Бегущий человек
Шрифт:
Он наблюдал за мальчиком, пока тот, ставший на расстоянии совсем крохотным, не бросил кассеты в почтовый ящик.
Потом тяжело поднялся, оперся на костыль и захромал сквозь кусты к шоссе.
Теперь надо попасть в аэропорт. Может, он еще сумеет поквитаться с ними.
…Минус 045, отсчет идет…
По пути к поселку он заметил перекресток и теперь направлялся к нему. Там вышел из леса и уселся на усыпанную гравием обочину — человек, отчаявшийся поймать попутку и просто наслаждающийся теплым осенним солнцем. Две машины он пропустил, в обеих сидели
Но когда третья приблизилась к знаку «Стоп», он поднялся. Интуиция подсказывала ему, что время на исходе. Окрестности Портленда прочесывались, как бы далеко ни уехал Парракис. Следующей к перекрестку может подкатить патрульная машина, и тогда пиши пропало.
В кабине сидела женщина, одна. На него она даже не взглянула. Автостопщиков не жаловали, а потому игнорировали. Он распахнул дверцу и прыгнул на пассажирское сиденье в тот самый момент, когда машина начала набирать скорость. Его чуть не выбросило из кабины, рукой он ухватился за стойку, здоровая нога волочилась по асфальту.
Зашипели тормоза, пневмокар начал выписывать зигзаг.
— Какого… кто… вы не…
Ричардс наставил на нее револьвер, прекрасно зная, каким страшным он выглядит вблизи. Это сработало: женщина оцепенела. Он втянул ногу в кабину, захлопнул дверцу, дуло револьвера смотрело на женщину: его рука не дрожала. Дамочка-то из города, решил он, приглядевшись. Нарядный костюм. Солнцезащитные очки. И сама ничего.
— Поехали, — приказал он.
Она отреагировала как полагалось: вдавила в пол педаль тормоза и закричала. Ричардса бросило вперед, боль в сломанной ноге пронзила все тело. Пневмокар замер на обочине, в пятидесяти футах за перекрестком.
— Вы тот… вы… Р-Р-Р-Р…
— Бен Ричардс. Уберите руки с руля. Положите их на колени.
Она подчинилась, содрогнувшись всем телом. На него она не смотрела. От страха, предположил Ричардс, превратилась в камень.
— Как вас зовут, мэм?
— А-а-мелия Уильямс. Не стреляйте. Не убивайте меня. Я… я… вы можете взять мои деньги, но, ради Бога, не убивайте ме-е-е-е-ня…
— Ш-ш-ш-ш, — попытался успокоить ее Ричардс. — Ш-ш-ш-ш. — Когда она взяла себя в руки, продолжил: — Я не буду пытаться изменить ваше мнение обо мне, миссис Уильямс. Миссис, не так ли?
— Да, — механически ответила она.
— Но у меня нет и мысли причинить вам вред. Вы это понимаете?
— Да. — Внезапно она оживилась. — Вам нужна машина. Они поймали вашего друга, и теперь вам нужна машина. Можете взять мою… она застрахована… о вас я никому не скажу. Клянусь, не скажу. Заявлю, что кто-то украл ее со стоянки…
— Мы об этом еще поговорим. А теперь поехали. На шоссе номер один, а по пути мы обо всем поговорим. Дорога перекрыта?
— Н-да. Сотни кордонов. Они вас схватят.
— Только не лгите, миссис Уильямс. Хорошо?
Она тронула пневмокар с места. Сначала руки дрожали, потом машина пошла увереннее. Движение успокаивало нервы. Ричардс повторил вопрос о кордонах.
— Около Льюистона, — призналась она. — Там, где они поймали другого по… вашего приятеля.
— Далеко отсюда?
— Тридцать миль, а то и больше.
Парракис, однако, уехал гораздо дальше, чем ожидал Ричардс.
— Вы меня изнасилуете?
Вопрос так поразил Ричардса, что он даже рассмеялся.
— Нет, —
ответил он и тут же счел нужным добавить: — Я женат.— Я ее видела.
Пренебрежительный тон. Ричардс едва сдержал желание ударить ее. Тебе бы хоть раз поесть отбросы, сука. Убить крысу, спрятавшуюся в хлебнице. Убить шваброй, и тогда я бы посмотрел, как ты отзовешься о моей жене.
— Можно мне выйти из машины? — с мольбой спросила она, и он не мог не пожалеть ее.
— Нет. Вы — мое прикрытие, миссис Уильямс. Я должен добраться до аэропорта Войт-Филд, это в Дерри. С вашей помощью я туда попаду.
— До Дерри полтораста миль, — заверещала женщина.
— Мне сказали, что сто.
— Нет, сто пятьдесят. Вам туда не прорваться.
— Я прорвусь, — пообещал Робертс и повернулся к ней: — И ты тоже, если будешь паинькой.
Она вновь задрожала всем телом, но ничего не сказала. Видать, решила, что происходит все это в кошмарном сне, и ей очень хотелось проснуться, вырваться в реальный мир.
…Минус 044, отсчет идет…
Они ехали на север, по горящей факелом осени. Деревья здесь не стояли мертвыми, убитые отравляющим дыханием Портленда, Манчестера и Бостона. Они переливались всеми оттенками желтого, красного, пурпурного. Эти цвета пробудили в Ричардсе неведомую ему доселе меланхолию. Две недели тому назад он и не подозревал о ее существовании в арсенале своих эмоций. А через месяц пойдет снег и покроет все белой пеленой.
Парение — естественный исход всего сущего.
Женщина, похоже, чувствовала его настроение и молчала. Движение заполняло паузу, убаюкивало их. В Ярмуте они проехали по мосту над водой, а потом углубились в леса, где им встречались лишь трейлеры и вросшие в землю лачуги на опушках (однако у каждой, поблескивая на солнце, стояла тарелка фри-ви).
Шоссе вывело их к Фрипорту. Три патрульные машины стояли у въезда в город, копы, сбившись в кучку, что-то обсуждали. Женщина напряглась, лицо ее побледнело как мел, Ричардс же сохранял полное спокойствие.
Они проехали мимо, не удостоенные даже взгляда. Женщина обмякла.
— Если б они держали дорогу под контролем, то не подпустили бы нас близко, — небрежно заметил Ричардс. — Мы могли бы написать на капоте большими буквами «В ЭТОЙ МАШИНЕ БЕН РИЧАРДС».
— Почему ты не разрешаешь мне уйти? — выкрикнула она и тут же, не переводя дыхания, добавила: — Нет ли у тебя «косяка»?
Богатые курят доукс. Ричардс хохотнул, покачал головой.
— Ты надо мной смеешься? — В голосе слышалась обида. — У тебя-то нервы железные, не так ли? Ты же хладнокровный убийца! Пугаешь меня до полусмерти, возможно, намереваешься убить, как убил тех бедных парней в Бостоне…
— Этих бедных парней не перечесть, — ответил Ричардс. — И все готовы убить меня. Это их работа.
— Убивать за деньги. Пойти на все за деньги. Угрожать основам государства. Почему ты не можешь найти честную работу? Потому что слишком ленив! Такие, как ты, плюют в лицо всему честному и достойному.
— Это ты-то достойная?
— Да! — взвилась она. — Не потому ли ты выбрал меня? Потому что я беззащитная… и добропорядочная? Чтобы попользоваться мною, унизить, а потом еще и смеяться надо мной?