Бегущие наобум

— Я стукнул двух парней по голове. Один, может быть, окажется в госпитале Кеблавика.

Она внимательно посмотрела на меня.

— В Кеблавике?

— Да, — согласился я. — Это американец.

И рассказал ей о Флите, Маккарти и вертолете.

— Я все время пытаюсь найти какой-нибудь смысл во всем этом, но безуспешно.

— Потому что, действительно, концы с концами не сходятся, — под­твердила она, подумав. — Зачем американцам сотрудничать с русскими? Ты уверен, что это американцы?

— Они такие же американцы, как и Статуя Свободы. Во всяком случае, во Флите я уверен, потому что с Маккарти мне не удалось поговорить.

— Может, они какие-нибудь приверженцы коммунистического дви­жения?

— В таком случае — они спрятались лучше, чем блоха в собачьей шерсти.

Я достал пропуск Флита, открывающий перед ним все двери на воен­но-морской базе в Кеблавике.

— Если они поборники коммунизма, то янки должны смотреть в оба: вся мебель у них уже источена короедами.

Я внимательно рассмотрел пропуск и вспомнил о вертолете.

— Честное слово, в жизни не слышал ничего более абсурдного.

— А какие-нибудь другие объяснения у тебя есть?

Предположение о том, что коммунисты в Кеблавике имеют в своем рас­поряжении вертолет военно-морской базы Соединенных Штатов, попросту не укладывалось в моей голове.

— Кенникен ведь не мог позвонить в Кеблавик и сказать: «Слышь, ребята, я здесь преследую одного английского шпиона, и мне нужна ваша помощь. Можете выслать вертолет со снайпером и придержать его для меня?» Однако есть кто-то, кто мог так сделать.

— Кто?

— Один тип в Вашингтоне по фамилии Хелмс. Он мог набрать номер в Кеблавике и дать приказ: «Адмирал, к вам сейчас зайдут два парня, дайте им вертолет и не спрашивайте, зачем он им нужен». На что адмирал отве­тит: «Так точно, сэр!» Мистер Хелмс — шеф ЦРУ.

— А зачем ему это делать?

— Черт бы меня побрал, если я знаю. Во всяком случае, такой вариант более правдоподобен, чем картина базы в Кеблавике, кишащая русскими агентами.

Я вспомнил короткий, незавершенный разговор с Флитом.

— Флит сказал, что получил приказ задержать нас до момента появ­ления кого-то, как я думаю, Кенникена, хотя Флит утверждал, что никогда не слышал такой фамилии. Также добавил, что с момента появления гостя должен вернуться домой. Но есть еще кое-что, о чем я должен был его спросить.

— Что?

— По инструкции должен ли он показаться Кенникену, или это ему категорически запретили? Я многое бы дал, чтобы знать ответ.

— Но нас точно преследуют русские? Ты уверен, что видел Кенникена?

— Я никогда не забуду его лицо. А кроме того, когда они застряли на берегу Тунгнаау, то здорово ругались по-русски.

Вопрос Элин вызвал в моей памяти быстро вращающиеся колеса мига­ющего джипа.

— Посмотрим с другой стороны, — не унималась Элин. — Предполо­жим, что Слэйд тоже нас преследует и обратился за помощью к американ­цам, не зная, что у нас на хвосте сидит Кенникен. Возможно, американцы должны были задержать нас до прибытия Слэйда, а не Кенникена.

— Такой поворот нельзя исключать, — неохотно признал я. — Но в нем слишком много слабых мест. Зачем тратить столько усилий на укрытие снайпера в горах? Проще ведь попросить американцев, и они бы нас схва­тили, — я покачал головой. — Кроме того, у Конторы не такие уж друже­ские связи с ЦРУ — специальные контакты у них ограничены.

— В моей теории больше смысла, — заметила Элин.

— Я вообще не уверен, есть ли во всем этом какой-нибудь смысл.

С каждой минутой ситуация становилась все более иррациональной. Мне вспомнились слова одного физика о его работе: «Вселенная не только более необычная, чем мы себе представляем, но может даже более необыч­ная, чем мы можем себе вообразить». Наконец-то я понимаю, что он имел в виду.

Элин рассмеялась.

— Что тебя так смешит? Слэйд уже раз пытался нас шлепнуть и может повторить попытку, если Тэггарт его не остановит. Кенникен тоже при­лагает все силы, чтобы заполучить меня в свои руки, а сейчас к ним при­бавились еще и американцы. Вот-вот присоединятся немцы, а может, даже и чилийская тайная полиция. Меня уже ничто, пожалуй, не удивит. Но есть что-то, что меня действительно беспокоит.

— И?

— Допустим, что завтра вечером я отдам Кейсу электронный прибор. Кенникен не будет об этом знать, верно? Я как-то не могу представить себе Джека Кейса, пишущего Кенникену: «Мой дорогой Вацлав! У Стюарта уже нет мяча. Он сейчас у меня — гонись за мной!» Таким образом, передача мяча ничем не изменит мою ситуацию. Я по-прежнему буду находиться в самом центре озера. И даже буду подвергаться большей опасности, потому что если Кенникен до меня доберется и не найдет эту проклятую посылку, то разозлится еще больше, если это вообще возможно.

Меня охватили сомнения: а стоит ли передавать посылку Кейсу? Если уж я и дальше должен находиться на середине озера, то лучше сохранить у себя весло.

Похоже, что Гуннар сделал неплохой выбор. Сигурлин оказалась одной из тех высоких, длинноногих, стройных скандинавок, которые, попадая в Голливуд, быстро делают карьеру, и пусть я провалюсь в ад, если в этом нет общего с актерским талантом. Однако распространенное мнение, что женская часть населения Скандинавии состоит исключительно из таких светловолосых богинь, к сожалению, жалкая иллюзия.

После приветствий Сигурлин я догадался: она кое-что обо мне слыша­ла. Хотя надеялся, что не все. Знала, однако, достаточно, чтобы в воздухе послышались звуки свадебного марша. Смешно, но после того, как девуш­ка выходит замуж, она охотно загнала бы в эту ловушку всех своих давних подружек. Присутствие Кенникена исключало возможность услышать сва­дебные колокола. Более вероятно, что вскоре разнесутся жалобные звуки похоронного марша. К тому же, помимо Кенникена, я лично не согласился бы, чтобы какая-то грудастая блондинка с глазами, горящими сватовством, подталкивала меня под венец.

Я вздохнул свободней, поставив лендровер в гараж Гуннара. И почув­ствовал себя значительно лучше, зная, что он спрятан от чужих глаз в безо­пасном месте. Убедился, что моя коллекция оружия надежно укрыта, и вер­нулся в дом в тот момент, когда Сигурлин спускалась по лестнице.

Она как-то странно посмотрела на меня и резко спросила:

— Что случилось с рукой Элин?

— Она тебе ничего не говорила? — осторожно пробормотал я.

— Сказала, что во время подъема в горах упала на острый обломок скалы.