Беглянка и ее герцог

Эти проверки, будь они неладны, начались после того, как одна из девиц, принятая нами без рекомендации таких же служанок, оказалась то ли засланным казачком, то ли просто стервой и поганкой. Сначала она попыталась устроить свару в спальне, потом надерзила Гретти, потом Глюк доложил, что странная особа крутится возле моего запертого на ключ кабинета. А в двойном дне сиротской корзинки, с которой она пришла к нам в дом, у девицы кошелек с серебром и пара слишком дорогих безделушек. Короче, легенда о злом хозяине и обиженной бедняжке трещала по швам.

Я долго раздумывать не стала и выставила эту «несчастненькую» на улицу. А она, то ли в отместку, то ли по заданию нанявших ее людей, прямым ходом отправилась в магистрат и настрочила донос, о том, что я устроила бордель посреди приличного района и пусть господа стражи закона примут меры.

Хорошо я догадалась отправить Глюка проследить за ушлой паршивкой и предупреждение мы получили вовремя. Поэтому, когда среди ночи к нам в двери заколотили кулаком и на крыльце обнаружился магистерский секретарь в сопровождении двух полицейских и парочки сушеных вобл из религиозного благотворительного комитета при магистрате, они напоролись на суровый холодный взгляд не менее засушенной вдовы, одетой в строгое черное платье и со знаком божественной схимы на груди.

Все обвинения и инсинуации сбежавшей девицы были гневно отвергнуты под предлогом того, что лгунья сама вела себя развязно и аморально, за что и была выставлена вон. Господам предложили убедиться, что пороку нет хода в дом смиренного очищения и призора.

— Девушки содержатся здесь, чтобы искренним раскаянием и усердным трудом искупить свой грех! — холодно чеканила я, леденя взглядом непроизвольно съежившегося магистерского секретаря. — Тут нет места легкомыслию и пустому безделью! У нас закрытое заведение, и только ради присутствия этих добродетельных дам, — тут я сделала «реверанс» в сторону благотворительниц, разом почуявших во мне свою и явно потерявших изначальный морально-боевой пыл. — Я позволю мужчинам войти и осмотреть трапезную, рабочие комнаты и кладовые. В спальню к девушкам мужчинам и греху ход закрыт! Туда могут войти только женщины.

Ну, короче говоря, комиссия полюбовалась на утянутых в уродские платья и чепчики, тщательно загримированных под недоумертвия «воспитанниц», оценила голые лавки и столы, сиротские щербатые миски с жидкой бурдой, а также бочонок с розгами в углу (пришлось пустить на реквизит единственный приличный куст с заднего двора). Дамы сунули нос в спальню, где мы тоже успели навести полутюремную бутафорию, и комиссия убыла восвояси, весьма довольная результатом.

Мы выдохнули. Но я приказала реквизит всегда держать под рукой, потому что одним местом чуяла — это не конец. Кто-то ведь заплатил маленькой шпионке за то, чтобы она к нам проникла. И вряд ли этот кто-то успокоится.

Скорее всего, подозревать надо было конкурентов. Кондитерская Рамболи уже увела несколько очень денежных заказов из под носа расслабившихся в последние годы постоянных поставщиков. Вряд ли им это понравилось.

Я как в воду глядела. Маскировку пришлось использовать довольно часто и даже усовершенствовать. Но была во всем этом и положительная сторона: Вдова Морето (с ударением на последний слог) приобрела полезные знакомства в среде попечительниц разных богоугодных заведений. А там мелькали дамы из самых высших кругов. Стоило прослыть в этой тусовке своей, и информация полилась рекой, только успевай просеивать, анализировать и раскладывать по полочкам. Дамы обожают сплетни. Дамы, занятые благотворительностью и слишком озабоченный чужим моральным обликом обожают их вдвойне.

Первый вал комиссий мы тогда отбили более чем успешно, но неожиданно нарвались на подводный камень: нас занесли в список образцовых богоугодных заведений и стали таскаться к нам не ради проверки, а чтобы показать богатым жертвователям и выбить из них под это дело побольше золота. Ну что делать, пришлось смирится и искать в случившемся рациональное зерно. В частности, «стерва Морето» или «вобла сушеная», как меня шепотом прозвали служащие магистрата, весьма решительно и скандально добилась того, чтобы часть благотворительного денежного дождя, сыпавшегося в карманы чиновников, достигла таки адресаток. Правда, многие были уверены, что это золото оседает теперь уже в ее карманах, но, поскольку такое поведение вписывалось в негласные правила куда лучше, чем искреннее желание помочь «чернавкам», моя репутация в глазах «общественности» только выиграла.

Глава 16

Облачившись в глухое чёрное платье и стянув волосы в “дулю” на затылке, я дополнительно прикрыла кривой пучок сеткой и вышла встречать незваных гостий, прибывших даже чуть раньше, чем ожидал дедушка Уго.

— Доброго дня, мадам Морето, — вперёд выступила малознакомая грымза с болезненно-жёлтой кожей, мадам Гривин.

— Доброго дня. Пожалуйста, проходите. Каждый ваш визит отраден для моего сердца.

Обменявшись несколькими высокопарно-пафосными фразами, полными любования собственной добродетельностью, я повела комиссию по привычному маршруту. Сперва ужасного вида столовая, затем “исправительные работы”.

При виде грозных дам девочки испуганно повскакивали, склонились в низких поклонах.

Мадам Гривин огляделась и нацелилась на новенькую, да ещё и беременную. Девочка развернулась неудачно и платье, висевшее на ней мешком, не скрыло фигуру, а наоборот подчеркнуло живот.

— Греховодница! — припечатала грымза. — Покажи руки.

Девочка послушно протянула ладони. Пальцы мелко дрожали, да и в целом вид у девочки стал предобморочный.

Грымза, почуяв добычу, возмутилась:

— Какие чистые руки!

Ссадин, мозолей, красноты и воспалений суставов действиетльно нет.

— М-мадам…

Пора вмешаться.

Я подхожу ближе, девочка пугается ещё больше, меня в моём нормальном образе она ни разу не видела.

— Пользуясь хозяйской слабостью, от работы увиливала? — грозно спросила я и сама же ответила. — Ничего, труд научит её смирению и прилежанию. Я буду молиться, чтобы она встала на путь исправления, и вскоре мы увидели улучшения. Мадам Гривин, возможно, вы помните. В прошлый ваш визит удача обратить на себя ваше внимание и получить пару добрых наставлений выпала вон той девице.

Мелли понятливо вытянула руки. Наводить красноту и рисовать следы тяжёлой работы я её научила. Руки у Мелли выглядели ужасно и очень естественно. Если не знать, что это макияж, то от душераздирающего зрелища на глаза слёзы навернутся.

Мадам поджала губы:

— Неплохо. Трудись больше и, возможно, Небеса простят твой грех.

— Да, мадам, — пролепетала Мелли.

Грымзы заглянули в кладовки, посетили спальни.

Всё шло, как обычно.

Осмотрев приют и убедившись, что сходств с тюрьмой добавилось, грымзы двинулись на выход.

Дедушко Уго провожал дам вместе со мной. Хотя он и старался не слишком мозолить глаза, совсем без него обойтись бы не получилось, ведь то, что вдова заботится о пожилом отце, общеизвестный факт.

Одна из новеньких, вобла, но ещё не окончательно мумифицировавшаяся, прищурилась и то ли от избытка яда в организме, то ли от желания выслужиться ляпнула:

— Но всё же мужчина в доме это несколько…

Кто опешил больше, я или дедушка Уго, не знаю.

Я шагнула вперёд и вперилась в неё убийственным взглядом: