Беги, если сможешь

Прокашлявшись, он потряс головой и прохрипел:

— Не очень-то весело стареть.

— Да уж.

С любезностями было покончено, и он пристально взглянул мне в глаза:

— Это все?

Он явно ждал, пока я уйду, так что терять было нечего.

— Вы не помните девушку по имени Ива?

Он задумался.

— Не припоминаю…

— У нее были длинные русые волосы и большие карие глаза, ей было семнадцать. Может, вы подвозили ее в город — например, в конце июля?

— Прошло больше сорока лет. Я с трудом помню, что было вчера.

— Простите. Я слишком многого требую.

— Да уж. Но жаль, что я ее не помню: судя по вашему описанию, аппетитная была штучка.

Он хохотнул, и я почувствовала отвращение — старик, мысленно облизывающийся на семнадцатилетнюю.

— А почему вы спрашиваете?

— Просто вспомнила ее. Интересно, осталась ли она в Шонигане. По-моему, она сбежала из коммуны.

— Насколько мне помнится, большинство убегало в коммуну, а не из нее.

Наши взгляды встретились. Я снова задумалась, не узнал ли он меня. Или он знал мою мать? Я опустила взгляд на кружку и сделала последний глоток горького кофе.

— Я уже отняла у вас много времени, мне пора.

Я встала, и он двинулся следом. У двери я заметила рисунок, на котором маленький мальчик собирал ягоды, — он напомнил мне Финна, и я подумала, что Ларри мог что-то об этом слышать.

— Слышала, там умер ребенок…

Его глаза расширились, но тут же снова потухли. Он кивнул.

— Мерзкое было дело. Родители обкурились, и ребенок утонул в луже.

— Ужасная история. Вы не знаете, кто-нибудь понес наказание?

— Это дело вел Стив Филлипс — он уже на пенсии, но живет тут же. Его спросите.

— Спасибо, — кивнула я. — Это все очень интересно.

Он что-то фыркнул.

Спускаясь по ступенькам, я обернулась.

— Мне бы хотелось поговорить с этим полицейским. Вы знаете, где он живет?

Наши взгляды снова встретились. Его лицо было непроницаемым.

— Он живет у парка. Большой белый дом в конце Минноу-Лейн. Перед ним еще фургон стоит.

Я хорошо знала те места. Летними вечерами отец привозил нас туда, и мы с братом неслись по темным лесным тропкам и полю к воде, где смывали с себя пот и прилипшую солому.

— Спасибо, вы мне очень помогли.

Не успела я договорить, как он захлопнул дверь. Но пока я шла к автомобилю, занавеска одного из окон зашевелилась.

Отъезжая от дома, я чувствовала, что за мной наблюдают.

Глава 18

Большой белый дом я нашла довольно быстро, но на стук в дверь никто не ответил. Когда я направилась обратно к своей машине, меня окликнули с соседнего двора:

— Вы что-то ищете?

— Мне надо поговорить с мистером Филлипсом. Вы не знаете, когда его можно застать?

— Он уехал на рыбалку. Вернется в следующую пятницу.

Благодарю тебя, Господи, за маленькие городки, где все по-прежнему доверяют приветливым лицам!

— Спасибо за помощь.

Я собиралась вернуться в Викторию, но вместо этого сидела в машине и размышляла: «Может быть, вернуться на место, где раньше была коммуна, — вдруг это всколыхнет какие-нибудь новые воспоминания?» Сердце тут же заколотилось быстрее. Рассердившись на себя за этот испуг, я двинулась в сторону коммуны. Проезжая мимо поворота к дому брату и сворачивая к северному берегу озера, я задумалась, ездил ли он когда-нибудь на это место. Когда-то он проводил в окрестностях многие часы, но я понятия не имела, заглядывал ли он в коммуну, вспоминал ли о ней.

Пять минут спустя я подъехала к развилке, за которой асфальт сменялся гравием, и остановилась. По той части дороги в основном ездили лесовозы. Кроме того, именно здесь когда-то разбилась моя мать. На лес спустился легкий туман, и окружающие пейзажи помрачнели. Замерзнув на мартовском ветру, я включила обогреватель. Я ехала медленно, опасаясь повредить машину и вместе с тем страшась предстоящих открытий и эмоций. Наконец я миновала старый карьер и подъехала к Горелому мосту — его назвали так после лесного пожара, уничтожившего его предшественника. Я повернула налево и через несколько километров была на месте.

С тех пор как я когда-то приезжала сюда с другом, окрестности могли порасти лесом и вход в коммуну мог затеряться, однако я сразу же увидела на одной из больших пихт деревянную вывеску «Река жизни» с изображенными на ней руками, тянущимися к свету. Хотя дерево за эти годы потемнело, а надпись потускнела, у меня по спине побежали мурашки. Удивительно, что вывеска так и висела здесь — оставили ее из уважения к коммуне или из страха, неизвестно. Три валуна преграждали въезд автомобилям. Возможно, эти земли по-прежнему принадлежали властям, а коммуна находилась здесь незаконно.

Я съехала на обочину. Хотя окна были закрыты, до меня доносился рев реки, бурной после весеннего половодья. Я глубоко вздохнула и вышла из машины, порадовавшись, что надела джинсы и ботинки. Всю неделю светило солнце, но воздух был холодным, а в лесу становился еще более пронизывающим. Я завернулась в шарф и захватила из машины перчатки, после чего зашагала по грязной тропинке, которая сбегала по холму, а потом вела к реке и коммуне.

На дорожке были только мотоциклетные следы — очевидно, по ней уже много лет никто не ездил. Вся она поросла травой и молодыми деревцами. Старый лес производил странное впечатление — мертвые деревья, укутанные мхом, высились по обочинам, словно побежденные чудовища, кругом было темно и тихо. Я остро почувствовала, что совсем одна в этом лесу. В этот момент где-то неподалеку взревела машина. Я повернулась, дожидаясь, пока шум мотора утихнет, но он не прекращался, и я двинулась дальше в лес.

Деревья — пихты, ели и туи — росли здесь часто. Ни одна веточка на них не шевелилась. Почувствовав, как сжимается горло, я заставила себя несколько раз вдохнуть-выдохнуть и сосредоточиться на красоте пейзажа — покрытые мхом стволы, густой ковер из папоротников и кустарника. Детьми мы часто собирали здесь сладкие темные ягоды. Скоро появятся молодые побеги папоротника, которые мы когда-то жарили с маслом и грибами. Кроме того, мы готовили крапиву — так же, как и шпинат, и собирали сладкую ароматную чернику на пироги и варенье.