Беда
Шрифт:
Сенькина спрятала папиросы под деревом и остановилась, складывая на ладони коробки спичек, точно кубики.
– Верно Николай распорядился! – сказал подошедший Коловоротов, который, оказывается, слышал весь разговор. – Совершенно верно!.. Ну, давай, Вася, зайдем.
– Зайдем-то зайдем, конечно… – Губин поглядел на папиросы и вздохнул. – Ну, пошли.
Даша так и осталась стоять со спичками на ладони. И вдруг, увидев на снегу небольшой сучок, оторвавшийся, наверно, от коряги, которую волочил Николай, она несказанно обрадовалась, подняла его, сунула под мышку и пошла по следам Тогойкина.
Посреди небольшой
Довольно долго Николай трудился, не замечая Даши. Но вот он остановился с поднятой в руке палкой:
– А ты зачем тут?
– Чтобы сдать тебе вот это…
Тогойкин улыбнулся, смахнул пот со лба, сунул спички в карман и молча принялся за работу. Он переламывал ногой ветки и бросал их в кучу. Потом схватил консервную банку и плеснул из нее. Даше в нос ударил резкий запах бензина. Тогойкин отбросил в сторону пустую банку, вытащил из кармана коробок спичек, постоял немного, огляделся по сторонам. И вдруг, ни с того ни с сего, сунул в рот указательный палец, выдернул его, поднял кверху и постоял так некоторое время. Даша мысленно осудила его, но промолчала.
– Даша, ты бы пошла в самолет…
– А что?
– Ветер в твою сторону…
– Ну и что?
– Тогда иди сюда! – уже сердито бросил Тогойкин.
– Потише ты! – огрызнулась Даша, не двигаясь с места.
Тогойкин неожиданно схватил девушку за руку, с силой оттащил ее от кучи хвороста да еще загородил спиной. Даша настолько была поражена всеми его действиями, что даже не успела рассердиться. А Тогойкин зажег спичку и бросил ее в хворост. Вспыхнуло огромное пламя, отбрасывая огненные языки намного дальше того места, где недавно стояла Даша.
Тут-то Даша поняла, почему Николай гнал ее оттуда, и ей захотелось мирно поговорить с ним.
– А как ты узнал, что ветер именно в ту сторону?
– Пальцем, пальцем! – бросил Тогойкин и принялся набивать снег в бензиновый бак. – Это охотничья привычка. Палец мерзнет с той стороны, откуда дует ветер… А ну! – подхлестнул он самого себя, подтащил набитый снегом бак и поставил его поустойчивее на огонь. – Ну, а ты, все стоишь?
– Ведь бензин… его отмыть надо, – и Даша зашагала по направлению к самолету.
Тогойкин уже смягчившимся голосом сказал ей вслед:
– Я сам вымою… А ты иди туда, поможешь Кате.
Коловоротов дал Кате перевязать свое сильно опухшее колено, а Вася Губин сломанное предплечье. После этого они принялись искать и собирать все, что может пригодиться для их новой и такой необычной жизни.
– Самолет гудит! – вдруг забеспокоился стонавший до этого капитан Фокин. – Товарищи, слышите, самолет гудит!..
Все настороженно притихли. Вася остановился как вкопанный, держа какой-то непонятный предмет в здоровой руке.
– Нет… – сказал Попов. – Самолета нет. А вот Николай Тогойкин разжег костер, это я слышу, это правда.
И все стало по-прежнему. Губин зашагал со своей ношей туда, куда направлялся. Коловоротов завозился, отбирая в наваленном хламе то, что может пригодиться. Фокин опять застонал.
Появилась Даша.
Проходя к Кате, сидящей около Иванова, она тихо сказала:– Костер уже горит.
Иванов увидел Дашу, и по выражению его лица девушки поняли, что он мучительно силится что-то сказать.
Даша склонилась над ним и внятно произнесла:
– Иван Васильевич, мы разожгли костер…
Иванов недоуменно взглянул на нее.
– И поставили греть воду!
Было видно, что Иванов понял и обрадовался услышанному. Он улыбнулся и шевельнул головой, вроде бы кивнул.
V
Все, конечно, понимали, что раз самолет не прилетел в Олекминск, значит, по всей трассе ведутся переговоры и принимаются меры, что объявлен розыск. Поэтому естественно, что все прислушивались и каждый про себя надеялся услышать гул летящего самолета. Временами кому-нибудь казалось, что он уже слышит этот спасительный гул. Однако никто не позволял себе говорить об этом вслух. Первым осмелился сказать об этом громко капитан Фокин. И с того момента каждый считал своим долгом заявить, что слышит звук летящего самолета. Это тревожило всех, настораживало, люди все время к чему-то прислушивались.
Шум горящего костра, шум ветра, расчесывающего мерзлые ветви деревьев, а порой и собственное воображение, подхлестнутое настойчивым желанием – все воспринималось как вожделенный звук летящего самолета. То и дело кто-нибудь говорил: «Не самолет ли?» И тогда остальные замирали, напряженно прислушиваясь. Затем кто-нибудь печально произносил: «Нет… Это что-то другое». И тогда все вздыхали, стараясь сделать вид, что ничего не произошло.
– Вода вскипела! – влетел Тогойкин. – Дарья Дмитриевна, Екатерина Васильевна! Ваше поручение выполнено! Разрешите принести!
Тогойкина встретили с шумной радостью, словно он совершил какой-то выдающийся поступок. Все оживились, задвигались. Словом, сообщение о пылающем костре и о горячей воде явно подняло дух у людей.
– Неси скорее! Надо помыть раненых!
– Нет! Не надо мыться! – оборвал Дашу Фокин. – К чему это мытье! Сейчас прилетят самолеты.
– Самолеты! – удивился Попов. И, немного помолчав, добавил: – Если даже они и найдут нас, сесть им будет тут нелегко… Так что, я думаю, надо поскорее попить чайку.
– Чайку, чайку! – оживился Коловоротов. – Нам, северным людям, прежде всего необходим чаек… Вася! А тот чай…
Вася Губин тут же протянул Тогойкину плитку чая.
Подкидывая на ладони плитку, Тогойкин вышел. Вскоре он притащил полнехонький бак дымящегося крепкого чая, поставил посередке и тоном победителя провозгласил:
– Чай готов! Сначала пусть напьются лежачие. А мы с тобой, Вася, пойдем…
– Поддерживайте огонь! Постарайтесь там насчет дыма! – крикнул им вдогонку Попов.
Тогойкин побежал, подбросил сучьев в костер и вернулся помочь Губину разобрать сложенное в кучу у самолета имущество.
– Вот сухари! Много сухарей! Занести внутрь?
– Не надо! – сказал Тогойкин, и Вася Губин выпустил куль с сухарями, который он держал в здоровой руке. – Не надо! Еще неизвестно, сколько нам здесь придется пробыть… Будем выдавать понемногу и только больным.
– А тут сахар, – Губин постучал кулаком по маленькому фанерному ящичку. – А вот это соль. А вот это что? Погоди-ка, ведь это…