Бедные богатые девочки, или Барышня и хулиган

– Конечно! Да и какая теперь разница! Игорька же нет!..

А Юля добавила вслед:

– Маргоша! Даша! Гошку в Эрмитаж сводите, хотя бы в Рыцарский зал!

В машине Даша вдруг заплакала. «Бедный, бедный, никому не нужен, и ничего от него не осталось! Только этот американский мальчик! Если бы Марина приехала на месяц раньше, он бы хоть своего сына увидел», – думала Даша.

– Ты что плачешь? – испугалась Маргоша. – Все же хорошо, вы опять подружились!

– А ты заметила, что мы не сразу подружились? – поразилась Маргошиной наблюдательности Даша. – Я плачу, потому что волновалась… мы же раньше были очень близкие подруги.

– А теперь?

– А теперь… вроде бы все про человека понимаешь, но все немножко чужое… поняла?

– Да уж поняла, не дурочка! – важно ответила Маргоша.

На девятый день на кладбище пришли только Ляля с мужем, маленький Саша Чернов, пара школьных приятелей, никогда не бывавших у Игорька, пока он был жив, и несколько похожих друг на друга мужчин в длинных черных пальто, с «дипломатами» в руках.

В лице маленького Саши Чернова еще можно было разглядеть нежную ребяческую прелесть, помнившуюся Даше с детства. «Он был в меня влюблен в пятом классе, а теперь у него двое детей… он врач, имеет дело со смертью… он последний видел Игорька живым…»

– Послушай, Даша, – прошептал маленький Саша Чернов. – У нас в больнице такого еще не видели! И врачи и медсестры, все были поражены… Они решили не отдавать Ляле одежду Игорька… там же все было в крови! Не хотели ее травмировать, понимаешь? А она стала рыться по всем его карманам, прямо там, в приемном покое…

Даша оглянулась на Лялю. «Не может быть, она же все-таки мать! Не буду думать об этом, слишком страшно!» – быстро скомандовала она себе.

Ни мать красного помпона, ни последняя черненькая, так горько голосившая у гроба, не пришли. Безумную Лику с ее трехлетним красным помпоном Ляля смахнула с себя как насекомое, недостойное даже того, чтобы его раздавить.

Последняя черненькая, игравшая роль вдовы на похоронах, ни на что не могла претендовать по закону. Она всего лишь попросила у Ляли разрешения горевать дома у Игорька до девятого дня.

На следующий день после похорон черненькая услышала в телефонной трубке Лялин голос.

– Позовите к телефону Игорька, – велела Ляля.

– Что?.. – растерялась черненькая, узнав мать вчера похороненного Игорька.

– Что вы здесь делаете? Куда вы дели моего сына?! – тянула гласные Ляля.

Судорожно похватав с сушилки трусы и лифчики, последняя черненькая унеслась горевать к себе домой, понимая, что ее вымели из квартиры, как дурно пахнущий мусор.

Постояв у могилы Игорька, все двинулись к выходу и остановились, не зная, что делать дальше. Квартира Игорька на Восстания уже не была его домом.

Ляля вежливо попрощалась со всеми у ворот кладбища. Неловко потоптавшись, пожимая плечами и нерешительно оглядываясь друг на друга, все расселись по своим машинам.

К Даше с Олегом собирались непрерывно вытирающая глаза Алка и Марина, собравшая на кладбище все мужские взгляды, исподволь прорвавшиеся сквозь приличествующую ситуацией скорбь.

– Олег, тебе удобно сегодня поговорить со мной? – почти официально спросил вежливо-грустный Женька. – Тогда я сейчас к вам поеду. Мумзель, давай поедем с тобой вдвоем, – шепнул он Даше и, обернувшись к Марине и Алке, крикнул: – Девочки, садитесь к Олегу!

Усевшись рядом с Дашей в ее машину, Женька скосил на нее глаза и, нерешительно улыбаясь, сказал:

– Слушай, Мумз… давай представим, что ты – Олег…

– Я – Олег? – не поняла Даша. – А ты кто?

– Ладно, Дашка, тебе жизнь как карамелька! – рассердился Женька, но тут же вернул улыбку на место. – Ты хоть понимаешь, что произошло?

– Игорек умер… а ты что имеешь в виду?

– Вот именно, что умер! Кто теперь отдаст мне мои деньги?! Давай устроим репетицию. Я буду говорить за себя, а ты за – Олега.

– Ну давай, – растерянно согласилась Даша. «Почему нужно играть, возвращаясь с кладбища? Но если это какая-то игра, то почему Женька так серьезен?»

– Полгода назад вы с Олегом посоветовали мне отдать деньги Игорю, уверив меня в его надежности. Полгода я получал проценты. Игорь умер.

– Но он же не виноват, что умер! – перебила Даша.

Испытующе поглядывая на нее, Женька продолжал:

– Не забудь, что ты сейчас Олег! Итак… Будешь ли ты выплачивать мне проценты или… нет, пожалуй, лучше по-другому! Сохранишь ли ты те же проценты или предпочитаешь отдать мне всю сумму?

– Ты с ума сошел! При чем здесь мы! Бред какой-то! И Олег тебе то же самое скажет! – От возмущения Даша поехала на красный свет.

– Ясно, Мумзель! На самом деле я всего лишь хотел заранее прояснить для себя вашу позицию.

– Женька, у нас нет никакой позиции! Ты несешь какую-то чушь! Олег же не брал у тебя деньги! – Ей было неловко сейчас назвать его Мумзелем.

– Отказ платить долги – это позиция, и очень определенная! Неужели тебе не пришло в голову, что за долги вашего компаньона Игоря теперь отвечаете вы?

– Мы?.. Но… – Даша задохнулась в ужасе.

– Осторожней, Мумз! – закричал Женька, вывернув руль вправо. – Эта машина теперь и моя тоже!

Он улыбался, но глаза его оставались серьезными.

Не решившись спросить, не шутка ли это, Даша остановилась на Садовой в нескольких минутах от дома. Вытащив сигареты, она задумчиво сказала:

– Женька, я очень сочувствую тебе, что ты потерял деньги! За эти дни, после смерти Игорька, мне просто не пришло в голову, извини!

– Значит, ты считаешь, что я потерял! Тебе даже не пришло в голову, что… Ладно, я буду говорить с Олегом!

– Репетиция не удалась? – несмело улыбнувшись, покосилась на него Даша. «Женька – все равно что я сама, Олег – мой муж… Правая или левая рука? Ой как больно!»

Заплаканной Алке сначала налили валерьянки, потом водки. Она несколько раз поднималась, чтобы уйти домой, плюхалась обратно на стул и опять начинала плакать. Несколько раз ей звонил недовольный Миша. Алка бормотала, прикрывая трубку рукой, что уже совсем скоро, вот сейчас…

Наконец она вылезла из-за стола и, встав в дверях кухни, робко сказала:

– Олег… Нам надо поговорить… или нет… Может быть, лучше завтра? – Заторопившись, Алка почти побежала к двери.

– У меня все готово, – небрежно ответил Олег. – Можешь сейчас подписать. Вот здесь и здесь. – Он протянул ей несколько скрепленных между собой листов.

– Я не буду ничего подписывать, – не глядя на него, вдруг выпалила Алка с привычным выражением обиженного упрямства.

– О чем вы говорите? – поинтересовалась Марина.