Бегство от запаха свечей
Шрифт:
– Вот это другой разговор, – вмешался один из строителей. – А то мы уж хотели шум поднимать, отстаивать их.
– В политехническом институте хорошая аппаратура, с экспертизой долго тянуть не будут. Но безопасности ради… Тьфу, что это я говорю?! Порядка ради вам лучше уехать.
– Пан управляющий, я уже принял дела. Боюсь, что мне не удастся сдать их обратно в таком отличном состоянии. Я так не умею, – польстил мне мой преемник.
Я хотела попрощаться с коллективом, но мне не разрешили.
– Вы к нам вернетесь, не сомневайтесь. Это уже наша забота. С мнением
Я поехала в Валим, взяв перед отъездом с секретаря управляющего обещание телеграфировать мне, как только станут известны результаты экспертизы.
Люцина обрадовалась мне, как всегда. Теперь, когда дети подросли, она устроилась на работу в бухгалтерию консервного завода. Мой приезд означал, что дети будут вымыты, накормлены, что застрекочет швейная машина. Люцина с мужем смогут в субботу вечером пойти на танцы.
– Конечно, я понимаю пани Дзюню, во Вроцлаве ей лучше. Да и со здоровьем у нее неважно. Свекровь моя тоже хотя и добрая женщина, но уже мало чем может помочь. Виолетта ходит в садик, это вроде бы немного облегчает жизнь, но, с другой стороны, малыш, когда остается один, больше капризничает.
– Я сделаю, что смогу. Две недели – большой срок. Покажи, где у тебя отрезы и скажи, что нужно сшить в первую очередь.
– Сшей передники и брючки для обоих. В брюках им удобнее всего. И теплее. Ведь они все время на полу возятся. И сделай такие заплаты, как в прошлый раз.
Я взялась за работу. Утром, одев и покормив детей, я отправлялась с ними на прогулку в лес. Днем же, когда дети засыпали, садилась за шитье. По вечерам я тоже шила или помогала Люцине стирать и гладить.
– Если б не ваши с пани Дзюней приезды, я бы, наверное, совсем пропала. Юзек по-прежнему всем доволен, но я-то понимаю, что у нас не все идет как надо. Когда Виолетта поступит в школу, брошу работу. Я все равно свою зарплату на хозяйство не трачу, а складываю на книжку. Потом, когда уйду с работы, придумаем, что делать с этими деньгами.
– У тебя я по-настоящему отдыхаю. Это не Вроцлав. Пани Дзюня говорит то же самое.
Время шло. Телеграммы из Вроцлава не было. Здесь, где из окна был виден лес, а дом утопал в цветах, я полностью ощутила лето. Вроцлавские заботы отступили на задний план.
В воскресенье, накануне моего отъезда, на дороге, ведущей к нашему дому, появился высокий молодой человек в светло-серых брюках и голубой тенниске.
– Глянь, Люцина, как он похож на Збышека.
– Ну, ну, раз тебе Збышек мерещится даже в Валиме, значит тут дело серьезное.
Минуту спустя в дверь позвонили. Люцина побежала вниз открывать.
– Катажина, Збышек приехал!
– Меня прислала твоя бабушка, – сказал он с порога, – и какая-то женщина с вашей работы. Просили передать, что трос был бракованный. Если б я знал, что вы живете так далеко от станции, ни за что бы не поехал.
– Чудесная новость. Большое спасибо. Я бы тебя расцеловала от радости, но…
– Но
что?Я собиралась съязвить, но внезапно передумала. Ведь я и в самом деле поцеловала бы его, если б не боялась насмешек.
После обеда мы отправились на прогулку, но гуляли мало. Сидели на опушке леса на сваленном дереве и разговаривали. Збышек был мил, как никогда. Рассказывал мне о своей работе, чего он до сих пор не делал, без иронии отвечал на мои вопросы, подробно расспросил о случае с тросом и только тогда понял, как важен был для меня его приезд.
Вечером мы с Люциной проводили Збышека на вокзал. Прощаясь, он сказал:
– У тебя прелестные дети, Люцина, и ты их прекрасно одеваешь. Когда я женюсь, пришлю к тебе свою жену на выучку.
– Ей незачем будет ехать в такую даль, – отрезала Люцина. – Катажина живет значительно ближе, а все это шила она.
– Молодец, Катажина, здорово у тебя получилось.
Домой мы возвращались не спеша.
– Знаешь, что я тебе скажу, Катажина: Збышек от тебя без ума.
– Не говори глупостей. Он меняет невест, как перчатки. И знакомит меня с каждой из них, так что я всегда в курсе.
– Меня ты все равно не переубедишь.
Сев в поезд, чтобы ехать домой, я испугалась: весь вагон был занят цыганами. Я даже чуть не пересела в другой вагон, но подумала, что это может их обидеть, и осталась. Мест не было, и я стояла в коридоре у окна.
– Девушка, – старый, совершенно седой цыган дотронулся до моей руки, – вот место, садитесь, пожалуйста.
Цыгане ехали во Вроцлав на похороны. То, что они были нарядно одеты, свидетельствовало об их почтительном отношении к покойному. На мужчинах были добротные шерстяные костюмы, на полке выстроились в ряд велюровые шляпы. Женщины были одеты почти по-европейски, но все же не без экзотических деталей. Одна, например, в сером костюме и белой нейлоновой блузке, повязала голову яркой цветастой косынкой.
К концу пути мы так подружились, что мне даже захотелось прийти на похороны.
– Вы уже вроде бы наша знакомая, так что приходите. Мы не любим, когда приходят просто из любопытства.
Во Вроцлаве, по пути с вокзала, я зашла в кондитерскую. Бабушка с недавних пор пристрастилась к пирожным. Я уже выходила, когда ко мне подошел приятного вида молодой человек.
– Простите, мы как будто знакомы. Ведь это вы приходили в больницу справляться о Роговском.
– Конечно, я вас помню, доктор. Тогда вы, должно быть, в самом деле были очень утомлены; сегодня вы кажетесь значительно моложе.
Доктор предложил мне выпить с ним чашку кофе. Он был остроумен, много шутил, даже о своей работе рассказывал с большим юмором. Мы весело и мило поболтали. Затем он проводил меня домой, и мы договорились встретиться через неделю на том же месте.
В тресте мой вопрос был решен, я могла снова приступить к работе. Мендрас работал уже несколько дней. Наши рабочие устраивали скандал за скандалом, добиваясь моего возвращения, и самому управляющему пришлось, наконец, дать им слово, что я обязательно вернусь.