в гаражи к мужикам бегал, приставал — что, да как. К четырнадцати годам мог любую машину по винтику разобрать и обратно собрать. А в школе одни двойки.

— А в семнадцать он машины угонять стал, — опять влезла в разговор баба Муза. — Задова тогда всей улице письмо читала, говорила, что если бы ей парня отдали, то из него бы вышел толк. А так — безотцовщина, мать с утра до ночи на работе.

— Да, Инка квартиру продала, чтобы сына от тюрьмы отмазать, переехала в коммуналку. Бабки приспособились говорить по очереди.

— Только зря. Все равно он плохо кончил. — Муза отхлебнула чуть-чуть абсента и утерла рот платочком. — Неверный ваш самогон будет. Сахара много. А салатики хорошие. Значит, Инка сюда пару раз приезжала, но без сына, одна. Говорила, он там захулиганился, спасу от него нет. Пить не пил, но шайку какую-то организовал, по ночам машины грабили, колеса снимали, радиво вытаскивали. Потом угонять стали. Еле Инка его от тюрьмы спасла. Затих он немного, но потом погиб через несколько лет. На машине разбился.

— А поподробнее известно?

— Поподробнее! — приказала Бэлка.

— Он вроде как обженился. Инка писала, привел девку молодую, к матери подселил. Почти у них все устаканилось, вдруг — бах! Машка тогда всей улице письмо читала. Девка эта подельницей оказалась. Шайку сынуля распустил, девку в помощницы взял. Они находили по объявлениям в газетах, кто машину хорошую продавал. Девка шла как покупательница, хозяин от девки ничего плохого не ждал и давал ей вокруг дома кружок сделать, машину проверить. Девка кружок делала и на второй заходила, вроде как стук какой-то услышала. И тогда ждал ее продавец долго, пока не доходило до него, что машину угнали. А она к своему любимому катила. Тот ее поджидал и что дальше с этой машиной делать хорошо знал. Они так много народу облапошили, хоть на них уже и охота началась. Вот. Салатики хорошие, а самогонка лебедой отдает.

— Полынью, — поправила баба Муза, отхлебнув глоточек и закусив фаршированной уткой. — Ох и вкусно мне девки! Хоть и горько.

Бэлка подкинула ей в фужер еще сахара.

— Так вот, — сказала Феня, — там вот как дело было. Просто триппер какой-то.

— Триллер, — опять поправила Муза.

— Да, ужастик. Машка всей улице письмо читала. Милиция подсадного клиента организовала. С дорогой машиной. Аркаша не устоял и девку свою заслал. Девка, как потом выяснилось, умела изменять свою внешность, поэтому ее все пострадавшие по-разному описывали. В общем, она пришла, и как обычно, попросила разрешить ей кружок сделать. Ей, понятное дело, разрешили, потому что с поличным брать решили. Она к своему хахалю рванула, он где надо к ней подсел в условленном месте. А милиции выяснить надо было, куда он эти машины гонит, поэтому их… это…

— Вели, — подсказала Бэлка.

— Вели. Только сын у Инки был стреляный воробей. Что-то ему не понравилось, стал он круги нарезать, проверять нет ли кого за ним. И тогда его решили просто с поличным… это…

— Взять, — подсказала Бэлка.

— Взять.

Я накрыла рюмки ладонями.

— Самогон, бабушки, потом. Сначала факты. Что еще известно?

— Известно, что пальбу открыл Аркаша этот. Был у него пистолет. Убил он двух в погонах, а сам уходить начал на бешеной скорости. Сбил двух пешеходов насмерть и сам влетел в столб. Машина всмятку, а его еле от руля отскребли. Вот такая неудачная операция. Машка всей улице письмо читала, а наутро померла — сердце. Хоть она этого Аркашу и видела только младенцем. Говорила, хорошо, что он разбился, все равно в тюрьме бы гнил всю жизнь.

— А девка? — спросила я.

— Что девка?

— Тоже погибла?

— Нет, девки, говорят, в машине не было. Пропала она. Сбегла. Растворилась в просторах отечества.

— А звали как?

— Кого?

— Да девку!

— Да кто же знает! — в один голос закричали бабки. — В письмах про это не было.

— И что, после гибели сына Никитина переехала сюда?

— Ну да. Машка померла, дом ей отписала. Инка говорила, что в том городе ее ничего не держит, только страшные воспоминания.

— Так почему она в этом доме не живет?

— Она почти сразу работу хорошую нашла, высо-ко-оп-лачива-емую, — по слогам произнесла Феня. Устроилась гу… прислугой, одним словом, в очень богатый дом. Там и живет. А эту развалюху даже не сдает, у нее в деньгах нужды нет.

— У кого она работает?

— Да кто ж знает-то! — опять вместе воскликнули бабки.

— Скрытная она очень стала, — вздохнула Феня. — И дом этот нехороший. Хоть и не живет там никто, а вечно там шорох какой-то, возня. Сколько всей улицей в милицию писали, Инке жаловались, только без толку. Она гордая стала, необщительная.

— Значит, Инка одинока?

— Как перст!

— И племянников у нее здесь нет?

— Да откудова?

— А фотографии ее сына Задова не показывала?

— Показывала. Всей улице. Лет двадцать назад. Карапуз как карапуз. Лупоглазый, лопоухий.

— Наливай! — сказала я Бэлке, чувствуя, что голова моя сейчас треснет от полученной информации, а нужно еще сопоставлять, соизмерять, и делать выводы.

— Дрянь эта «Ксента», — вздохнула Бэлка, разливая. — Не берет. Теперь буду только «Короля духов» брать.

— Не берет, — автоматически повторила я, думая о своем.

Бабки раскраснелись, то ли от абсента, то ли от ощущения, что приносят пользу стране.

— Эх! — сказала Феня, — У меня там в сараюшке балалайка есть! Петька мой зажигал!

— Да она под кроватью у меня давно! — хмыкнула Муза.

— Ах ты, зараза! — пухленькая Феня вскочила, чуть не опрокинув стол, и не успели мы с Бэлкой глазом моргнуть, как бабульки вцепились друг другу в ситцевые платочки.

— Брэк! — заорала Бэлка.