«Белая лилия» на черном берегу

В темном углу у стены стояли дощатые нары в два яруса. Акимка котом проскользнул к ним, заглянул под залатанные одеяла.

– Ы, – оскалился татарин. – Семеро детишков.

– Ого, – удивился полковник.

В приюте может быть и больше детей. Если приют находится не на Черном берегу, где свирепствует голод, холод и дети порой становятся желанной добычей… нелюдей. Слухи о людоедстве здесь привычное дело.

– Да-да. Вы правы, – кивнул Ипполит Сергеевич. – Потому я назвал приют именем «Красных коммунаров». Раз в неделю приходит телега… – Воспитатель снял пенсне, принялся протирать его замусоленным платочком. – Привозят не много, но… Это дети, понимаете? То, что сейчас происходит. Что творится…

– Успокойтесь, – остановил его Шпагин. Он очень устал. – Давайте о деле.

– Да-да, о деле.

Шпагин с воспитателем взглянули на женщину в рваном пальто. Говорить при постороннем…

– Я давно знаю Екатерину Мироновну. Соседка, – прошептал Ипполит Сергеевич, приблизившись к полковнику. – Она порядочный человек, но обстоятельства порой сильнее нас. Она несет вино в степь. Ну, понимаете…

Полковник с товарищами прекрасно знали, куда идет женщина и что звенит в ее корзине. Ходоки на перевалах не редкость. Новая власть нанимала людей на работы и расплачивалась вином – единственной валютой, которой на Черном берегу в избытке. Многие работники шли через горы в степь, чтобы обменять заработанное на зерно или муку. Даже пронизывающий ветер и снег не останавливали людей. Какая разница, где умереть: дома или в дороге? Голод гнал пуще хлыста, и если оставалась мизерная толика надежды на возвращение с желанным грузом, то надо идти. Пусть в пути тебя ограбят бандиты, встретят зеленые, остановят красные, нападут изголодавшие за зиму волки… Случаются дела и похуже волков.

Конец ознакомительного фрагмента.