Бегущая зебра

– Нет, стрелял, - упорно повторила Юлия.
– Там, на кукурузном поле. Я помню это, а ты - нет. У кого из нас провалы в памяти?

– То, что ты увидела во сне - это не реальность, - возразила Вальтро.

– А где я увидела реальность?- Юлия развела руками.
– Где вчерашний день? Ты можешь потрогать его пальцем?

– Потрогай шишку на своем лбу, - усмехнулась Вальтро.

– Ну и что?
– Юлия потрогала шишку на лбу.
– Это не первая шишка, которую я нахожу на своем лбу после хорошей пьянки. Я до сих пор не могу вспомнить, где потеряла свою целку, - Юлия расхохоталась.
– Где тот день и где моя целка, сестричка?
– Она наклонилась через плечо Вальтро и выхватила из холодильника шампанское.
– Вся жизнь - это провал в памяти, который мы заполняем сегодняшним днем. Так давай заполним его чем-нибудь стоящим, - она подбросила бутылку в руке.

– А не тошниловкой по дню вчерашнему.

Вальтро посмотрела на нее озадаченно. В речи Юлии произошло некоторое скрытое изменение, даже слова из нижних уровней языка всплывали в ней почти поэтическими абстракциями, четко формируя принципиально нечеткую мысль.

Юлия выстрелила пробкой в стену и, не уронив ни капли, наполнила бокалы, со вчерашнего дня ожидавшие помывки на кухонном столе.

– Начинать день с шампанского - это жлобство, - сказала Вальтро.

– Мы начинаем день вечером, - рассмеялась Юлия, - и из этой точки можем сами устанавливать правила этикета.

– Нельзя быть одновременно сверху и снизу, - возразила Вальтро.

– Почему это?
– удивилась Юлия.
– Именно в таком положении мы и находимся, когда стоим в позе 69. На брудершафт, сестричка!
– Вальтро молча взяла бокал и выпила до дна.

Они вышли в золотой свет заходящего солнца и устроились на лужайке.

– Когда мне было года четыре или пять, - сказала Юлия, - я увидела двух ангелов в небе. Но когда я рассказала об этом мамочке, мамочка наорала на меня, чтобы я не выдумывала всяких глупостей. А когда я начала настаивать на объяснениях, то схлопотала по морде, поскольку мамочка была то ли пьяной, то ли с бодуна. Тогда я поняла, что есть вещи, которые существуют в небе или во мне, но только для меня. И если не хочешь получать по морде, то не болтай об этом с другими людьми. Лет до восьми или девяти я вообще не мыслила словами, а только образами. И очень быстро. Я не понимала, почему другие люди такие заторможенные, как будто спят. В первом классе я развлекала одноклассников тем, что считывала слова прямо с губ учительницы и проговаривала их раньше, чем она успевала их произнести. Эта учительница быстро отбила мне желание умничать - по губам. Я легко писала левой и правой рукой, слева направо и справа налево, но эта сучка била меня линейкой по рукам, пока не обучила выводить закорючки, держа левую руку за спиной. Я не помню, как и когда научилась читать, однако, у меня никогда не было необходимости читать по слогам - я схватывала смысл всей фразы целиком, не проговаривая ее в уме. Но эта училка заставляла меня бубнить "ма-ма", "па-па", пока я не приучилась читать ее идиотским способом. Постепенно, я научилась и мыслить по-идиотски - как все. Знаешь, зачем я тебе это рассказываю?

– Нет, - ответила Вальтро.

– Чтобы ты перестала заглядывать мне в глаза, как гребаный Гиппократ, - насмешливо сказала Юлия.
– Когда я проснулась сегодня, то почувствовала, что мои мозги встали на место. Я снова мыслю, как в детстве - прямо, быстро и четко. Эта гребаная ветка выбила из меня идиотизм, понимаешь?

– Нет, - сказала Вальтро.

– Идиотизм - это слова, - сказала Юлия.
– Это паутина слов, в которой мы путаемся и становимся медленными. Мы рождаемся быстрыми, мы можем получить все и сразу. Но идиоты, которые родились прежде, запутывают нас в паутину знаков, которыми они обозначают реальность. Мир - текучий, это мы твердые. Поэтому поток волочит нас по дну, как камни, ударяя о другие камни. Мы могли бы быть текучими, как мир, но каждый из наших идиотов-учителей опутывает нас собственным витком паутины, пока мы не превращаемся в твердый кокон. Я думаю, что смерть - это освобождение из кокона. Но когда мы улетаем, мы улетаем туда, откуда уже нет возврата.

– Без помощи приборов я не могла знать наверняка, - сказала Вальтро, - но по всем внешним признакам, ты была мертва. Однако же вернулась.

– Вот это я и пытаюсь тебе объяснить, - с нажимом сказала Юлия.
– При помощи дурацких слов, которые ничего не объясняют. Я выгляжу дурой, когда говорю тебе, что чувствую себя парящей. А ты чувствуешь себя дурой без своих приборов - у тебя нет уверенности, ты не понимаешь, что произошло.

– А ты понимаешь?
– спросила Вальтро.
– Ты помнишь что-нибудь?

– Ничего я не помню, - ухмыльнулась Юлия.
– Никакого белого света, никаких светящихся существ. Но я вернулась почему-то и вернулась парящей. Я знаю это без всякого понимания, потому что уже была такой в детстве, когда еще не начала жить. Я не принесла с собой ничего, чего у меня не было раньше, я потеряла то, что меня связывало. Детство - это когда мы выглядываем из смерти, а не заглядываем в нее. Я понимаю, что несу чушь, сестричка. Но обретение свободы - это потеря связей. Я не могу ничего вспомнить, потому что там - пустота, там не за что уцепиться. А здесь - пустота, заполненная словами, которые цепляют нас. За все надо платить. Я заплатила за выход из кокона - жизнью. А за билет в обратный конец - потерей веса. Я парю, я утратила способность цепляться за слова.

– Тем не менее, ты изъясняешься, как преподаватель философии, - усмехнулась Вальтро.

– Чушь собачья, - отрезала Юля.
– Все это, - пустопорожняя болтовня, как и все философии. Слова неспособны ничего объяснить.

– Тогда зачем ты объясняешь?
– спросила Вальтро.

– А зачем я целую тебя?
– спросила Юля.
– Я болтаю языком, я касаюсь тебя, чтобы не потерять контакта, - она приблизила свое лицо к лицу Вальтро, - с тем, кого люблю. Ты тоже парящая. Ты не уверена ни в чем. Твои слова, твои средства и методы, твои приборы, которыми ты измеряешь реальность, - это ненадежный лед, по которому ты скользишь. Я касаюсь тебя, я пытаюсь передать тебе уверенность - уверенность полета - и убедиться в собственном существовании.

ГЛАВА 15.

– Эй, эй!
– завопил Жоржик от калитки, - Юлька, ты чего это целуешь мою Вальтро?!
– Из-за его плеча, вежливо улыбаясь, торчал полковник с торчащим на плече удилом.

И Жоржик, и полковник были под мухой, разумеется, Жоржик шутил, разумеется, вся ситуация была легкой, веселой и несерьезной - дачной, и в другое время Юлия просто улыбнулась бы в ответ или ответила бы что-нибудь столь же легкое и соответствующее ситуации. Но окрик застал ее врасплох, в момент эмоциональной уязвимости. Она резко обернулась и вспыхнула на Жоржика таким взглядом, что тот чуть не упал в объятия полковника.

У Жоржика, в его облезлой черепной коробке, украшенной седым крысиным хвостом, болталось несколько большее, чем у среднего гоминида, количество мозгов, но главное - он умел интерпретировать такие взгляды. Он был опытным странником по бурным волнам жизни, он плавал в этих водах, когда Юлии еще и в проекте не было и такой взгляд, как стрелка компаса, указывал ему верную ориентацию.

Он озадаченно оглянулся на полковника, уже вытянувшего руки, чтобы поймать пошатнувшегося собутыльника и сказал:

– М-да.

Полковник опустил руки и отвел взгляд.

Вальтро покраснела. Она знала Жоржика насквозь и мгновенно улавливала любое движение его извилистой мысли. Он вырастил ее на своих руках, не отпуская от себя ни на шаг и сдувая с нее пылинки, она выросла в его дыхании, держась за его руку и чувствуя малейшее изменение его пульса. Она моментально поняла то, что он понял. Она краснела и краснела, и краснела и ничего не могла с собой сделать.

Жоржик подошел и легко коснулся ее пылающей щеки.

– Тебе идет, - сказал он очень серьезно и печально.
– Ты никогда не бываешь некрасивой, любовь моя.

Без мыслей, без слов Вальтро поняла, что из пяти миллиардов людей, населяющих Землю, этот человек - единственный, который отдаст за нее свое сердце, свою кровь и свою бессмертную душу. Юлия закусила губу.

Вальтро легко коснулась губами его руки и встала, стараясь не делать резких движений и держась так, чтобы никто не видел ее лица.

– Я принесу вам что-нибудь поесть, - сказала она через плечо.