Бедные богатые девочки, или Барышня и хулиган

– Нормально, раз в месяц, может, два. Когда я был маленьким, Ляля меня называла Гарик, смешно, да?

– Тебе идет быть Гариком, я тебя тоже так буду звать.

– Ляля классная… а отца я ненавижу!

– Господи, за что?! Неужели ненавидишь? – пошутила Даша. – Может, просто не любишь, недолюбливаешь, недооцениваешь…

– Ненавижу, – уверенно ответил Игорек. – Я ему не нужен, и он мне тоже! Жалко мне Олега, я бы не потерпел в своем доме тещу, – продолжал Игорек. – Если бы Сучка таскала сюда свою мать…

Игорек неприятно поморщился, как будто увидел что-то гадкое.

– Игорек… Гарик, а ты не замечал, что всем было неловко, когда ты Алку называл Сучкой?

– Всем было неловко? – удивился Игорек и засмеялся. – Да это же была шутка. Она рассказывала, что, когда ходила со своей собакой на площадку, там тренер обращался к собакам не по кличкам, а по фамилиям хозяев. Он перепутал Алкиного Лео с сучкой и закричал ему: «Сучка Попова, на бревно!»

Ярче всего эмоциональная ущербность Игорька проявлялась в сексе. Боязнь оказаться не на высоте или, не дай Бог, показаться беззащитным или слишком ласковым, а значит, смешным, мешала ему расслабиться. Прошла всего неделя, а Игорек уже понемногу избавлялся от нелепой спортивности, стесняясь, бормотал какие-то нежные слова, научился подолгу лежать в постели, не переходя мгновенно к сексу, часами разговаривать и легко касаться друг друга. Вот руки Игорька, вот его губы, а вот и сам Игорек!

– Гарик, может быть, у тебя, кроме учительницы английского, была еще учительница физкультуры? Мы же сейчас не сдаем нормы ГТО. – Увидев, что он почувствовал себя оскорбленным, она немедленно смягчила обидный смысл своих слов нежным взглядом. – Не надо стараться… Мне и так с тобой хорошо…

– А мне так еще ни с кем не было! Как это ты меня так быстро приручила? – подозрительно спросил Игорек.

– Я умею. Ты сам виноват! Когда ты меня дразнил жидовкой в пятом классе, помнишь, со мной полгода никто не разговаривал? Я тогда много взрослых книг прочитала и все про мужчин и про любовь с тех пор знаю. – Даша улыбнулась. – Я шучу, конечно.

Она задумалась.

– А если бы я не ушла тогда из нашей… вашей школы… Ты бы так и дразнил меня жидовкой до выпускного вечера? Ты понимаешь, что мог мне тогда всю жизнь испортить?

Пожав плечами, Игорек вопросительно взглянул на нее.

– Я могла бы стать закомплексованной, всех бояться, постоянно ожидать удара… или нет! Я бы закалила характер и стала бы, к примеру, борцом за свободу угнетенных народов, диссидентом, народным депутатом, киллером… Человеку очень неполезно, когда с ним не дружат, человеку приятно и полезно, когда его любят, ценят, уважают, берут за хвост и провожают… – Забывшись, Даша заговорила с ним, как с Женькой.

– Я не понимаю, ты шутишь или сердишься на меня? – растерялся Игорек. От непонимания он понемногу начинал злиться.

– А если будешь сердиться или плохо меня любить, вообще превращу в лягушку! – Сделав страшные глаза, она взяла его за руку. – А что это у тебя за шрам?

– Я когда был в армии, сломал себе руку.

– Упал, что ли? – вежливо поинтересовалась Даша.

– Сам сломал, специально.

Даша приподнялась на локте и с недоверием посмотрела на Игорька.

– Я стоял на улице, мороз тридцать градусов. Сунул руку в воду, подождал, пока она заледенеет, и ударил топором, тупым концом. Вот шрам остался…

– Не может быть… – прошептала Даша. – Так не бывает, чтобы сам себе топором…

Игорек пожал плечами:

– Лучше уж в больнице, чем часами стоять на морозе. А лед – это анестезия, мне не было больно.

Даша молчала.

– Ты странный, Гарик, – наконец произнесла она и погладила его шрам. – Ты любишь меня! – поддавшись внезапному порыву, уверенно сказала Даша. – А есть ли у тебя топор? – Игорек озадаченно кивнул в ответ. – Если ты такой смелый, мог бы ты сейчас ради меня руку сломать? Докажи, что ты меня любишь!

Игорек посмотрел на нее испытующе, пошел на кухню и через минуту вернулся с топором.

– Пошли! – позвал он Дашу. – Пошли лед делать!

Увидев, что он абсолютно серьезен, Даша испуганно заверещала:

– Я же пошутила!

– Нет уж, сказала, значит, пошли. – Игорек больно тянул ее за руку, и глаза его уже немного испугали Дашу.

– Гарик! Я сейчас уйду и не приду больше! Тебе же тридцать пять лет! Как тебе не стыдно! – Для важности она прибавила Игорьку год.

– А ты не шути так! – сказал Игорек, остывая, и бешенство потихоньку ушло из его глаз.

«Улица Руднева, потом Черкасова, на третьем светофоре налево…» Даша нервно сверяла по бумажке Алкин адрес. Она почти не бывала в гостях у Алки, хотя звонила ей каждую неделю. Даша рассказывала ей, кто учится у нее на курсах, пересказывала Маргошины шутки, спрашивала, что приготовить на обед и как поступить с остатками вчерашнего мяса.

– Прокрути в мясорубке и сделай макароны по-флотски, – советовала Алка.

Даша тут же выбрасывала остатки мяса в помойку и удовлетворенно шла спать.

Потребность в каждодневном общении осталась у нее как наследство многолетней ежечасной близости с Женькой. Ей хотелось разговаривать с Алкой каждый день, но Дашина потребность в Алкином участии в ее жизни была несравненно больше, чем у Алки в ней самой. Даша всегда звонила сама и всякий раз, набирая Алкин номер, ловила себя на некоторой внутренней дрожи, обрадуется ли ей Алка или будет разговаривать с ней чуть капризным обиженным тоном.

Удивительным образом сложилось между ними табу на обсуждение некоторых тем. Игорек был неотъемлемой частью Дашиной жизни и Дашиной квартиры. Разговаривая с Алкой, она упоминала Игорька как некий предмет обстановки, искренне забыв, что Алка любила его и была его женой. Алка и сама, казалось, забыла. Она знала, что Олег с Игорьком имеют общую фирму, сама Даша проводит с ним много времени, но это никогда не всплывало в их разговорах.

Она никогда не расспрашивала Дашу о его женщинах, успехах в бизнесе, четко разделив свою жизнь на две части – до и после Игорька. Общение их было по-родственному близким и так же по-родственному ограниченным, темы их разговоров, держась в скрепленных взаимной нежностью рамках, не удалялись от хитростей Маргоши, здоровья Тяпы и Галины Ивановны, Дашиных студентов и Алкиных учеников. Даша подозревала, что Алка тоже не все рассказывает про свою жизнь. Нежная родственность между ними сохранилась, только теперь ее необходимо было пестовать, каждый раз осторожно восстанавливая.

Существовали и другие темы, которых они избегали касаться. Все, что могла позволить себе Даша и что было недоступным для Алки – путешествия, дорогая одежда, – обсуждалось ими очень поверхностно.

– Ты куда летом? – спрашивала Алка.

– Я на даче буду, может быть, только в июне уеду на неделю на море, – осторожно отвечала Даша, рассматривая путевки, по которым они должны были объехать всю Италию.

Она старалась не подчеркивать различие их возможностей, но не была уверена, что Алка согласна воспринимать это спокойно. Теперешние бедные и богатые раньше сидели за одной партой, и Алке придется примириться с тем, что в сравнении со школьной подругой она бедная. Разница в материальном положении Даши с Олегом и Игорька исчислялась большим количеством нулей и была неизмеримо значительней, чем различие между Дашей и Алкой, но для Алки это различие было зримым и оттого болезненным.