Бедный Авросимов
Шрифт:
".. Дуняша, оскорбитель твой вот он - рядом. Скажи, что делать с ним?.."
– Вы так радуетесь, будто получили наследство, - шепотом, не скрывая неприязни, сказал наш герой.
– Хотя, может, это и хорошо...
– Да ну вас, - засмеялся ротмистр, - всё вам не так, ей-богу...
И вот его молодая рука потянулась к пирогу, и длинные пальцы ловко ухватили румяный бок, погрузились в него, отломили...
– Подпрапорщик очень мил и все обещал сделать в лучшем виде. Но старший-то каков! Целую неделю водил за нос. То есть я вам скажу, что восхищен им... Теперь мы вот с вами ловим, караем - всё грязь, грязь - и этого
– Нет, не так, - сказал Авросимов.
Слепцов воззрился на него с недоумением.
– Какой вы, однако, спорщик, - засмеялся он благодушно.
– А почему же вы со мной не согласны?
– А потому, - сказал Авросимов, - что вы службу несете, на вас надежда плоха...
Ротмистр засмеялся полыценно.
– Бутурлин в вас души не чает, - сказал он и снова ухватился за пироги. Вы, друг мой, загадка...
– Что он там, Фединька? Не испугался?
– вдруг спросил подпоручик, не открывая глаз.
– Хорош, хорош ваш братец, - радостно проговорил Слепцов.
– Он умница. Тотчас все понял. Про вас спрашивал. Я сказал, что у вас все будет хорошо, что вы человек благородный.
– Спасибо, - сказал Заикин и впервые улыбнулся.
– А уж вы, Николай Сергеевич, слово держите...
Так до самой полночи они забавлялись то душевными беседами, то сном, покуда не явился господин Поповский, как было уговорено, и ротмистр, распорядившись подпоручику и нашему герою оставаться и ждать, последовал за исправником на ночную свою охоту. Авросимов даже рад был сему обстоятельству, ибо до утра топтаться на холоду, даже ради государя, хоть и лестно, да зябко.
Не успели двери за ними захлопнуться, как подпоручик поворотился на бок и тотчас заснул. Авросимов начал было припоминать свое житье в деревне, да не заметил, как очутился в коридоре, уже вам знакомом. Английский пистолет в его руке был горяч. Кто-то опять призывал, однако так явственно, что можно было на сей раз почти разобрать слова. Звали на помощь. Наш герой торопился туда широкими прыжками, подобно льву в пустыне, и наконец увидел полуоткрытую крайнюю дверь, откуда и доносился зов. Но опять, как всегда, в ту самую минуту, как он собирался рвануть сию злополучную дверь, его разбудили...
Горела свеча, хотя за окнами вставал рассвет. Подпоручик стоял лицом к оконцу, неподвижный как изваяние. Ротмистр торопливо обертывал мешковиной грязный объемистый сверток. Его пальцы ловко подхватывали концы, вязали узлы, будто он всю жизнь только тем и занимался, что свертки упаковывал.
Господи, подумал наш герой, неужто ради этого грязного свертка столько страданий! Вот он лежит на столе, ворочается, словно молодой поросенок перед базаром, и ротмистр, лейб-гусар и адъютант генерала, гнется над ним с нетерпением, и в Петербурге все, все, от господина Боровкова до государя, ждут сей клад с еще большим нетерпением... И ради этого столько всего, столько горьких слов друг другу!
– Мы едем, - сказал Слепцов нашему герою.
– Поторопитесь.
И вдруг все существо Авросимова возмутилось при звуках этого голоса. Взъерошенный, с пухом, приставшим к волосам, еще не совсем покинувший тот злополучный коридор, Авросимов поднялся, ровно медведь из берлоги.
– Поспешайте, поспешайте, сударь, - сказал ротмистр, заканчивая упаковку.
– В кибитке отоспитесь. Ваш тяжкий труд, слава Богу, закончен.
– Я не заслужил
ваших насмешек, - сказал Авросимов, сжимая кулачища и едва сдерживаясь, чтобы не броситься на дерзкого гусара.Ротмистр даже не взглянул на него, а кликнул унтера и, когда тот появился, словно истукан застыв на пороге, подошел к подпоручику и тронул его за плечо:
– Простите, господин подпоручик, но боюсь, что пренебрежение инструкцией принесет мне много неприятностей. Я должен надеть на вас цепи...
В руках унтера Кузьмина звякнула цепь.
Едва слышный стон вырвался из груди нашего героя.
– Вот как?
– проговорил Заикин, бледный как смерть.
– Вот как?
Цепь снова зазвенела уже в руках у ротмистра, замок щелкнул. Все было кончено.
– Что с братом?
– едва шевеля губами, спросил подпоручик.
– Вашего брата, господин подпоручик, я вынужден был взять под стражу, несколько суетливо ответил Слепцов.
– Пора, господа, пора, собирайтесь.
– Вы не смеете, - закричал подпоручик.
– Вы лжец! Где же ваше слово? Рыдания вновь начали душить его, и он опустился на лавку.
– Вы сами лжец!
– закричал ротмистр в ответ.
– Вы мне братца вашего рисовали ангелом! А он оказался пособником бунтовщиков. Он слишком ловко, черт его дери, определил место, и мы моментально извлекли сей предмет... Очень ловко, сударь! Он разболтался со мной о вещах, которые его изобличают... Это я лжец? Я кормил вас и поил и был вам заместо брата, черт вас возьми, а вы меня за нос водили! Вы - меня!..
Тут ротмистр осекся, ибо тяжкая рука нашего героя легла ему на плечо.
– Оставьте этого несчастного, - потребовал Авросимов.
– Что это значит?
– спросил Слепцов, не теряя присутствия духа.
– А это значит, - грозно сказал наш герой, - что господин подпоручик за свою ложь удостоился получить от вас цепи, а вы за свою остаетесь безнаказанны.
Тут унтер, до сих пор пребывавший в оцепенении, сделал шаг в их сторону.
– Пошел прочь, - приказал Авросимов.
– Ступай, тебе говорят, - сказал Слепцов.
Унтер выбрался из светелки. Подпоручик рыдал на своей лавке. Авросимов подтолкнул ротмистра, и тот присел рядом с Заикиным.
Теперь они сидели рядом, ротмистр и подпоручик, ровно два брата. Тот, что в цепях, продолжал рыдать, но, странное дело, жалости к нему не было. Другой уставился на нашего героя не мигая, даже как будто снисходительно.
– Вы негодяй, господин ротмистр, - сказал Авросимов, вдруг остывая. Надеюсь, хоть не трус?
Слепцов усмехнулся:
– Это невозможно, господин Авросимов. Без секундантов?..
– К черту секундантов!
Этот подпоручик, жалкий такой... Да как он смел довериться! Чего же слезы-то лить? Каких друзей себе полковник Пестель подбирал, уму непостижимо!..
– Я при исполнении служебных обязанностей, сударь, - сказал ротмистр. Потерпите до Петербурга.
– Нет!
– крикнул наш герой без охоты.
– Да, - усмехнулся Слепцов.
– А если так?!
– крикнул Авросимов и ударил ротмистра по щеке.
Слепцов потер щеку, потом сказал:
– И все-таки, сударь, примите мой отказ... Я ценю ваше благородство, но нужно же считаться с обстоятельствами. Ежели вы меня пристрелите, на кого же я оставлю господина подпоручика и сверток?.. А оплеуху вашу, сударь, я не забуду и в Петербурге, сам вам о ней напомню. Вы еще плохо знаете Слепцова.