Белая ферязь

Я хотел было послать за моим полуденным стаканом сока, но тут вошёл Никита Сергеевич, престарелый лакей Papa:

— Его Императорское Величество Государь приглашает вас, Ваше Императорское Высочество, в малый зал приёмов!

Глава 12

8 марта 1913 года, пятница (продолжение)

Уровень Бога

Поскольку приём неофициальный, являться при параде, надевать ордена мне необязательно. Я и не надел — вернее, Papa разрешил быть без орденов. Достаточно и того, что я в мундире.

А орденов у меня много, я их получил по факту рождения. Когда рождается Наследник, за этот подвиг ему жалуют Императорский орден Святого апостола Андрея Первозванного. Высший орден империи. К этому ордену в комплекте прилагаются ордена Святого Александра Невского, Белого Орла, Святой Анны первой степени и Святого Станислава первой степени. Серьёзно, не правда ли? Вдобавок у меня есть иностранные ордена, медаль в память войны 1812 года, а последняя награда — медаль в честь трехсотлетия дома Романовых. Прекрасная коллекция. Но… Это хорошо смотрится на седовласом сановнике или генерале, а восьмилетний мальчик выглядит ряженым. Это первое.

И второе — а к чему стремиться, если по факту рождения ты получаешь всё и сразу? Обыкновенный человек как? Обыкновенный человек получает награды постепенно, сначала Станислава третьей степени, потом Анны той же третьей степени, затем Станислав — 2, Анна — 2, Владимир — 4, и так далее, и так далее. Каждый орден достаётся непросто, но и доставляет изрядную радость награжденную. А я этой радости, получается, лишён. Как в компьютерной игре: применил читкод, и мгновенно прокачался до уровня Бога. Оно, конечно, круто — уровень Бога, но только минут десять круто, а потом скучно. Во всяком случае мне.

Но раз здесь и сейчас такие порядки — приходится соответствовать. И если представляется посол, я стою вместе с Papa во всём великолепии. Стою, чтобы видели: Наследник жив, здоров, и вникает в государственные дела. А то уже пошли публикации, что меня-де эсеры бомбой подорвали. В британской прессе публикации, между прочим.

Но сегодня послов нет. Представлялись банкиры. Три десятка банкиров Москвы и Санкт-Петербурга.

Прежде с банкирами общаться мне не приходилось, да и банкиров я знал всего ничего, благодаря телевизору-интернету. Не любят светиться банкиры. Ещё карикатуры из старых журналов: толстяки во фраках и цилиндрах.

Сегодняшние тоже все во фраках, но средней упитанности, толстяков всего двое. И, в отличие от карикатур, лица у всех умные. На меня поглядываю мельком, их интересует Papa.

От имени банкиров некий Архипов произнес проникновенную верноподданническую речь, очень короткую, Papa милостиво поблагодарил, на том представление и завершилось.

Итог? А итог — миллион рублей, которые банкиры передали в память трехсотлетия дома Романовых на дела благотворения. Сразу вспомнились купцы из «Ревизора», которые с покаянием пришли к Городничему.

После представления у Papa выдалась свободная минута, и он поговорил со мной. Поинтересовался, чем я занимаюсь и во что играю.

Я ответил, что играю в солдатики вместе с Колей Деревенко. Papa беспокоится, что я мало отдыхаю, что переутомляюсь, а за этим я видел тревогу — не наступит ли очередное обострение.

Я бы и сам хотел знать. Витаминная диета это хорошо, ортезы тоже хорошо, неспешность в движениях просто замечательна, но знать бы где упасть, можно и соломки подстелить.

Или солому стелить — везде?

— Как ты, Алексей, понимаешь благотворительность?

— Благотворительность? Сотворение блага? Это хорошо, только есть благо и благо.

— Точнее?

— Можно устроить благотворительные столовые и кормить нищих. Вечно. А можно открыть побольше ремесленных училищ, чтобы люди с юности получали нужную профессию. И им хорошо, и Отечеству.

— У нас есть ремесленные училища.

— Создать новые, с упором на технику сегодняшнего дня, а пуще — завтрашнего. Автомобилям механики нужны? Нужны. Это сейчас автомобиль роскошь, а завтра будет обычным средством передвижения. Машины заменят лошадей не только на улицах, но и в поле. И в армии. И это будет скоро, совсем скоро. Потому механик без работы не останется, работы важной, работы высокооплачиваемой. Сколько зарабатывает механик вашего гаража?

— Интересная мысль. Но подобные училища — забота крупного капитала. Тех, кто производит и будет производить новую технику. Тебе нужны толковые работники — так расти их. Они станут приносить тебе прибыль. Прибавочную стоимость. И потому ремесленные училища не благотворительность, а средство увеличения прибыли.

Да, Papa и такие слова знает. А я нет. Я знаю кое-что, чего он не знает — не потому, что умней, и даже не потому, что знаю больше, а просто потому, что учился сто лет тому вперёд. Знаю, что… А что я знаю? Что я знаю из того, что может пригодиться здесь? Что для атомной бомбы нужен уран с атомным весом 235? Смешно.

— А вот если открыть санаторию… Санаторию для увечных воинов. Или для больных чахоткой детей, в окрестностях Ялты, например. Очень благотворительно.

— Санаторию можно, — согласился я.

— И назвать её Алексеевской, а?

— Вот этого не нужно.

— Почему?

— Моё имя не стоит связывать с больницами, с санаториями и тому подобными заведениями. Где больница — там и болезнь, для меня это лишнее. У вас, Papa, есть четыре великие княжны, для них быть покровительницами, шефинями санаторий и лечебниц вполне естественно.

— Да?

— Да! Вот если бы моим именем назвали ледокол, тогда… — и я мечтательно закатил глаза. Попросту посмотрел в потолок.

— А крейсер? Или даже линейный корабль?

— Нет. Военный корабль могут потопить в бою, и публикации в газетах о том, что «Цесаревич Алексей» пошел ко дну, для монархии будут вредны. И мне неприятно. Всем нам. Другое дело ледокол! «Цесаревич Алексей» провел караван судов Северо-Восточным Путем из Архангельска во Владивосток, или «Цесаревич Алексей» вызволил из ледового плена британский корабль, — для монархии будет полезно. И мне приятно. Всем нам.

— Интересная мысль. Но ледокол — это никак не благотворение.

— Для моряков — очень даже благотворение. Но, конечно, я не жду, что прилетит вдруг волшебник на голубом дирижабле, и бесплатно корабль сотворит. Нет. Не сейчас. А вот к совершеннолетию… если, конечно, у меня будет совершеннолетие, — закончил я со вздохом.

— Будет, разумеется, будет, — поспешил уверить меня Papa нарочито бодрым тоном.

— Не знаю, не знаю. Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна. Ешь пирожные, пей компот. А враг не дремлет, — заключил я глубокомысленно.