Беглецы

Они с Рисой поворачиваются спиной к машине и начинают медленно, чтобы не вызывать подозрений, переходить улицу, направляясь к остановке. Но Лев явно не понимает, как себя вести. Он смотрит прямо на приближающихся полицейских.

— Ты что, сдурел? — спрашивает его Коннор, хватая за плечо и заставляя повернуться в другую сторону. — Делай, как мы, веди себя естественно.

В этот момент ребята, стоящие на остановке, начинают собираться. Теперь можно бежать, не вызывая подозрений. Коннор первым срывается с места. Он оборачивается на бегу и произносит заранее заготовленную фразу:

— Ребят, давайте быстрее, а то опять на автобус опоздаем!

Полицейские как раз поравнялись с ними. Коннор старается держаться к ним спиной и не может видеть, наблюдают полицейские за ними или нет. Если наблюдают, то, возможно, слышали, что он сказал, подумают, что стали свидетелями обычной утренней суматохи, и не будут вдаваться в подробности.

Лев, видимо, решил, что «вести себя естественно» — значит держаться прямо, как палка, и идти вперед, выпучив глаза и не разбирая дороги, как испуганный солдат по минному полю. Выглядит он подозрительно.

— Ты не можешь побыстрее? — кричит ему Коннор. — Если я опять опоздаю, меня выгонят из школы!

Полицейские уже проехали мимо них, а автобус как раз приближается к остановке. Коннор, Риса и Лев бегут через улицу к автобусу, следуя придуманному на ходу плану на случай, если полицейские продолжают наблюдать за ними в зеркало заднего вида. Остается только надеяться, что им не придет в голову развернуться и отчитать ребят за то, что перебегают дорогу в неположенном месте.

— Мы что, действительно сядем в автобус? — спрашивает Лев.

— Нет, конечно, — отвечает Риса.

Коннор наконец решается посмотреть на полицейских. Мигает сигнал поворота, машина вот-вот исчезнет за углом, и беглецы будут в безопасности… Но в этот момент школьный автобус останавливается, водитель открывает дверь и включает красный проблесковый маячок. Тот, кому хоть раз приходилось ездить в школьном автобусе, прекрасно знает, что мигающий сигнал красного цвета означает, что все водители, находящиеся в это время на дороге, должны остановиться и пропустить машину с детьми.

Дисциплинированные полицейские тоже останавливаются, не доехав до перекрестка всего пару десятков метров. Значит, они так и будут стоять там, пока не уедет школьный автобус.

— Вот черт, — вполголоса произносит Коннор. — Теперь точно придется в него садиться.

Ребята уже практически дошли до остановки, когда звук, на который они раньше не обращай внимания, неожиданно усиливается и заставляет Коннора остановиться.

На крыльце дома, возле которого они стоят, лежит небольшой сверток. Завернутый в одеяла ребенок кричит и пытается перевернуться.

Коннор сразу понимает, в чем дело. Он уже видел ребенка на крыльце собственного дома, н даже не один раз. И хоть это совсем другой ребенок, Коннор останавливается как вкопанный.

— Билли, пошли, на автобус опоздаешь!

— Что?

Кричит Риса. Они со Львом стоят в нескольких метрах впереди и смотрят на него.

— Билли, пошли, не будь идиотом, — повторяет Риса сквозь крепко сжатые зубы.

Дети уже садятся в автобус. Красный проблесковый маячок продолжает мигать, и полицейская машина не двигается с места.

Коннор пытается заставить себя уйти, но не может. Дело в ребенке. Он плачет. Это другой ребенок, твердит Коннор сам себе. Не будь дураком. Только не сейчас.

— Коннор, — зовет его Риса свистящим шепотом, — что с тобой?

Дверь дома распахивается, и на крыльцо выходит толстый мальчик, по виду ученик начальной школы — лет шести, максимум семи. Он смотрит на ребенка, выпучив глаза.

— О нет! — восклицает мальчик, разворачивается и кричит в дверь: — Мам! Нам опять подбросили ребенка!

У большинства людей есть две модели поведения в критических ситуациях: бросаться в бой или бежать. У Коннора всегда было три: бросаться в бой, бежать или достойно сдаться. Порой случалось так, что в голове у него происходило короткое замыкание, и он избирал третью модель поведения, самую опасную. Именно в таком состоянии он побежал назад, к машине, у которой стоял Лев, чтобы спасти мальчика, несмотря на то что полицейские были уже совсем рядом. И вот Коннор снова чувствует признаки умопомрачения — мозги как будто закипают. «Нам опять подбросили ребенка», — сказал толстяк. Почему он сказал «опять»?

Не надо, не делай этого, старается убедить себя Коннор. Это же не тот ребенок! Но где-то в глубине подсознания крепко засело убеждение, что ребенок все-таки тот же самый.

Наплевав на инстинкт самосохранения, Коннор бросается к крыльцу. Он так быстро подбегает к двери, что толстый мальчик резко оборачивается и с ужасом смотрит на него. Попятившись, он натыкается на выходящую из дома мать. Та тоже смотрит сначала на Коннора, а потом уже вниз, на плачущего ребенка, но не нагибается, чтобы взять его.

— Кто ты такой? — спрашивает она. Толстый мальчик спрятался за ней и выглядывает из-за ноги, как медвежонок гризли. — Это ты его сюда положил? Отвечай!

— Нет… Нет, это…

— Не ври!

Коннор и сам не понимает, чего он хотел добиться, бросившись к дому. Несколько секунд назад он не имел никакого отношения к происходящему на крыльце. Но теперь, похоже, это уже его проблема.

Позади Коннора дети продолжают садиться в автобус. Полицейские продолжают стоять у перекрестка, ожидая, когда он отъедет. Возможно, бросившись к крыльцу, Коннор сам подписал себе смертный приговор.

— Это не он положил, а я, — говорит кто-то позади Коннора. Он оборачивается и видит Рису. Она свирепо смотрит на женщину. Та перестает поедать своими маленькими злыми глазками Коннора и переводит взгляд на девушку.

— Мы застукали тебя на месте, милочка, — говорит женщина Рисе. Слово «милочка» в ее устах звучит как ругательство. — По закону ты имеешь право подкинуть ребенка, но только если тебя не поймали. Так что забирай его и топай отсюда, пока я не позвала полицейских.