Бегущая могила

Небо, видимое сквозь стекла сводчатого потолка, постепенно становилось темно-синим, а полторы ноги Страйка, теснившегося во втором ряду кресел, занемели. Уэйс перешел к обличению мировых лидеров, а на экранах над ним появились изображения войны, голода и разрушения окружающей среды. Толпа подбадривала его короткие фразы аплодисментами, встречала ораторские изыски аплодисментами и одобрительно отзывалась о каждом обвинении в адрес элиты и поджигателей войны. Наверняка, подумал Страйк, сверяясь с часами, они уже почти закончили? Но прошло еще двадцать минут, и Страйку, которому уже захотелось помочиться, стало не только скучно, но и неуютно.

— Кто же из вас нам поможет? — крикнул наконец Уэйс, его голос дрожал от волнения, когда он стоял один в центре внимания, а все остальные были в тени. — Кто присоединится? Кто встанет рядом со мной, чтобы преобразить этот разрушенный мир?

По мере того, как он говорил, пятиугольная сцена начала трансформироваться под крики и аплодисменты. Пять панелей поднялись, как жесткие лепестки, и открыли пятиугольный бассейн для крещения, в нижней части которого были сделаны ступеньки, обеспечивающие легкий доступ к воде. Уэйс остался стоять на небольшой круглой платформе в центре. Теперь он приглашал всех, кто желает вступить в ВГЦ, присоединиться к нему и возродиться в церкви.

Зажегся свет, и некоторые зрители стали пробираться к выходу, в том числе и пожилая любительница пожевать ириски, сидевшая слева от Страйка. Она была впечатлена харизмой Уэйса и взволнована его праведным гневом, но, видимо, посчитала, что окунуться в крещенский бассейн было бы слишком. Некоторые из других покидающих аудиторию слушателей несли на руках сонных детей, другие разминали затекшие после долгого вынужденного сидения конечности. Несомненно, многие из них еще больше обогатят ВГЦ, купив перед выходом из здания экземпляр “Ответа” или кепку, футболку или брелок.

Тем временем по проходу спускались струйки людей, которых крестил папа Джей. Радостные возгласы уже состоявшихся членов клуба продолжали отражаться от металлических опор Большого зала, когда один за другим новые члены погружались в воду, а затем поднимались, задыхаясь и обычно смеясь, чтобы их завернули в полотенца несколько симпатичных девушек на другой стороне бассейна.

Страйк наблюдал за крещением, пока небо не стало черным, а его правая нога не затекла. Наконец, добровольцев для крещения больше не осталось. Джонатан Уэйс прижал руку к сердцу, поклонился, и под последний взрыв аплодисментов сцена погрузилась в темноту.

— Извините? — прозвучал мягкий голос рядом со Страйком. Повернувшись, он увидел молодую рыжеволосую девушку в спортивном костюме ВГЦ. — Вы Корморан Страйк?

— Это я, — сказал он.

Справа от него американка Санчия поспешно отвернула лицо.

— Папа Джей будет очень рад, если вы захотите зайти за кулисы.

— Не так рад, как я, — сказал Страйк.

Он осторожно встал на ноги, разминая онемевшую культю, пока к ней не вернулась чувствительность, и последовал за ней сквозь массу уходящих людей. Веселые молодые люди в спортивных костюмах ВГЦ гремели жестянками для сбора денег по обе стороны от выхода. Большинство проходящих опускали в него мелочь или даже купюру, несомненно, убежденные в том, что церковь занимается прекрасной благотворительностью, а может быть, и пытаясь унять смутное чувство вины за то, что уходят в сухом одеянии, некрещеными.

Как только они покинули главный зал, спутница Страйка повела его по коридору, вход в который был разрешен ей по пропуску на шнурке на шее.

— Как вам понравилась служба? — весело спросила она Страйка.

— Очень интересно, — сказал Страйк. — А что происходит с теми, кто только что присоединился? Сразу в автобус на ферму Чепмена?

— Только если они захотят, — сказала она, улыбаясь. — Мы не тираны, знаете ли.

— Нет, — сказал Страйк, также улыбаясь. — Я не знал.

Она ускорилась, идя чуть впереди него, и не видела, как Страйк достает свой мобильный, ставит его на запись и убирает в карман.

Когда они приблизились к помещению, которое, по мнению Страйка, должно было быть комнатой отдыха, они натолкнулись на двух крепких молодых людей в спортивных костюмах ВГЦ, которые стояли снаружи. Высокий, худой мужчина с длинной челюстью выглядел так, будто он что-то выговаривал им.

— … не стоило даже приближаться к папе Джей.

— Она не говорила, мы сказали ей, что нет…

— Но то, что она дошла до этого коридора…

— Мистер Джексон! — сказал Страйк, останавливаясь. — Я думал, вы сейчас находитесь в Сан-Франциско?

Джо Джексон повернулся, нахмурившись. Он был достаточно высоким, чтобы смотреть прямо в глаза Страйку.

— Мы знакомы?

Его голос представлял собой странную смесь акцента средней Англии, наложенного на голос американца с западного побережья. Его глаза были светло-серыми.

— Нет, — сказал Страйк. — Я узнал вас по вашим фотографиям.

— Пожалуйста, — сказал смущенная рыжая, — пойдемте, если вы хотите поговорить с папой Джеем.

Посчитав, что в таких условиях шансы получить от Джо Джексона правдивый ответ на вопрос “Есть ли у вас татуировки?” минимальны, Страйк пошел дальше.

Наконец они подошли к закрытой двери, из-за которой доносился гул разговоров. Девушка постучала, открыла дверь и посторонилась, чтобы Страйк мог войти.

В помещении находилось не менее двадцати человек, все они были одеты в синее. Джонатан Уэйс сидел на стуле в центре группы, в руке у него был стакан с прозрачной жидкостью, на коленях лежало скомканное полотенце, а вокруг него группировались молодые люди в спортивных костюмах. Присутствовало также большинство директоров церквей в одеяниях.

Тишина повисла в комнате, как стремительно надвигающийся мороз, когда те, кто был ближе всех к двери, поняли, что пришел Страйк. Последним он дошел до Джайлса Хармона. Он разговаривал с парой молодых женщин в дальнем углу.

— …сказал ему: “То, что ты не ценишь, это неправославные….”

Видимо, поняв, что его голос одиноко звенит по комнате, Хармон прервался на полуслове.

— Добрый вечер, — сказал Страйк, проходя дальше в комнату.

Если Джонатан Уэйс хотел запугать Страйка, встретив его в толпе, он сильно ошибся в своем противнике. Страйк находил позитивным стимул встретиться лицом к лицу с людьми, которых он больше всего презирал: фанатиками и лицемерами, как он мысленно окрестил их всех, каждый из которых, несомненно, был убежден в собственной исключительной важности для грандиозной миссии Уэйса, слеп к собственным мотивам и безразличен к наносимому иногда необратимо ущербу человеком, которому они поклялись в верности.

Уэйс поднялся, отпустил полотенце, лежавшее на коленях, на подлокотник кресла и подошел к Страйку с бокалом в руке. Его улыбка была такой же обаятельной и самоуничижительной, как и тогда, когда он только поднялся на пятиугольную сцену.

— Я рад — искренне рад — что вы здесь.

Он протянул руку, и Страйк пожал ее, глядя на него сверху вниз.

— Не стойте за спиной мистера Страйка, — сказал Уэйс рядовым членам, которые двинулись окружать пару. — Это плохие манеры. Или, — он снова посмотрел на Страйка, — я могу называть вас Корморан?