Белая Бестия
Шрифт:
— Люблю его!
— Что? Ах, вот как. Были с ним разве ранее знакомы?
— Нет.
— Когда же тогда успели?
— Не знаю, ваше превосходительство. Сердце как шашкой пронзил. Пощадите его.
Генерал собирался возмутиться, сказать, что здесь армия, а не девичий пансион, где можно предаваться любовным мечтаниям. Но прикусил язык. Сам ведь женился недавно на девице Ксении Чиж, которая младше его аж на 20 лет. Любит её больше всех на свете, готов за нее на все, кроме одного-предать Родину. Сердцу не прикажешь и никакая война его желаниям не помеха.
— Так вы что ж…, - замялся генерал, подбирая нужные слова, — хотите сочетаться
— Я готова! — выпалила Анна.
Антон Иванович не смог сдержать улыбки.
— Ну а он, то есть штабс-капитан?
— Куда он денется!
Деникин развел руками, восприняв эти слова по-своему.
— Ну, ежели за ним суд не признает серьезных воинских преступлений, коль он захочет искупить свою вину… свой промах кровью в рядах Добровольческой армии, пожалуй, я замолвлю слово.
— Захочет, ваше превосходительство. Благодарю.
Теперь стражу в винной лавке пришлось дать целый рубль. Штабс-капитан мирно похрапывал в обнимку с бутылью, прислонившись головой к железной решетке. Анна бесцеремонно его растолкала за плечо, ударила сапогом по ржавым прутьям.
Когда Половников раскрыл осоловевшие от вина и сна глаза, рассказала ему о беседе с командующим. «Покайся на суде, Володенька, скажи, что по принуждению вступил в большевистскую армию, собирался вот-вот сбежать к добровольцам, но тебя опередили, взяли в плен». «Не привык врать, — ответил упрямо Половников. — Я офицер. Честь превыше всего. Я уже объяснял вашему начальнику штаба, почему пошел к красным. Генералы страну профукали — в Германскую, потом в Феврале, а теперь освободителей Родины из себя корчат. Смешно. Кто ж им поверит? Только дураки. К таковым себя не причисляю. Красные пока что еще ничего скверного для России не сделали. Вон, мир с немцами подписали. Да, сомнительный. Но если не можешь победить, умей вовремя отступить, чтобы выжить.
— Я люблю тебя, — сказала припав к решетке Анна.
— Ты взбалмошная, капризная баба. Не верю тебе, потому что такой любви не бывает.
— Бывает, Володенька! — воскликнула Анна, чуть не плача.
— Все, я спать хочу. — Штабс-капитан спустился на несколько ступеней, сел на лестнице, обхватив голову руками, словно защищаясь от дальнейших речей девицы. — Уходи.
А на открытом полевом суде, который состоял из офицеров и солдат армии, к удивлению Анны, вдруг заявил, что попал к красным по принуждению. Забрали в большевистское ЧК во время облавы в Ростове. Били, издевались, пообещали расстрелять, если не согласится вступить в отряд комиссара Ивана Сорокина. Не выдержал. А теперь просит снисхождения за свою слабость, и готов кровью искупить свою вину в рядах славной Добровольческой армии.
Белоглазова верила и не верила своим ушам. Только вчера Володенька производил впечатление цельной, несгибаемой натуры. Она уж решила, что ничего исправить нельзя. И вдруг…
Полевой суд, на котором присутствовали генералы Деникин, Марков и Романовский, помиловал штабс-капитана Владимира Половникова, учтя его прежние заслуги в Российской императорской армии. Начальник штаба Романовский поздравил Половникова и спросил:
— А вы, господин штабс-капитан, за восстановление монархии или за Учредительное собрание?
Вопрос поставил Владимира в тупик. Но начальник штаба задал его не случайно. В последнее время в армии стали вновь преобладать монархические настроения, в них даже обвиняли и его. Но он был убежденным сторонником революционной демократии. А вот генералы Алексеев и Дроздовский уже не скрывали
своих монархических взглядов. Офицеры армии раскололись на два лагеря.Половников почувствовал подвох в вопросе, ответил осторожно:
— Думаю, сначала нужно закончить Гражданскую войну, а потом уже народ сам разберется по какому пути ему идти.
— Народ легко обмануть, — ответил Романовский, — принудить наконец. Если верить вам, то и вы не по доброй воле записались к большевикам. Толпу нужно направить в нужное русло, но обратно, в монархию, которая и погубила Россию, она уже точно не вернется. Во всяком случае, я рад что вы, как я понял, за новое Учредительное собрание.
Однако эти слова относились вовсе не к штабс-капитану. Адресованы они были генералу Маркову, который и приписывал Ивану Павловичу монархические пристрастия. Начальник штаба решил прилюдно еще раз подчеркнуть свою политическую позицию. «Я не забыл ваших слов про то, что вы не доверяете генералам, — сказал Романовский. — Но временно согласился про них забыть по просьбе командующего Деникина».
Анна, конечно, была рада такому исходу, что штабс-капитан выполнил все ее советы. И все же осталась во рту какая-то неприятная горчинка.
Половникова приписали к партизанскому отряду Анны Белоглазовой.
Они теперь жили вместе никого не стесняясь. Девушка была счастлива. Каждый раз, когда она засыпала на плече Владимира, благодарила Бога, что он послал ей такое счастье, которого она, возможно, и не заслужила. Боялась спугнуть. Воевали тоже вместе. Как и прежде отряд совершал внезапные налеты на противника и штабс-капитан показал себя довольно славным воином. Сначала он был в подчинении хорунжего Куликова, а после нескольких успешных операций, Анна позволила ему командовать взводом из пятнадцати казаков.
Как-то в середине мая стало известно, что в станицу Староминскую прибывает эшелон с крупным пополнением большевиков. Решили подорвать пути на мосту через реку Ея. Устроить засаду. В это же время командующий Деникин приказал партизанам Белоглазовой отсечь подвоз боеприпасов красных в станицу Егорлыкская. Пришлось разделиться.
— Справишься? — заглядывала в глаза Владимиру Анна.
— Не сомневайся. Я же пока не давал повода сомневаться в себе.
— Не давал, — припала подбородком к колючей щеке штабс-капитана атаманша. — Люблю тебя.
Владимир, как всегда на проявление чувств ничего не ответил. Он вообще ни разу не сказал, что любит Анну. Но это её почему-то устраивало. Она упивалась своей любовью.
На следующий день пришла скверная весть — отряд Половникова сам попал у станицы Канеловская в засаду. Видимо, комиссары предвидели, что деникинцы попытаются остановить эшелон или на реке Ея, или на Сосыке. Часть партизанского отряда была перебита, остальных вроде бы взяли в плен. Есть ли среди них штабс-капитан, неизвестно.
Ротмистр Бекасов с самого начала подозрительно относился к Половникову, говорил казакам, что «с этим перебежчиком, мы еще хлебнем». Возможно, неприязнь была связана тем, что он сам вздыхал по Анне. В ней для него сошлись все качества женщины, о которых он мечтал: красота, страстность, преданность, решительность. И некая терпкая изюминка, которой не было более ни у кого. Но преданность и любовь были адресованы, к сожалению, не ему. Еще до появления в отряде Половникова, он пытался сблизиться с Белоглазовой, но постоянно, словно стучался в закрытую на тысячи замков железную дверь. Однажды Анна, видя страдания Петра, взяла его за руку: