Бедовая отшельница

Мужчина дёрнул сильнее и сдавил запястье так, что я присела.

– Тихо! – приказал он.

– Что ты задумал?! – ужаснулась я. – Куда? Что ты себе позволяешь?!

Я даже не сразу поняла что произошло. В следующее мгновение мужчина ударил меня по щеке. Он замахнулся несильно, но этого хватило, чтобы я оказалась на полу.

– А-а-а! – закричала я, что есть сил, испугавшись неожиданного поворота событий, и слезы градом брызнули из глаз.

Он наклонился надо мной, схватил за запястья рук, которыми я пыталась закрыться от него и, словно пушинку поставил на ноги.

– Если разозлишь, убью и скормлю медведям, – объявил мужчина спокойным голосом.

Я потеряла дар речи. Всё в его внешности и в интонации говорило о том, что злодей не шутит. Более того, я вдруг поняла, что он уже неоднократно это делал. Насчёт медведя, конечно, может и преувеличил, чтобы нагнать страху, а вот что убивал – это точно.

Во второй половине за грязной занавеской оказалось некое подобие кровати. Матрац, грубо сшитый из разноцветного тряпья, был набит соломой и лежал прямо на полу. Простыней в том понимании, к которому привыкли нормальные люди, здесь не было и в помине.

Мужчина наклонился и потянул торчащий из пола огрызок ремешка. Взору открылся прямоугольный лаз, из которого пахнуло земельным холодом и картошкой.

– Полезай в подпол, – велел он.

– Зачем? – ужаснулась я.

Он грубо схватил меня за шею, сдавив одной рукой, как тисками, и процедил сквозь зубы:

– Мне повторять?

Я спустила в лаз ноги, нащупала ступеньку деревянной лестницы и поинтересовалась:

– А свет там есть?

– Обойдёшься! – проворчал он.

Подпол оказался неглубокий. По крайней мере, когда я ощутила ногами сваленную картошку, моя голова ещё возвышалась над полом.

– Лезь! – поторопил он, и слегка отпустил крышку люка, словно намереваясь ударить по темечку.

Я взвизгнула и присела на корточки. Раздался грохот закрывающегося люка, и стало темно. Я задрала голову вверх. Образованный полом потолок был расчерчен тонкими прорезями дневного света, попадавшего сюда в щели между половицами. Я опустила взгляд. Глаза постепенно привыкали к темноте, и я разглядела на стене напротив полки со стеклянными банками.

Я села на картофель, обхватила колени руками и задумалась. Несмотря на весь ужас происходящего, меня не покидала надежда, что в итоге это ненадолго.

«А если это всё специально устроил Вадим? – страшная мысль заставила меня забыть про желание разрыдаться. – А что? Договорился с этим мужиком проучить меня как следует, а потом забрать».

Между тем мой тюремщик несколько раз прошёл из угла в угол дома. Я с замиранием сердца вслушивалась в шаги и скрип прогибавшихся под его весом досок. Наконец хлопнули двери, и всё стихло. Подвальный мир жил особой жизнью, и пугал меня своими беспрерывными мышиными шорохами, поскрипыванием, холодом и неизвестностью. Надо попробовать выйти отсюда. Сотрясаясь от крупной дрожи, я нащупала над головой крышку подпола и попыталась поднять ее. Несмотря на все мои старания, крышка даже не сдвинулась с места. Я поняла, что он поставил на нее что-то тяжелое.

«А если с ним что-то случится, как же я отсюда выберусь?» – ужаснулась я и живо представила, как поедаю наощупь сырую картошку и вылавливаю грязными пальцами из разбитой банки соленья. Всё это на фоне зловония собственных фекалий.

– Когда все припасы этого изувера закончатся, я умру с голоду, – констатировала я вслух, и тут же озвучила следующую картину: – Или нет, меня заживо сожрут черви…

Жуткое ожидание смерти леденящим жгутом скрутило живот, а переживания сделали слух острее. Я всеми силами пыталась понять и представить, какую участь готовит мне незнакомец, и вдруг различила стук молотка по дереву, затем какой-то грохот… Тишина… Затем: вжик… Вжик… Я вся превратилась в слух. Он что-то пилит. Казалось, что едва слышный звук пилы елозит по моим оголенным и натянутым нервам… Застучал молоток… «Что он задумал?» – страх неизвестности сводил меня с ума, а воображение рисовало картины одна страшнее другой. Я вдруг подумала, что он маньяк, и сейчас делает для меня гроб, в котором похоронит живой. Я даже ощутила запах свежеструганных досок. Мне не раз приходилось наблюдать, как садовник что-то строгал под навесом. «Интересно, что Вадим с ним сделал?» – подумала я. Но этот вопрос возник лишь на мгновенье. Какая теперь разница? У самой жизнь на волоске. Сергей может уже давно отмучился, а мне ещё предстоит пережить собственное убийство. От такой мысли разбушевавшееся воображение нарисовала картину страшнее первой. Я ясно представила себе перспективу, в которой изувер набрасывает на мою шею веревку и медленно затягивает ее, при этом немигающим взглядом глядя в мои расширенные от ужаса глаза. Страх спазмом сдавил горло и, лишив возможности шелохнуться, сковал все тело.

Наконец, хлопнула дверь, мужчина зашел в дом. Тяжело заскрипели половицы под его ногами. С потолка на мою голову посыпалась труха. Мужчина передвигал какие-то тяжелые ящики. Я зажмурилась и тут же сквозь закрытые глаза ощутила, что стало светлее.

– Вылезай! – прогремел над головой голос моего тюремщика.

– Зачем? – ужаснулась я и разлепила воспаленные веки.

– Тебе что, нравится там сидеть? – Мужчина сделал вид, будто снова собирается закрыть крышку.

Я даже не поняла, как выскочила из подпола.

– То-то! – Он разжал руку, и крышка с грохотом обрушилась на прямоугольный люк.

– Что ты собрался со мной делать? – спросила я, стараясь по выражению лица мужчины понять, какие у него планы в отношении меня.

– Ещё не решил, – признался он.

– А зачем решать? – вкрадчиво начала я и предложила: – Отпусти и всё…

– Может, я тебя сожру? – выдал он, как само собой разумеющееся.

От неожиданной перспективы быть съеденной, мои ноги подкосились, и я повалилась на пол.

– Да чего ты падаешь?! – Он подхватил меня подмышки и усадил, прислонив к стене.

Я начала слабо подвывать.

– Хватит скулить! – рявкнул он.

Я поперхнулась и разом замолчала в ожидании продолжения.

– Есть хочешь? – спросил он.

Вопрос был задан до того обыденным тоном, что мне даже сначала показалось, будто я ослышалась.

– Что?

– Жрать хочешь? – повторил он.

К горлу вновь подступил ком, а на глаза навернулись слёзы. Я не смогла вымолвить ни слова, но испугавшись, что этот мужлан подумает, будто я не голодна, выразительно кивнула.

Он показал взглядом на стол.

Я увидела какой-то странный похожий на кусок глины предмет, лежавший на кружке с отбитой эмалью.

– Это что? – спросила я одними губами.

– Хлеб с молоком, – пояснил он и добавил: – Коза у меня здесь есть…

Я медленно встала и, несмотря на то, что была очень голодна, робкими шагами подошла к столу. Хлеб оказался чёрствым и безвкусным, но при этом источал аппетитный аромат. Он крошился, резал дёсны, и я толком не прожевав, глотала его, проталкивая большими глотками молока. Всего два дня назад я и представить себе не могла, что буду так ужинать. Впервые в жизни я ощутила, что значит настоящий голод. Оказывается, хлеб и молоко – это райское наслаждение. Покончив с незатейливой трапезой, я вскоре скривилась от боли, прорезавшей живот.

– Что? – Он участливо заглянул мне в глаза.

– Мне бы в туалет… – простонала я.

– Пошли.

Пёс, увидев возникшего на крыльце хозяина, от радости тявкнул.

– Будут тебе кости, Мироша, будут! – пообещал мужчина.

«Уж не меня ли он планирует своей собаке скормить?» – подумала я, разглядывая будку, сделанную словно маленький теремок.

Двери в покосившемся нужнике не было, а мужчина даже не соизволил отвернуться, наблюдая за нелицеприятной сценой моего оправления.