Беглец с чужим временем

Но Рауль продолжал рисовать. На краски не хватало денег, и отец тайком продавал старинные книги. В букинистических магазинах его знали. Там еще встречались люди, говорившие друг другу «Добрый день» вместо «Хайль Гитлер» и молча листавшие книги с вырванными страницами. Книги, как и люди, становились арестантами. Иногда их выпускали снова, и они возвращались в жизнь, изувеченные, оборванные, присмиревшие и лишенные тех главных слов, которые были из них вырваны. Люди и книги растворялись в общей массе Третьего рейха. Исчезали идеи. Стиралась память. Настоящее порывало связи с прошлым. Люди жили, сегодняшним днем и слушали сумасшедшие бредни фюрера о завоевании мира.

Старик Клемперт не мог жить сегодняшним днем: он был поэтом, он помнил о прошлом и понимал, что Германию ожидает зловещее будущее.

Сегодня он зажег только настольную лампу и сидит, закутавшись в плед. Его сковывает тяжелая вялость. Утром он постирал себе рубашку. Вышел в лавку на угол. Потратил семьдесят пять пфеннигов — то, что было отложено на электричество. Хозяин лавки смотрел на него жестким взглядом, брезгливо наблюдая, как он кладет в старую хозяйственную сумку купленные продукты — всего по двести граммов. Враждебность окружающих угнетала Старого Клемперта. Идя по улице, он чувствовал себя, как в каменной пустыне. Его больше никто не знает. Его не помнят и не желают знать, хотя он еще продолжает жить на берлинской улице. Клемлерт чувствовал, что скоро умрет.

Тишину прорезал звонок у входной двери. Клемперт неподвижно ждал второго звонка. Может быть, в последний раз он взглянул на картину сына «Видение будущей войны». Тяжелое солнце освещало разрушенные бомбами немецкие дома. В дверь позвонили второй раз. Клемперт скинул плед и, застегнув домашнюю куртку, пошел к выходу.

— Это я, Херти, — сказали за дверью.

— Херти? — Клемперт отпер дверь.

Войдя в комнату, Херти с минуту смотрел, краснея, по сторонам и поправлял отложной воротничок голубой рубашки. Наконец Клемперт нетерпеливо протянул ему руку и предложил сесть. Херти сел, выпрямившись, и посмотрел на висевшую перед ним картину.

Клемперт взял со столика очки и взглянул на гостя. Это был подросток лет шестнадцати, с веснушчатым лицом и светлыми приглаженными волосами. Его серый спортивный костюм с широкими карманами был тщательно отутюжен.

— Вы меня не помните? — спросил он. — Я оформляю витрины. Меня зовут Херти Лидер. Я работаю художником-оформителем.

— Так.

— Я учился у вашего сына.

— Что? — резко переспросил Клемперт.

Херти смутился.

— Я, конечно, не настоящий художник. Но господин Рауль преподавал у нас рисунок, и я два раза у вас был.

— Моего сына здесь больше нет.

— Я знаю,- тихо ответил Херти.- Я пришел, чтобы предупредить вас…

— О чем?

— Господия Клемперт, — решительно сказал Херти. — Я не занимаюсь политикой. Я люблю искусство. Правда, я еще не настоящий художник, но, может быть…

Он снова смутился, взглянув на висевшее перед ним полотно.

— Я знаю, господин Рауль большой мастер,- тихо сказал он и замолчал, не отводя глаз от картины.- Это будущая война?

— Да.

— И… мы погибнем?

— Не знаю. Херти, вы пришли меня о чем-то предупредить.

— Да… У вас наверху висит портрет Эйнштейна, который написал Рауль. А в сегодняшних газетах напечатано, что Эйнштейна заочно приговорили к смертной казни.

Клемперт выпрямился, придерживаясь за подлокотники кресла.

— Эйнштейна — к смертной казни?

Херти опустил голову.

— И если у вас найдут его портрет…

— Да, этот портрет широко известен, — медленно проговорил Клемперт.

— О нем столько спорили. В портрете есть какая-то загадка…

— Загадка…- машинально повторил Клемперт.

— Отдайте его мне,- неожиданно сказал Херти.- Я его спрячу, а когда господин Рауль вернется…

Старый Клемперт закашлялся, подавив отрывистое всхлипывание. Пальцы на подлокотнике задрожали. Он встал.

— Пойдемте наверх.

ХЕРТИ СПАСАЕТ ПОРТРЕТ ЭЙНШТЕЙНА

Херти жил далеко от виллы Клемперта. Домик его родителей стоял в старом железнодорожном поселке вблизи депо. Ровные маленькие палксаднички. Красные черепичные крыши. Барачные коробки домов. Кухни, лестницы, дешевые велосипеды — все было одинаковым в этом поселке. Депо объединяло людей поселка, подобно средневековому цеху ремесленников.

Отец Херти — молчаливый маленький человек с улыбчивым лицом, — не требовал от жизни многого. Он был доволен, когда после рабочего дня в. ремонтной мастерской, где у него в шкафчике хранились еще инструменты деда, он сидел в углу кухни и смотрел, как его худенькая жена, суетясь у плиты, готовит ужин.

Потом заходил кто-нибудь из соседей, и отец, улыбаясь, слушал новости, изредка кивая головой. Однако в последнее время улыбка на его лице появляется все реже. Он молча уходит на работу, ссутулившись, в своем стареньком, залатанном комбинезоне, а вернувшись домой, не переодевается, как раньше, в чистый костюм. Херти видел, как опускается отец, становясь все больше похожим на разнорабочего, обслуживающего привокзальные склады. А ведь он — высококвалифицированный слесарь! Только изредка светлеет лицо отца. Это бывает, когда Херти выреаает силуэты из черной бумаги. «Кумушки за чашкой кофе»… «Полицейский на посту»… «Тетя Эльза печет пирог»… Отца восхищает быстрота, с которой Херти орудует ножницами, и он долго любуется вырезанными ажурными картинками.

…Херти нес свернутый в рулон холст по темному вечернему Берлину, и ему казалось, что каждый встречный смотрит с подозрением на его ношу. «Что будет с нами, если портрет Эйнштейна найдут у нас в доме?»

— Херти! — крикнула мать, услышав его шаги по лестнице.

— Сейчас! — Херти быстро поднялся на чердак, положил холст на старую железную кровать и спустился. В кухне была одна мать.

— Что с тобой? — вытирая о фартук мокрые руки, она с тревогой смотрела на покрытое капельками пота лицо сына.

Из комнаты вышел отец.

— Сынок вы-ре-жи… мне… портрет, — запинаясь, сказал он, и шатаясь подошел к Херти и положил руку ему на плечо.

Херти с жалостью смотрел на отца: раньше он никогда не пил.

— Херти, что случилось? — опять спросила мать.

— Мама, ты можешь приютить одну картину, которую хотят сжечь?

— Вы-режи мне портрет,- запинаясь, повторил отец и опустился на стул.

У матери задрожали губы. Она смочила полотенце под краном и вытерла им лицо отца.

— Отец, приютим мы у себя картину, которую хотят сжечь? спросила она, приглаживая ему волосы.

…Так портрет Эйнштейна поселился в доме отца Херти.

ЛЕО ТРАССЕН НАЧИНАЕТ ДЕЛАТЬ КАРЬЕРУ

Ассистент кафедры физики Берлинского университета Лео Трассен не интересовался политикой. Он не знал еще, что с сегодняшнего дня отец возлагает большие надежды на его научную карьеру, и не подозревал, что все газеты вышли с заголовками: «Эйнштейн заочно приговорен к смертной казни!» Утром того же дня он сидел в ассистентской и ждал профессора Зауэра, который вызвал его к себе. Развалившись на старом диване, он боролся с дремотой. Вчера была изрядная выпивка, и волосы у Трассена были еще мокрые от воды, которую он вылил на себя. Глаза его, подернутые поволокой, смотрели лениво и туманно.