Белая мель
Шрифт:
А здесь, пока мамка не видит, она спрячет охапку цветов в крапиву, после, как стемнеет, сбегает сюда и заберет цветы.
Закончив работу, мамка остается ждать хозяйку.
— Мало ли что, — говорит мамка, — а вдруг какой-нито бандит вопрется! Корыто или ведро украдет, Я уж лучше подожду Лушу, а ты иди домой. Скоро Маруська придет, встретишь. Завтра бы надо к быку ее сводить — опять не обгулялась. Я думала, она хоть в стаде обгуляется, а она, паразитка, ни мычит ни телится. Ну, беги, беги!
Над деревней появляются вечерние дымки. Перебрехиваются собаки, где-то недалеко, за огородами, кричат перепела. Бредет по деревне стадо. Коровы мычат, а Лидка торопится к дому встретить Маруську.
...Возле овощехранилища, среди лопат
— Хочешь? — предлагает Колька очищенную кочерыжку. — У меня еще есть морковка. Я их навалом спрятал.
— А дашь? — спрашивает Лидка, грызя кочерыжку.
— Дам... Так седни пойдем или нет?..
— Т-с-с, — шипит Лидка, тараща глаза и крутя головой. — Пойдем, — наконец кивает она. — Мне только надо корову встретить и мамку подождать.
— Я нашел ломик, сгодится?
— Оружие надо бы, ну, ножик или топор... Лом-то тяжелый... Ну да ладно, на сегодня и он сгодится.
— Я и подумал — сгодится, — согласился Колька.
У Кольки была тетка — сторожиха в школе. Тетка его дубасила и заставляла раным-рано вставать и топить в школе печи. К тому же она пила и грозилась, выпив, отправить свалившегося на ее голову дармоеда Кольку в детдом. Колька запасал продукты, чтобы не дожидаться, пока тетка сдаст его в детдом, строил план убега на фронт — мстить за отца!
Ноги у него в коростах и ссадинах, холщовые штаны — латка на латке — подпоясаны веревочкой, серая майка в дырках. В растопыренных ушах всегда торчат клоки ваты. Колька — золотушник. Голова большая, тоже в коростах, синие глаза застенчивые, косящие.
— Ты только недолго, — просит Колька, — а то у меня брюхо болит.
— Ладно, — обещает Лидка.
И тут из овощехранилища выходит завскладом тетя Рая, в узкой черной юбке, хромовых сапожках. Лидка завороженно смотрит на стройную, подтянутую тетю Раю и норовит смыться в репейники, которые примыкают к ихнему огороду. Но не тут-то было.
— Лидуха, иди-к, брюквину дам.
— Не-е, — мямлит Лидка.
А все потому, что на днях она подвела тетю Раю. Та частенько просила Лидку передать одному человеку записочку. Кому — Лидка не расскажет, клялась мамкой. Ну и передавала. А что такого? Но на днях Лидке был вручен рубль и было наказано сидеть у дверей подвала, и, как только кто-нибудь подойдет, вбежать в подвал и крикнуть тете Рае. А Лидка занялась синичьим гнездом на крыше овощехранилища и не опередила председательшу, с криком вбежавшую в подвал и заставшую там мужа — председателя колхоза. Лидка тоже вбежала на крик и таращилась то на солому, то на председательшу, сообразив в конце концов вовремя унести пятки подальше от чужих криков. Лидка думала, что тетя Рая разозлится на нее, но та не злилась, ходила веселая, с победным блеском в глазах. А сейчас, вишь ты, даже заговорила.
— Да у нее ножика нет, — встрял Колька. — Давай я разрежу.
— Ладно, — сказала тетя Рая, спускаясь в подвал по расчищенным земляным ступенькам, — принесу. Только ты мамке ломтик тоже отнеси.
— Отнесу, отнесу, — обрадовалась Лидка.
5
Мария Кондратьевна жила от Лидки через дом. Когда Лидка выходила встречать Маруську из стада, то частенько присаживалась на лавочку у ворот дома учительницы. Присела и сегодня. Делала она это с умыслом — иногда Мария Кондратьевна сама открывала для своей коровы калитку, а не сын Венька, одногодок Лидки, — тогда можно было с ней поговорить, спросить чего-нибудь. Если же выходил Венька, чистенький, беленький, в желтых сандалетах — это летом-то! — то Лидкины ноги в царапинах и цыпках сами собой прятались под лавочку, а голова задиралась на столб с репродуктором, будто Лидке позарез надо было прослушать последние известия с фронта и до Веньки ей не было никакого дела, подумаешь, присела на чужую лавочку, больно надо. Лидка чинно вставала, втайне завидуя Веньке, но не сандалетам, не новенькой матроске, а тому, что Венька
вот уж перешел во второй класс и ходит со всеми учениками то на прополку колхозной морковки или турнепса, то заготовлять траву молочай, из которой, говорят, резину варят, так Венька зазнался, даже научился говорить как-то странно. Однажды, проходя мимо их дома, Лидка услышала, как Венька, отбирая у матери ведра с коромыслом, строго сказал: «Мама, меня весьма беспокоит твое сердце. Я ж тебе говорил, что вода, огород входят в мои обязанности...» Что означает слово «весьма» Лидка не знала, а спросить у Марии Кондратьевны постеснялась. Мамка же говорит, что «весьма» — это значит весомо. А вот про обязанности она, Лидка, знает. Только и слышно — обязать да обязать. Опять недавно обязали каждый двор сдать в утильсырье по десять килограммов костей и по два пуда всяких железок. Ну, костей-то еще куда ни шло, старых-то костей полно валяется у дворов, а вот железо трудновато искать. Да она-то уж и железо нашла — старый радиатор лежал в яме за огородами. Пришлось, правда, звать Кольку и Вовку, еле взволокли на тележку, зато за этот радиатор, а он почему-то оказался не железным, а медным, дяденька приемщик похвалил да еще в придачу дал три рубля с копейками — два дня после все ходили в кино и пили морс.Так что пусть Венька зазнается. Зато она осенью опять пойдет на зерносушилку, там тепло, печь большая, дров, правда, горит уймища, да зато пшеница быстро сохнет, только успевай ходи босиком и вороши зерно. А еще она осенью тоже пойдет в школу. А то Мария Кондратьевна, наверное, уж устала ходить по дворам в холода — шутка ли, десять ребятишек зиму сидели без пимов, без лопотин дома, а учительница ходила вечерами, учила их читать и писать. А этой осенью, говорят, всех учеников пошлют собирать колоски — год-то выдался неурожайный, засушливый.
Вот сейчас она дождется — выйдет Мария Кондратьевна, а Лидка и похвалится, что мамка портфель собралась ей купить и еще — платье. Заработала сегодня Лидка себе на обновки.
Наконец вышла сама Мария Кондратьевна, и Лидка вскочила:
— Здрасте, Мария Кондратьевна! А я уже тутока! — с готовностью говорит Лидка. — Я вашу Лучинушку тоже пригоню, вы не беспокойтесь. Мамка мне сказала, что у вас женское недомогание и что вас надо беречь...
— Спасибо, Лида, спасибо. Да беречь-то бы, Лида, всех надо, не только меня, время-то видишь сейчас какое... Ну, а ты как живешь?
— Ой, и не говорите, — всплеснула рукой Лидка. — Без слез и не расскажешь...
— Да что так?
— Как что: Маруська, паразитка, не обгулялась, Фекле хвост собака отцапнула, у мамки то и дело ноги болят, а тут сена дадут ли косить — прямо беда. Да еще стайка у Маруськи разваливается, как бы зимой волки не задавили нашу кормилицу...
— Ты уж постарайся матери помогать. Одна ведь ты у нее! Кто ж ей поможет. Скоро вот в школу пойдешь. Тебя бы сразу во второй класс можно зачислять — вон ты как быстро читать научилась...
— Я уж всю тетрадку, что вы давали, исписала... А мамке я помогаю, как не помогать — родная ведь она мне. Цельный день сегодня щекатурили у счетоводихи — портфель мне мамка посулила... — И вдруг Лидка разглядела, что глаза у Марии Кондратьевны, всегда голубые, улыбчивые, сегодня что-то красные, да и волосы висят по вискам паклей. Смотри ты, совсем седехонька, хворает, видать... Вишь, даже голову не прибрала, решила Лидка. А так-то она, Мария Кондратьевна, всегда опрятная: платье синее с пояском, у глухого ворота брошка цветочком — похожа на незабудку.
— Ладно, Лидушка, мамке поклон передай... Как-нибудь в другой раз забеги, дала бы я тебе еще тетрадку, да не убережешь до школы.
— Ой, спасибо! Оно и вправду у вас-то надежнее... А вы дяде Павлу Нилычу и дяде Кире будете писать — от нас с мамкой тоже поклон передайте и что мы ждем от них привета, как соловей лета. Я вот им табаку порублю — посылку пошлем... Ну, побежала я, Мария Кондратьевна, коров встречать.
И побежала Лидка без оглядки. Не видела она, как добралась учительница до крыльца, как ухватилась рукой за дверной косяк да и съехала на порог. В кармане у нее лежали два извещения: сын погиб геройски, а муж пропал без вести.