Беглецы

Вскоре шторм возобновился с удвоенной силой, и они забыли все на свете, кроме необходимости крепиться и уцелеть среди ужасающего разгула стихий. Никогда в жизни они еще не слышали подобного грохота. Он был так чудовищен, что постепенно у них притупились все чувства и терзавший их страх несколько ослабел. Они уже не в состоянии были думать. Они помнили только одно: надо выжить.

Затем гул понемногу стих. Весенний шторм налетел внезапно, с огромной силой, но длился недолго: Беглецам не верилось, что буря кончилась. Они молили богов, чтобы эта надежда не оказалась тщетной. Было бы слишком жестоко, если бы все началось сызнова, если бы затишье оказалось только злой шуткой, сыгранной с ними демоном бурь. Когда появилась, надежда, они сразу обмякли и почувствовали, – второй раз им такого напряжения не перенести. Если после передышки, сулившей избавление, снова разразится буря, она застанет их измученными, отчаявшимися, и они уже не смогут отстоять себя.

Но буря действительно кончилась.

Едва держась на ногах, Марон добрался до двери и несмело поднял щеколду. Но дверь наглухо захлопнуло ветром, и он не в силах был высадить ее. Марон, спотыкаясь, вернулся к койке, лег и стал выжидать, что будет дальше.

Корабль все еще швыряло по волнам, но гул стих.

Вначале мальчики и Феликс спрашивали себя, не обман ли это слуха; быть может, они в самом деле оглохли от неистового рева, и он продолжается все с той же силой? Эта мысль страшила их больше всего. Как ни ужасен был непрерывный шум – еще ужаснее быть замурованными в обезумевшем хаосе, не слыша его яростного воя.

Немного погодя все трое налегли на дверь и общими усилиями сорвали ее с петель. Шатаясь от слабости, щурясь от дневного света, они вышли на палубу и увидели, что сомневаться не в чем: шторм прекратился.

Над их головами неслись серые перистые облака, по морю бегали барашки, но буря умчалась к северу.

Корабль оказался в ужасном состоянии. Обе мачты снесло, на носу зияли пробоины.

Феликс крикнул:

– Есть кто? – и сам поразился, какой у него слабый голос.

Ответа не было.

Неужели всех, кто был на корабле, смыло и уцелели они одни? Судно дало сильный крен, вода, хлеставшая в пробоины, быстро поднималась. Вокруг – безмолвие. Им стало ясно: Кудон погиб, погибла и вся команда.

– Похоже, что посудина сейчас затонет, – сказал Бренн.

– Верно, – подхватил Марон, – и нам надо поскорее решить, что делать, иначе нас засосет вместе с ней.

Они огляделись вокруг, соображая, из чего бы сколотить плот. Но все те части, которые могли для Этого пригодиться, снесло бурей; уцелел только остов.

– Возьмем двери, – предложил Бренн.

Они повернули назад и осмотрели каюты, расположенные ближе к корме. Две-три двери штормом разбило вдребезги, с петель свисали жалкие остатки. Другие уцелели. С помощью Феликса мальчики сняли их и снесли на середину верхней палубы. Затем Бренн и Феликс выбрали крепкие доски из рундуков и коек, а Марон собрал обрывки канатов и веревок. В одном из ящиков он нашел длинный канат, и все трое принялись за дело: связав бревна, они проворно соорудили плот, правда, неказистый, кривобокий, но устойчивый,

Судно кренилось все сильнее; поэтому, справившись с работой, они немедленно спустили плот с палубы на воду и, ухватясь за веревки, прыгнули на него.

Бренн догадался привязать к плоту несколько валявшихся на палубе кусков дерева, которые могли пригодиться для гребли; работая этими импровизированными веслами, они быстро отдалились от судна.

– Куда нам плыть? На восток, на запад, на север или на юг? – спросил Феликс, широко улыбаясь. Он был счастлив, что спасся с корабля, на котором два-три часа назад им, казалось, угрожала верная смерть.

– Только не на север! – воскликнул Бренн. – Так мы попадем обратно в Италию или куда-нибудь неподалеку от нее.

– Значит, надо плыть на юг, – посоветовал Марон. – К югу берег должен быть всего ближе.

Феликс перевел взгляд на запад, где солнце уже садилось, и пытался было определить направление, но передумал.

– Мы лучше все сообразим, когда взойдут звезды, – сказал он.

Им не оставалось ничего другого, как сидеть и ждать этой минуты.

– Эх! Я охотно бы поел чего-нибудь, – пробурчал Феликс.

Мальчикам тоже хотелось есть, но хотеньем ведь не насытишься.

Солнце скрылось за грядой волнистых облаков. Ветер посвежел, замигали звезды посреди рассеянных там и сям туч, на море поднялась легкая зыбь. Но голод нечем. было утолить. Вокруг – водная пустыня, вверху – пустынное небо, оживляемое только серебряной россыпью звезд. А между этими двумя бескрайними пустынями затерян убогий плот, где, сбившись в кучку, сидят трое истощенных голодом людей – одноглазый мужчина и два мальчика. Боясь, что кто-нибудь из них, задремав, свалится с плота, они продели руки в петли веревок.

Все трое промокли до костей, продрогли, обессилели от голода и жажды. Они теснее прижимались друг к дружке, чтобы хоть немного согреться и не чувствовать себя такими заброшенными, и все же коченели и отчаивались. Они думали только об одном – о пронизывавшем их холоде, как во время бури не могли думать ни о чем, кроме ветра, сотрясавшего корабль.

Казалось, холод сковал весь мир, сковал время, обрекая на смертную муку трех беглецов, скорчившихся на жалком плоту между необъятным морем и необъятным небом. Скоро, – с тоской думали они, – снова завоет ветер, волны разнесут плот в щепы и их скитания окончатся, но не так, как они надеялись.

Да, они все еще надеялись, иначе зачем им обвязывать себе руки веревками и тесно жаться друг к дружке? Трое друзей – они все еще надеялись, и в мечтах, согревавших одеревенелые, окоченевшие тела, они видели перед собой родной дом, огонь, пылающий в очаге, веселую трапезу в кругу семьи, а перед домом – поля, ими возделанные и дающие им пропитание.

Мечта казалась очень далекой, но она поддерживала в них жизнь.

ГЛАВА XVIII. ЗЕМЛЯ!

– Земля! – крикнул. Марон. Шатаясь от слабости, он стоял на плоту. Бренн крепко держал его за руку.

Бренн и Феликс тотчас вскочили на ноги, забыв о том, что плот может перевернуться. После долгой, томительной ночи наступил день; уже много часов подряд они гребли своими самодельными веслами, благословляя солнечный свет, но все сильнее страдая от голода и жажды.

– Земля, – словно эхо повторил Бренн.

– Земля, – повторил и Феликс; его обычно громовый голос теперь напоминал хриплое карканье.