Бедствие

Да, она ошиблась, послушавшись Макса, своего менеджера. Он говорил так гладко, так убедительно, что она отвергла предложение молодого человека, которого действительно любила и который сделал бы все, чтобы не помешать ее карьере. Но с тех пор прошли годы, и Крэг нашел кого-то еще, женился, и теперь у него была своя семья.

А ведь она могла бы поступить по-своему: прислушаться к голосу своего сердца, а не своего менеджера.

Кэрол открыла дверь и вошла в дом.

У нее было много чего показать в доме: дорогие вещи, ценные картины и скульптуры — обстановка стоила почти столько же, сколько и сам дом. Но в нем не было теплоты, и она не чувствовала, что это был действительно ДОМ. Войдя через центральный вход, Кэрол подумала, что сможет переждать бурю в комфорте, в комнате с кондиционерами, и при этом включить отопление.

Она поднялась по лестнице, покрытой роскошными коврами, скользя рукой по гладкой поверхности тяжелых махогоновых поручней и бросая взгляды на громадные картины, развешанные по обе стороны лестницы. Сначала эти шедевры заставляли ее чувствовать, что она живет в музее, но постепенно она привыкла к ним и просто перестала их замечать.

Кэрол закрыла окна в бывшем кабинете, превращенном теперь в спальню, в двух других никому не нужных спальнях, в своей спальне и в комнате для шитья. Стоя в этой комнате и глядя на швейную машинку в углу, которую так ни разу и не использовали, она подумала, как это было наивно, когда она сообщила художнику по интерьерам, что хочет иметь в своем доме комнату для шитья. Что она собиралась шить? Одежду для себя? Платья, которые надевала бы в Лас-Вегасе? Или, может быть, вечернее платье, в котором она появится на телевидении? Кэрол улыбнулась и представила себе такую сцену:

«Какое прекрасное платье, Кэрол». — «Спасибо, Джонни. Я сшила его сама вот по этой выкройке»... — И миллионы телезрителей смотрят на нее с восхищением и недоверием.

Она спустилась вниз, чтобы закрыть окна и там. Когда с этим было покончено, Кэрол вернулась в гостиную и нажала кнопку на краю стола. Мягкая тихая музыка полилась и заполнила комнату, вытесняя из головы ненужные грустные мысли. Она сняла туфли и на минуту расслабилась в кресле, приготавливаясь переждать ненастье. У понедельник ей нужно было лететь в Нью-Йорк для очередной поездки по стране, чтобы сделать рекламу своей новой пластинки. Как будто она нуждалась в рекламе! Неделя на прилавках магазинов — и диск станет почти золотым. Макс хотел, чтобы она выехала в пятницу, но Кэрол уговорила его отложить ее первое выступление до понедельника, чтобы пару дней отдохнуть на севере от назойливых репортеров, фотографов и поклонников.

Кэрол ненавидела бури, а та, которая надвигалась сейчас, похоже, должна была быть очень сильной. Небо стало совсем черным — гораздо темнее, чем при обычной грозе в этой местности. Обычно, когда Кэрол была одна и начиналась гроза, она звонила кому-нибудь по телефону, чаще всего Максу, и разговаривала до тех пор, пока дождь не пройдет. Этот непонятный страх у нее был с детства: однажды родители оставили е° одну, уехав по какому-то срочному и неотложному делу, и в это время пошел дождь. Ей стало страшно, и она позвонила матери своей подружки, плача в телефон и боясь даже услышать слова с другого конца провода. Но она услышала голос, успокаивающий ее, и этого оказалось достаточно. Когда ее родители вернулись домой, они еле отыскали свою дочь. Чисто случайно они заметили телефонный провод, который тянулся в туалет. Кэрол сидела там, сжавшись в комок от страха, дрожала и прижимала к себе телефонную трубку.

Снаружи стало еще темнее, и она подумала, что сейчас самое время кому-нибудь позвонить. Ей нужно было обсудить с Максом последние детали, и это было вполне достаточным поводом для звонка. Кэрол дотянулась до телефона и набрала номер.

Рабочий, который приходил устанавливать телефон, удивился, Когда узнал, что аппараты должны быть поставлены во всех комнатах. Он даже спросил, не произошла ли здесь какая-нибудь ошибка. Когда Кэрол ответила, что никакой ошибки нет, он сделал свою работу быстро и тихо, и ей показалось, что он хочет как можно скорее выбраться из этого дома.

Телефон прозвонил несколько раз, а потом затих. Кэрол подумала, что она просто не слышит гудки, и сильнее прижала трубку к уху, но трубка молчала. Она повесила ее (пусть повисит немного на своем месте), а потом подняла опять. Но поднеся ее к уху, она сразу же поняла, что что-то случилось. Телефон не работал.

Проклятье. Именно этого ей сейчас и не хватало!

А темнота все сгущалась, тени от деревьев в саду исчезли. Кэрол увидела, как что-то метнулось за окнами, а потом пошел снег — совершенно горизонтально. Горизонтально? Это еще что такое? Это же невозможно!

Она встала и подошла к окну. За то время, которое понадобилось ей, чтобы вылезти из глубокого кресла и подойти к окнам, воздух на улице наполнился хлопьями — белыми, коричневыми, серыми — так густо, что она уже не могла разглядеть своего двора. И эти хлопья двигались. Когда они приблизились к стеклу, Кэрол увидела, что это были бабочки. Бабочки?! Хотя это было совершенно нелепо, но все же более вероятно, чем горизонтальный снегопад. «Горизонтальный снегопад», — подумала она и постаралась представить его себе. Может быть, в буран. При очень сильном ветре может показаться, что снег падает сбоку, хотя всегда должен быть хоть небольшой наклон вниз.

Но, что бы там ни было, внутри она по крайней мере была в безопасности, не то, что ее машина во дворе. Ведь они покроют ее полностью и могут повредить лак. Конечно, она может купить себе новую машину или отремонтировать эту, но все равно это было непростительно. Она должна была поставить ее в гараж, когда вернулась после дел вчера вечером. Но представив, как эти бабочки забираются ей в волосы, ползают по ее одежде, Кэрол подумала, что уж лучше пусть пропадает лак на машине. Пусть лучше пострадает машина, чем она сама.

Отчаянный крик донесся до ее ушей, и дрожь пробежала по спине. Крик шел со стороны соседнего дома, в котором жили Кэти и Джек, точнее, с их двора. Кэрол с трудом сглотнула и, глубоко дыша, вышла из гостиной. Она быстро вернулась в кухню, утопая босыми ногами в пушистых шерстяных коврах. Никогда в жизни она не слышала ничего подобного — такого жуткого, истошного и надрывного крика.

Но не успела она дойти до черного хода, как услышала громкий плач ребенка, а потом то, что показалось ей совсем уж невероятным — дикий вопль, еще более исступленный и страшный, чем первый, который оборвался посередине.

Кэрол побледнела, представив себе, что могло произойти. И все же она знала, что даже самое страшное, что она могла вообразить себе, было только наполовину так жутко, как то, что случилось на самом деле там, снаружи. Она знала это, ощущала всем своим существом, хотя и не могла разглядеть ничего снаружи. Никто еще не выживал после такого крика.

И ребенок Джека, и Кэти тоже были там.

А Джек? Может быть, он тоже с ними на улице. Она надеялась и молилась, чтобы его там не было. «В конце концов неважно, что произошло с ними, — подумала она. Главное, что я в доме, в безопасности и уюте».

Она не была близка с Джеком, хотя давно уже делала отчаянные попытки сблизиться с ним. Но при этом она никогда не желала зла Кэти.

Внезапно Кэрол почувствовала, что вся дрожит, и зябко поежилась. Снаружи ничего не было видно, кроме плотной стены трепещущих крыльев и телец, пытающихся пробиться через мелкую сетку на окнах. «Слава Богу, что я закрыла окна и включила кондиционер», — подумала Кэрол, и вдруг заметила, что звук работающего кондиционера изменился. Ровное гудение сменилось на напряженное рычание. Она посмотрела вверх на отдушины и увидела, что мелкие хлопья спускаются через металлическую решетку в потолке. С ужасом Кэрол осознала, что это были за хлопья. Но тут же напряженное рычание прекратилось, и дом погрузился в полную тишину.