Беги, а то заколдую!

– Ждите назначенного времени, – скрипуче и скучно повелела бессменная секретарь Корнелиуса, мейcис Джонсон. Окинула взглядом короткую рваную юбку Эби, поджала губы и склонилась над бумагами. Нужно было прочитать и рассортировать прошения к магам от всех служб дворца.

Но даже будь она личным драконом магистра, не смогла бы остановить гнома на тропе мести.

– У тебя, оказывается, отличные ножки, Подковка, – заинтересованно оглядел гномку Вудхаус. – Плотноваты. Но какой рельеф! А я-то думал, что они кривые, как твои боевые заклинания…

Эбигейл прямо с порога махнула рукой, и эльфа вместе с креслом выбросило в окно, далеко за деревья. Мейсис Джонсон, склонившись над бумагами, ничего не заметила – возможно, потому, что привыкла к постоянным стычкам этих двоих. Но скорее из-за того, что была глуховата от старости – магистр держал ее из сентиментальных побуждений.

Эби чинно прошла ближе к двери и села на кресло, поспешно запуская ремонтное заклинание и молясь, чтобы магистр вызвал ее после того, как платье приобретет нормальный вид, но до того, как вернется Вудхаус. Но ей не повезло – эльф, лишь слегка взъерошенный, невозмутимо зашел обратно в дверь.

– Ну ты и зараза, Киянка, – даже как-то устало сказал он. Почесал острое ухо, сделал обманное движение, будто собирается кинуть на нее заклинание-клетку, а затем, когда она среагировала, чтобы отбить – заставил подлокотники кресла сомкнуться у нее под грудью, надежно фиксируя… А потом кресло встало на дыбы, словно взбесившаяся лошадь, и буйно, шарахаясь из угла в угол и пугая придворных, поскакало из приемной сквозь распахнувшиеся двери по коридору к выходу. Эбигейл, ругаясь, делала пассы руками, но кресло только скачками неслось быстрее, словно получая хлыстом по крупу.

Натаниель брезгливо почесал щеку и потер испачканные руки одну о другую – у него, как у любой творческой личности, были фобии. Например, прикосновение к пыли и грязи вызывало ступор, страх и необоримое желание почесаться и вымыться. Прислушался – в глубине дворца раздался грохот – вздохнул и быстро очистил руки заклинанием. Предусмотрительно поставил на секретарскую полог тишины, чтобы не привлекать внимание охраны, а на себя – защиту от всех видов атакующих заклинаний. И на всякий случай – от физического урона, ибо кулаком малявка Эби била, как кувалдой.

Секретарь подняла голову, недоуменно огляделась, посмотрела на часы, которые показывали восемь часов пятнадцать минут.

– А где леди Горни? – недовольно осведомилась она.

– Ушла попудрить носик, – вежливо проорал Вудхаус, и мейсис Джонсон, кивнув, снова опустила голову к бумагам.

Грохот повторился, двери распахнулись – Горни, сжимая в руках два вырванных подлокотника кресла, сделанного из цельного дуба, сначала швырнула ими в эльфа, а затем с боевым гномским кличем «Эхху-так-так!» бросилась на противника.

Мейсис Джонсон писала, а секретарская превращалась в развалины. Вот отлетел от удара воздушным кулаком Вудхаус, ударившись спиной о двери кабинета, вот приморозилась к потолку Эбигейл. Секретарь только чихнула, недовольно поежилась и продолжила писать. Глухота – лучший полог тишины, знаете ли.

Вот пахнуло жаром, а из стен стали выпрыгивать камни и стрелять по эльфу, как по утке в полете. Натаниэль соответствовал – прыгал туда-сюда, ухитряясь отбивать их обратно и пытаясь воззвать к разуму разъяренной противницы. Впрочем, это было невозможно: гномы легко распалялись и с большим трудом возвращались к спокойствию. В отличие от эльфов, которые даже в драке были невозмутимы и сохраняли рассудок.

– Горни, – уговаривал он, – остановись! Сейчас придет магистр, и нас обоих выгонят со службы!

– Ну и пусть, – пыхтела гномка, раскручивая в руке огненный шар, – зато я больше не увижу твоей слащавой физиономии!

– Наши семьи будут опозорены!

– А ты думал об этом, когда оставлял меня в лозе?

Столкнулись два воздушных кулака, рухнула люстра.

– А ты – когда ставила ловушку на русалку?

– Это была превентивная мера! – крикнула Эби, отбиваясь. – Я знала, что ты захочешь меня остановить! Разве не ты, чтобы стать первым, поставил мне подножку, когда я сдавала полосу препятствий на экзамене на пятом курсе?

– Это была случайность, – высокомерно огрызнулся Натаниэль. – Сейчас же я подозревал, что ты ночью подстроишь гадость – разве не ты подменила мое распределение во дворец? Я полгода отпахал в деревне Гнилые топи, пока Корнелиус не разобрался!

– Не я, а отец без моего ведома, – зашипела Эбигейл. – В любом случае я была лучшей на курсе! Я сидела и училась, пока ты гулял и пил!

– А ты завидуешь, что я талантливее и мне все давалось легко? И не нужно было высиживать знания задницей, как тебе?

– Это называется усердие! – фыркнула Эби. – И поэтому я должна быть тут единственной помощницей! Но один Белоручка поплакался папочке, и впервые за сотни лет во дворец распределили двух выпускников!

– Ты прекрасно знаешь, что это не так, – ледяным тоном отозвался Натаниэль, уворачиваясь от удара. – Я был вторым на курсе после тебя, и только из-за непереносимости некромагии. У нас разница в одну десятую балла. Папа тут ни при чем. И не называй меня Белоручкой, Шестеренка.

– Ты назвал меня землеройкой на первом курсе!

– Я был пьян, а ты порвала мне штаны.

– Потому что вы достали залезать по моему окну к своим пассиям!

– О, Пряха! Все Горни – мнительные и психованные.

– Все Вудхаусы – подлые негодяи!

Глава 3 О том, что за соперничество нужно платить

«Весь магический мир замер в ожидании перемен. Стабильность и мощь, олицетворением которых является мэтр Корнелиус Фрай, уходит в прошлое. На смену им приходят хаос и разрушения. Имена их, увы, всем хорошо известны».

Из передовицы газеты «Магическая правда».

Вудхаус покосился куда-то и замолчал. И Эби, развернувшись, замолчала тоже, комкая в руках шипящий огненный шар.

А затем склонилась в поклоне рядом с противником.

В наступившей тишине осыпалась штукатурка и особенно громко был слышен скрип пера секретаря по бумаге. Она голову так и не подняла.

– И часто это здесь происходит, магистр? – ледяным голосом поинтересовалась королева.

– Нет, что вы, ваше величество, – очень фальшиво попытался оправдаться Корнелиус. – Первый раз, мои помощники переволновались…