Бег вслепую

Он не мог заниматься такой работой в одиночестве, и меня интересовали его взаимоотношения со случайными прохожими. По мере того как уходило время, он проявлял все большее беспокойство, непрерывно сверяясь со своими часами, а ровно в час дня перешел к конкретным действиям. Он поднял руку и кого-то подозвал, после чего в поле моего зрения появился другой человек, который пересек улицу и направился к нему.

Я залпом допил свой кофе и, сбежав вниз по лестнице, притаился за прилавком с газетами, наблюдая за своими друзьями через стеклянную дверь книжного магазина. К ним присоединился еще один персонаж, которого я узнал немедленно — это был не кто иной, как мой старый знакомый Ильич, по неосторожности обеспечивший меня бутановой бомбой. Они некоторое время посовещались, после чего Ильич вытянул руку и постучал по своим часам, выразительно пожимая плечами. Они все дружно повернулись и зашагали по улице в направлении Постусстраети, а я последовал за ними.

По тем отрывочным действиям, свидетелем которых я стал, складывалось впечатление, что им известно не только место, в котором у меня должно состояться рандеву, но и его время. Они покинули свой пост ровно в час дня, как конторские служащие, заканчивающие работу по звонку. Я не особенно бы удивился, если бы вдруг оказалось, что они знают и пароль.

На углу Постусстреаети двое из них сели в припаркованную там машину и уехали, а Ильич, резко повернув направо, пересек улицу и быстрым шагом направился к отелю «Борг», в котором он скрылся, как кролик в норке. Я на мгновение задержался, а затем вошел в здание следом за ним.

Он не снизил скорости возле стойки для того, чтобы взять ключ, а сразу же поднялся на второй этаж со мною на хвосте. Он прошел по коридору и постучал в дверь, а я в ту же секунду сделал резкий разворот и снова спустился вниз, где сел за столик в гостиной, откуда мне открывался хороший вид на фойе. Это означало очередную обязательную чашечку кофе, которым я и так уже был переполнен, но таковым является наказание для тех, кто занимается слежкой. Я развернул перед собой газету и стал ждать, когда Ильич появится снова.

Тот отсутствовал недолго — не более двадцати минут, и когда он появился, я испытал чувство триумфа, поскольку теперь знал, что мои подозрения подтвердились и все действия, предпринятые мною в Исландии, полностью оправданы. Он спускался по лестнице, с кем-то разговаривая — и этот кто-то был Слейд!

Они прошли через гостиную, направляясь к залу ресторана, и Слейд миновал мой столик не далее чем в шести футах. Следовало предположить, что Слейд ждал в своем номере отчета, позитивного или негативного, а теперь решил немного подкрепиться. Я переместился в своем кресле, следя за тем, куда они сядут, и во время шумной церемонии рассаживания по местам я быстро встал и, пройдя в фойе, скрылся там из виду.

Двумя минутами позже я был на втором этаже и стучался в ту же дверь, в которую стучал Ильич, надеясь, что мне никто не ответит. Так и произошло, поэтому, достав из своего бумажника пластиковую карточку, я при помощи нехитрого трюка вошел внутрь. Этому фокусу я научился в школе — Департамент тренировал меня хорошо.

Я был не настолько глуп, чтобы обыскивать багаж Слейда. Если он так сообразителен, как мне казалось, то ему ничего не стоило, бросив беглый взгляд на свой чемодан, понять, что его открывали. Это стандартная оперативная процедура в нашей работе, а Слейд имел здесь двойное преимущество — его тренировали обе стороны. Но я внимательно осмотрел двери гардероба, дабы убедиться в том, что на них нет тонких волосков, приклеенных к створкам капелькой слюны, чтобы они отскочили, если гардероб откроют. Все было чисто, поэтому я открыл двери, зашел внутрь и приготовился ждать в темноте.

Мне пришлось провести в ожидании долгое время, но я был к этому готов, так как знал, что Слейд большой гурман, и все же у меня вызывало интерес то, как он справится с блюдами исландской кухни, которая, мягко говоря, являлась весьма своеобразной. Нужно быть настоящим исландцем, чтобы по достоинству оценить хакарл — сырое акулье мясо, выдержанное в песке в течение нескольких месяцев, или соленую китовую ворвань.

Было уже без четверти три, когда Слейд вернулся назад, и к этому времени мой собственный желудок начал жаловаться на недостаток внимания; он получил большое количество кофе, но очень мало твердой пищи. Ильич вошел вместе с ним, и поначалу меня удивило, что Слейд говорит по-русски, как коренной носитель языка, но затем я понял, в чем здесь дело. Он ведь и на самом деле был русский, как и Гордон Лонсдейл, еще один представитель его профессии.

Ильич спросил:

— Так, значит, все откладывается до завтра?

— До тех пор, пока не станет ясно, чего добился Вацлав, — ответил Слейд.

— Я думаю, это ошибка, — сказал Ильич. — Я уверен, что Стюартсен не подойдет к туристическому агентству. Кстати, вы уверены в достоверности информации?

— Уверены, — ответил Слейд коротко. — И он появится там в течение ближайших четырех дней. Мы все недооценивали Стюарта.

Я улыбнулся в темноте. Было приятно услышать такое добровольное признание. Я пропустил то, что он сказал дальше, но Ильич ответил:

— Разумеется, мы не станем ничего делать с тем свертком, который он с собой принесет. Мы позволим ему избавиться от него в агентстве, а затем будем следовать за ним, пока он не окажется в одиночестве.

— А потом?

— Мы убьем его, — произнес Ильич бесстрастно.

— Да, — сказал Слейд. — Но тело не должно быть найдено. Мы и так уже создали слишком громкое паблисити; Кенникен просто сошел с ума, когда оставил тело Кейза в фольксвагене. — Последовала короткая пауза, после чего он произнес задумчиво: — Интересно, что Стюарт сделал с Филипсом?

На этот риторический вопрос Ильич не смог найти ответа, и Слейд подытожил:

— Хорошо, ты вместе с остальными займешь свой пост у агентства «Нордри» завтра в одиннадцать. Я хочу, чтобы вы позвонили мне сразу же, как только заметите Стюарта. Это понятно?

— Вас поставят в известность, — сказал Ильич. Я услышал, как дверь открылась. — Где Кенникен? — спросил он.

— То, что делает Кенникен, тебя не касается, — ответил Слейд резко. — Ты можешь идти.

Дверь захлопнулась.

Немного погодя до меня донесся шорох бумаги и скрип, сопровождаемый металлическим щелчком. Я слегка приоткрыл дверь гардероба и одним глазом заглянул в комнату. Слейд сидел в кресле с газетой на коленях и подносил огонь зажигалки к толстой сигаре. Прикурив, он обвел взглядом комнату в поисках пепельницы. Она стояла на ночном столике, поэтому ему пришлось привстать и передвинуть свое кресло так, чтобы пепельница оказалась под рукой.

Это оказалось на руку и мне, потому что, передвинув кресло, он повернулся ко мне спиной. Я достал из кармана авторучку и очень медленно открыл дверь гардероба. Комната была маленькой, и поэтому мне понадобилось сделать только два шага, чтобы приблизиться к нему. Я не произвел ни единого звука, но, возможно, это частичное изменение в освещенности комнаты заставило его начать поворачивать голову. Я прижал кончик ручки к складке жира у него на затылке и произнес:

— Оставайся на месте или лишишься головы.

Слейд застыл, и, нагнувшись, я сунул другую руку за лацкан его пиджака, где обнаружил пистолет в наплечной кобуре. Похоже, что теперь все носили с собой пистолеты, и я быстро становился экспертом по части разоружения людей.

— Я не хочу, чтобы ты двигался, — сказал я и отступил назад. Передернув затвор пистолета, я убедился, что он заряжен, и передвинул в боевое положение предохранитель.

— Вставай.

Он послушно поднялся на ноги, все еще сжимая в руках газету. Я сказал:

— Подойди к стене, что прямо перед тобой и обопрись об нее, широко раздвинув руки.