Беглецы. Восстание на золотых приисках (с илл.)

— Я уж и не рад, что она пошла на это! — воскликнул. Бренн.

— И я тоже, — признался Марон.

— И я, — не столь горячо заявил Феликс.

Помолчав немного, он с волнением в голосе прибавил:

— Нам следовало перед уходом зайти в дом и в знак признательности доброй госпоже прикончить мучителя.

Мальчики тоже были взволнованы. К радостному сознанию свободы примешивалась тревога за женщину, которая, наверно, пострадает из-за них.

— Но теперь мы бессильны что-либо сделать, — сказал Бренн, пытаясь успокоить свою совесть.

Феликс и Марон согласились с ним. Да, теперь ничего уже нельзя было сделать, и, хотя все они очень жалели женщину, которую, вне всякого сомнения, родители насильно выдали за Барбата, когда она была совсем еще молода, они мало-помалу забыли о ней. Все возраставшая необходимость зорко следить за извивами дороги, беречь силы, думать о будущем постепенно изгладила из их памяти прошлое. Они пересекли дубовую рощу, перешли последнюю цепь холмов и при первых лучах зари, сливавшихся с угасавшим огнем фонаря, увидели перед собой хижину пастуха.

Уверенные в радушном приеме, они постучали в дверь. Им открыла жена Коракса. Разглядев пришельцев, она широко улыбнулась и сказала:

— Да благословят вас боги! Прошлой ночью я молилась за вас, и вот вы здесь, целы и невредимы. Вчера к нам забегал крестьянин из поместья, он сказал, что вас заковали в цепи. Наш господин — изверг!

Бренн едва не проговорился, что их освободила сама хозяйка, но вовремя прикусил язык. «Как ни надежны пастух и его жена, — подумал он, — а рассказать им, как было дело, — нехорошо и неосторожно: ведь люди часто без злого умысла болтают лишнее; и если, волею случая, жену Барбата изобличат, — мы, обязанные ей спасением, должны быть непричастны к этому».

— Мы бежали из тюрьмы, — сказал он, многозначительно взглянув на своих спутников; те утвердительно кивнули в ответ.

— Что же вы теперь думаете делать? — спросила женщина. — Мы будем счастливы, если вы останетесь здесь…

— Нет, нет, — возразил Бренн. — Мы не хотим, чтобы вы подвергались опасности из-за нас… Да и вообще, мы задумали пробраться в дальние края…

— Куда же вы хотите пробраться?

— Пойдем вдоль берега, все дальше и дальше на запад… по направлению к Испании…

— Я никогда не слыхала о такой стране. Но я знаю, что вдоль берега на много-много миль тянется пустыня…

— Как-нибудь выдержим переход, — сказал Бренн; его товарищи кивнули в знак согласия.

— Все, что вы можете сделать для нас, — сказал Марон, — это дать нам с собой съестного, чтобы мы могли прокормиться в пути…

— Мы отдадим вам все наши запасы, — ответила женщина, — отдадим с великой радостью. Пойдем в дом, и я соберу все, что только найдется. И муж хочет вас поблагодарить.

Войдя в хижину, трое друзей увидели Коракса, лежавшего на своей убогой подстилке. Ребенок лежал у него в ногах. Пастух сказал, что ему лучше, и особенно полегчало сейчас, когда он убедился, что его спасители — на свободе.

— Такого крепыша, как я, одной потерей крови не уморить. Но если бы я остался лежать, без всякой помощи, там в роще, меня сейчас уже не было бы на свете. Вот почему я готов отдать за вас жизнь.

Жена сказала ему, что нужно гостям, и он попытался встать, но не мог.

— Ах! Какая досада, что я не могу проводить вас хоть немного, — простонал он.

— Нам не нужно ничего, кроме еды, — ответил Бренн.

— Отдай им все без остатка, — сказал Коракс жене и в изнеможении откинулся на подушку.

Женщина уже взялась за дело; она собрала все, что у нее было, — несколько хлебов, вяленое мясо и вяленую рыбу, маслины, дробленый ячмень, сыр, — разделила на три равные доли и каждую долю завернула в кусок холста. Получилось подобие сумок. По просьбе Бренна, женщина разыскала кусок войлока, достаточный, чтобы выкроить из него три шапки для защиты от солнца; затем она принесла сшитый из козьей шкуры, просмоленный по швам мех для воды, сбегала к ручью и наполнила его водой. Еще беглецы попросили несколько длинных полос козьей шкуры и перевязали ими сумки с провизией; каждый вскинул свою сумку на спину, а мех с водой они решили нести по очереди. Выслушав от пастуха и его жены изъявления благодарности, множество добрых пожеланий, советов и предостережений, трое товарищей распрощались с ними и снова пустились в путь, ободренные тем, что их так сердечно приняли и снабдили пищей.

После печального опыта с главарем пиратского судна и Барбатом им было особенно отрадно встретить таких людей, как жена Барбата и крестьянская чета в хижине. Даже мимолетное воспоминание о девушке, которая прошлой ночью указала им путь со словами: «Да хранят вас боги!» — способствовало тому, что неведомое будущее теперь представлялось им менее страшным. Уверенность в успехе крепла, а вместе с ней усиливалось желание вернуться домой, жить на свободе в родной стране, среди близких и любимых людей. И хотя ноги у них ныли от усталости, трое беглецов, шагая по дороге, дружно затянули песню.

ГЛАВА XXIII. ПУТЬ ПО ВЗМОРЬЮ

Они довольно скоро дошли до взморья и направились на запад. Солнце жгло вовсю, укрыться от его палящих лучей было негде. Крутые, пышущие зноем утесы перемежались обширными полосами раскаленного песка. Три дня подряд они шли и шли. Запас воды у них иссяк. Но на исходе четвертого дня они нашли в скалах впадину, где была вода, и наполнили мех. Они не имели представления о том, долог ли путь в Испанию. Они знали одно: нужно идти во что бы то ни стало.

Когда зной становился нестерпимым, они купались в море. Они шли не только весь день, но и часть ночи. Прибавлявшийся месяц освещал им путь. В полдень путники делали привал в тени утеса, а если место было ровное, — сооружали из своих туник и нескольких жердей подобие палатки. Передохнув, шли дальше.

На шестой день пути они увидели очертания непонятного темного предмета, черневшего вдали, на невысоком утесе посреди маленькой бухты. Подойдя поближе, они: различили корпус разбитого судна и ускорили шаг, взволнованные тем, что в томительно однообразном странствии им встретилось нечто неожиданное.

— Это пиратское судно Кудона, — на ходу сказал Марон.

— Ну нет, — возразил Бренн.

— Оно самое, — поддержал Марона Феликс. — Это так же верно, как то, что я лишился левого глаза, стараясь удержать нож в равновесии на кончике собственного носа.

— Значит, оно все-таки не пошло ко дну, — сказал Марон, — и течением его вынесло на берег.

Они вскарабкались на утес, подлезли под самое судно и убедились, что Марон прав. Затопленный, разбитый корпус поплыл по течению вслед за ними, к берегу Африки, и волны выбросили его, кормой вперед, на утес. Трое товарищей стояли под кормой, сильно приподнятой, тогда как носовая часть глубоко погрузилась в белую пену бурунов, клокотавшую над рифами.