Бегство от одиночества

С ростом благосостояния и власти того или иного вождя аппетиты его растут, и он с помощью приближенных, а то и военной силы стремится распространить свое влияние на соседние общины, так или иначе подавляя тамошних лидеров. Этот процесс централизации политической власти проходит несколько последовательных стадий, так что с течением времени образуются иерархически организованные политические структуры. Например, в Замбии в наше время несколько десятков деревень с общей численностью порядка 5–10 тысяч жителей составляют так называемый чифдом, находящийся под властью вождя сравнительно невысокого ранга. Он наряду с другими вождями равного ему статуса подчиняется более высокопоставленному вождю, управляющему уже несколькими чифдомами. У народа куба политическая организация до недавнего времени представляла собой союз вождей, главенствовавших над собственными территориями и признававшими в то же время власть так называемого ньими — вождя племени мбала. Такую политическую организацию можно назвать федеративным протогосударством, сплоченным под эгидой одного из вождей. Общества этого типа со всевозможными частными вариациями многократно возникали и распадались на протяжении истории тропической Африки.

При такой системе власть вождя зиждется на четырех основаниях. Это, во-первых, богатство, которое определяется числом принадлежащих вождю деревень и соответственно контингентом работников для обработки полей и боеспособных молодых мужчин. Далее сила влияния вождя зависит от численности его окружения, составляющего слой знати и бюрократии. Кроме того, он вправе вершить суд и добиваться выполнения приговора средствами принуждения. Наконец, вождя окружает ореол всемогущего мага. По словам американского этнографа Виктора Тернера, у народа ндембу в Замбии верховный вождь «…представляет собой одновременно и верхушку политико-правовой иерархии, и всю общину… Символически он является также самой племенной территорией и всеми ее богатствами. Плодородие земли, а также защищенность страны от засухи, голода, болезней и налетов насекомых увязывается с должностью вождя и с его физическим и моральным состоянием».

Важно подчеркнуть, однако, что при всем этом всемогуществе вождя его положение в обществе во многом сохраняет в себе отголоски более ранних систем всеобщего равенства. Это становится особенно очевидным при знакомстве с ритуалом посвящения в вожди, первый этап которого, по описаниям Тернера, представляет собой процедуру, с нашей точки зрения, чрезвычайно унизительную для будущего владыки. Не вдаваясь в подробности этого сложного ритуала, я приведу лишь некоторые выдержки из монолога верховного жреца, обращенного к новоявленному вождю. «Молчи! Ты жалкий себялюбивый дурак со скверным характером! Ты не любишь своих друзей, а лишь гневаешься на них! Подлость и покража — вот все, чем ты владеешь! И все же мы призвали тебя и говорим, что ты должен наследовать вождю. Отрешись от подлости, оставь гнев, откажись от прелюбодеяний, немедленно оставь все это!.. Если раньше ты был подл и привык есть свою кашу и мясо один, сегодня ты — вождь. Ты должен оставить себялюбие, ты должен приветить каждого, ты — вождь… Ты не должен судить пристрастно в делах, в которых замешаны твои близкие, особенно твои дети».

По окончании этой речи каждый из присутствующих вправе осыпать избранника бранью и в самых резких выражениях припомнить ему все нанесенные им обиды. При этом предполагается, что ни одно из этих оскорблений вождь в дальнейшем не сможет припомнить своим подданным. Не ограничиваясь словесными выпадами в адрес посвящаемого во властители, верховный жрец прибегает и к физическому воздействию на него, время от времени шлепая вождя по обнаженным ягодицам. Нельзя не признать справедливость высказывания очевидцев всей этой сцены, говорящих, что в ночь накануне вступления в сан положение вождя приравнивается к бесправию раба. Описанный ритуал имеет двоякий смысл. Во-первых, он символизирует собой «смерть» будущего вождя как рядового члена общества. Во-вторых, отныне вождь должен рассматривать все свои привилегии как дар общины, который должен быть использован для коллективного блага, а не для удовлетворения собственных интересов. Даже когда человек становится вождем, он должен оставаться членом избравшей его общности людей, «смеясь вместе с ними» и деля с ними пищу, привечая каждого.

Вероятно, подобный первобытный демократизм в ритуалах посвящения владыки постепенно отмирает, когда общество земледельцев саванны преобразуется из федеративного союза вождей в унитарное государство с царской властью. Резиденция царя становится столицей его обширных владений, куда со всех концов стекаются налоги в виде податей с населения. Свита царя уже не ограничивается несколькими его советниками, но включает теперь обширный штат придворных, облеченных неравноценными правами и обязанностями. К примеру, во время заседания правительственной верхушки государства Лози путешественники, посетившие его в 1942 году, насчитали справа от царя сорок шесть чиновников-индуна, разместившихся в порядке старшинства своих титулов. Слева восседали четырнадцать царедворцев более низкого ранга, так называемые ликомбва, а также несколько сыновей царя.

Несколько уклоняясь в сторону, следует все же подчеркнуть для полноты картины, что все те политические (потестарные) [15] образования, о которых здесь шла речь, в XIX и XX веках не являлись субъектами международного права. Это были скорее структуры местного самоуправления, располагавшиеся на территориях государств, управляемых сначала колониальной администрацией, а после распада колониальной системы в Африке — национальными правительствами. Так, упоминавшееся царство Лози, основанное в XVII веке, с 1890 года оказалось на территории английской колонии Северная Родезия, которая с 1964 года вошла в состав Республики Замбия, управляемой президентом и парламентом.

15

В отечественной литературе термин «потестарный» (от лат. власть) используется для обозначения политических, по существу, отношений в тех обществах, которые не достигли еще стадии развитого государства.

Итак, мы вкратце и очень схематично познакомились с тем, как может происходить становление предгосударств и простейших раннегосударственных образований на почве имущественного неравенства в архаических земледельческих обществах. Теперь нам предстоит узнать, каким образом на их основе возможно возникновение обществ с более сложным внутренним устройством, относящихся, в частности, к категории типичных стратификационных обществ. Пожалуй, самыми своеобразными из них, где принцип «слоенного пирога» выражен наиболее ярко, оказываются общества, подразделенные на касты. Они отличаются от других стратификационных обществ — сословных и классовых — в том отношении, что границы между сосуществующими слоями общества здесь практически непроницаемы. Это значит, что человек, родившийся членом данной касты, никогда и ни при каких условиях не сможет перейти в другую. Касты — это эндогамные общности, то есть браки между мужчиной и женщиной из разных каст запрещены как традициями, так и законом, если, разумеется, в стране существует юридическое право. Они возможны только внутри данной касты, почему потомок той или иной супружеской пары неизбежно появится на свет, уже будучи членом касты, к которой принадлежат его родители.

Одна из разновидностей кастового деления общества основана на этнических различиях между людьми. Именно этот вариант я имел в виду, когда упомянул о возможности поступательного развития цивилизации копья в случае ее интеграции с цивилизацией зернохранилищ. История Африки дает несколько примеров такой интеграции, причем во всех случаях пришлые племена воинственных скотоводов оседали на землях, уже освоенных земледельцами, оставляя за собой положение привилегированного слоя населения.

Начало этих событий восходит к началу второго тысячелетия нашей эры, когда племена скотоводов, относящиеся к нилотской группе народов, родственной нуэрам, начали расселяться из долины Нила к югу, в саванны, населенные негроидами банту. Пришельцы-скотоводы, в среде которых первоначально господствовали отношения равенства и анархии, использовали в качестве основы новой политической системы предгосударственные структуры местных земледельцев, о которых я рассказывал выше. При этом на имущественное и сословное неравенство земледельцев наложилось еще и кастовое неравенство. Например, в царстве Анколе, которое сформировалось в XV–XVI веках на территории современной Уганды, скотоводы хима отвели себе роль господствующей касты, держащей в подчинении касту исконных местных жителей — земледельцев иру.

Одним из важнейших инструментов сохранения такого господства стал распространявшийся на всех иру запрет разводить скот. Крестьянин мог получить в пользование либо яловую корову, либо бычков, которых закалывали на мясо. В обмен на этих животных иру должны были отдавать скотоводам часть своего урожая. Возможности крестьян восстать против установленного порядка были сведены до минимума, поскольку им запрещалось иметь оружие и входить в состав военных отрядов. Браки между ира и хима были категорически запрещены. И хотя существовавшее в Анколе кастовое неравенство служило источником постоянного социального напряжения, с экономической точки зрения система оказалась прогрессивной, поскольку сложившееся в обществе разделение труда приносило обоюдную выгоду и скотоводам, и земледельцам.

Этот пример разграничения каст по этническому признаку — далеко не единственный. По свидетельству Леви-Стросса, нечто подобное существовало еще сравнительно недавно у индейцев мбайа-гуайкуру в Бразилии и Парагвае. В структуре их монархических обществ и в материальной культуре чувствуются веяния древних цивилизаций Америки, таких, например, как культура Чавин в Перу, существовавшая на рубеже первого и второго тысячелетий до новой эры. В частности, в обществе кадиавеу представители этого этноса составляли привилегированную касту, своего рода аристократию. К ней, помимо самих монархов, принадлежали родовая знать, подразделявшаяся на два соподчиненных сословия, и подкаста воинов. Эти слои общества обслуживались кастой крепостных индейцев гуана, которые, в подражание высшим слоям общества, также приняли в своей среде подразделение на три подкасты. Не останавливаясь на других аналогичных примерах, стоит указать на подмеченную историками закономерность, суть которой в том, что процессы формирования государства зачастую ускоряются в обществах, состоящих более чем из одного этноса.

Причина возникновения другого, гораздо более экзотического варианта кастового общества лежит уже не в порабощении одного народа другим, а в восходящих к древнейшим временам религиозным представлениям, сложившимся внутри того или иного единого этноса. Прекрасным примером религии, которая породила весьма причудливую кастовую систему, ставшую основой всей социальной организации многих народов Южной Азии, может служить индуизм. В верованиях индуистов до логического конца доведено противодоставление понятии «чистота» — «нечистота», которые испокон веков были основополагающими практически во всех архаических культурах. «Идеи скверны, нечистоты, чистоты, очищения и другие им подобные тесно связаны для первобытных людей с идеями враждебности или благосклонности неведомых сил и добрых и злых влияний, с началом и окончанием их действия, а следовательно, с идеями счастья и несчастья», — писал французский философ Люсьен Леви-Брюль в своей превосходной книге «Первобытное сознание». Вспомним, к примеру, с каким паническим страхом относятся папуасы-арапеши к возможности оставить где-нибудь ненароком кусочек своей «грязи», который может быть найден и заколдован чужаками.